Сразу же был создан мозговой центр по изучению аппарата.
И начались сюрпризы. Двойная решетка с несовпадающими отверстиями оказалась двигателем машины, преобразователем времени в вакуум. Точнее - это аннигилятор, в котором время, сгорая, создавало вакуум в самом себе, придавая этим машине момент движения: машина втягивалась в вакуум - само время ее толкало. Чем больше сгорало времени, тем быстрее двигался аппарат. Все гениальное - просто, убедились исследователи.
Путь к созданию Машины был открыт.
Но, как и везде, великое и смешное в "Тайм-Хаузе" шли рука об руку. Пока инженеры бились над тайной двигателя, Комитет провел расследование о "рукоприкладстве" Лейн.
- Как вы решились на такой грубый поступок?
- А что было делать? - ответила Лейн.
- Вас учили - что делать.
- А вы попробуйте,- возразила девушка,- за сотую долю секунды остановить аппарат!
- На это вы прошли техотбор, тренировки.
- Да, я тренировалась еще и дополнительно.
- Поясните.
- Построила модель и тренировалась по шестнадцать часов в сутки.
- И что?
- Пришла к выводу, что так модель не остановишь.
-Почему об этом не доложили Комитету?
-- Мне ли спорить с авторитетами?
- И вы знали, что станете действовать не по инструкции?
- Сделала как сделала...
- Заранее действовать не по инструкции?
- Заранее,- согласилась Лейн.
- Но вы предполагали, что повреждения могут быть непоправимыми?
- Исправлять повреждения - дело техники.
Комитет был настроен миролюбиво, ведь "мудрые,- писал Гюго,- не строги". Да и кончилось все благополучно, тайна двигателя разгадана - Машина будет. Посовещавшись, Комитет принял решение: сто тысяч фунтов присудить ей, единственной девушке, вахтенному Лейн Баллантайн.
Машину изготовили через год. Испытали в лаборатории. Машина двигалась в прошлое, в будущее - пока на час, на день: конструкторы испытывали параметры.
Когда наконец протокол был подписан, занялись вопросом: куда направить первые рейсы? Большинство высказалось за прошлое - дочеловеческое прошлое, чтобы внезапное появление людей из двадцать первого века не породило у отдаленных предков мифов и культов. Рейсы были нацелены на палеогеновую эпоху - до тридцати, тридцати пяти миллионов лет назад. Машина была двухместной, и в первую пару исследователями назначили доктора физических наук Девиса и профессора Прайса.
Снаряжения, взяли немного: киносъемочную, звукозаписывающую аппаратуру, вмонтированную в очки, в авторучки; звукозаписывающий кристалл вставлен в перстень на руке Прайса. Приходилось, как при полете в космос,- учитывать граммы полезного груза.
Проводы состоялись в лаборатории, были будничными: прошлые волнения пережиты, новые - впереди.
- В путь добрый.
Тронут рычаг. Машина затуманилась, качнулась, качнулся в комнате воздух. И все исчезло.
Для тех, кто остался в лаборатории.
Девис и Прайс были отданы на милость Машины. Машина была запрограммирована так, что из кризисной ситуации могла вернуть исследователей быстро назад. Предусматривалось две остановки: в миоцене и олигоцене. Сразу же предстояло положиться на автоматику. Но Девис повел машину на ручном управлении: мало ли может встретиться неожиданно интересного!
Закружились на циферблатах стрелки, замелькали цифры пройденных веков и тысячелетий. Солнце металось по небу, потом наступила мгла - ледниковый период. Опять солнце, и опять ледниковый период - так до десяти волн. Потом выскочили из оледенений в смутную зелень континентального климата.
Сделали первую остановку. Холмы, река, в которой трудно было узнать Темзу, когда-то еще река будет названа Темзой. Пока что на Земле не было ни одного географического названия. Остановились в осени. Лес был желтым и красным. Небо в этот час голубело. От реки веяло холодом. Стояла тишина, как будто все живое уснуло. В воздухе не было птиц.
- Интересно, сейчас существуют миграции? - спросил Девис.
Прайс молча пожал плечами. В первобытной тишине странно прозвучал человеческий голос. Девис заметил это и смолк.
Вечернее солнце пристально глядело на них. Девис поежился.
Не от холода - от этого взгляда.
Воздух был стеклянный, с блеском, нигде ни дымка. Да и откуда ему быть?
Забрались в кабину - и опять бешеный бег стрелок, смутное мелькание за окном.
Второй раз остановились в олигоцене.
Та же река, холмы. Чуть затуманенный день, мошкара в воздухе. Лес поредел, некоторые холмы обнажились, будто бы облысели. Видимо, наступила полоса засушливых тысячелетий. Даже река заметно сузилась. И тут исследователи впервые услышали звук - трубный звук, несомненно, трубило хоботное животное. Да вот оно: раздвинулись камыши, коричневая громадина на коротких ногах, поводя хоботом, появилась ярдах в двухстах от Машины. Затрубила. Почуяла присутствие посторонних? Это была самка. Вслед за ней из камыша вылезли двое детенышей, величиной с крупных телят.
- Пожалуй, они встревожены,- сказал Прайс.
Самка с минуту оглядывала пришельцев, хобот ее шевелился, она нюхала воздух. Во всяком случае, у животного страха заметно не было. Исследователи тоже не чувствовали страха - смотрели.
Отнюдь противоборства здесь не было, каждый оставался сам по себе. Хотя и можно встречу оценивать как символическую. Животное повернуло назад в камыши. Детеныши, потоптавшись на месте, последовали за матерью, и семейство, так же внезапно, как появилось, исчезло в зарослях.
- Во всяком случае, нас предупредили, что мир населен и занят,засмеялся Девис.
- Хорошо, хоть это не носороги,- сказал Прайс.- Те кинулись бы на нас без предупреждения.
- Подумаешь, деликатность,- проворчал Девис и полез в Машину.
Преодолев глубь эпох на полмиллиона лет, они уже хотели возвращаться, как вдруг в динамике на запястье Прайса запело: три коротких сигнала, три длинных, три коротких - SOS.
- Бог мой! - воскликнул Девис.
Морзянка пела: SOS, SOS...
- Ущипните меня, Прайс!
- SOS, SOS, SOS...
Девис резко затормозил.
Минуты две исследователи слушали сигнал бедствия. Непостижимо!
- Однако...- Прайс порылся в портфеле, достал пеленгатор.Северо-северо-запад,- отметил вслух.- Пошли?
Первый выскочил из кабины.
- Будто бы совсем близко.
Они поднялись на холм - звук усилился. Спустились в лог.
Здесь протекал ручей, разросся кустарник.
Они прошли по ручью метров двести и остановились, пораженные. Перед ними был шалаш.
Самый настоящий шалаш, из ветвей, травы, дерна. Дверь, сделанная из пучков хвороста, перевитых волокнистым растением, полуоткрыта, и в шалаше кто-то был: слышался кашель.
Секунду Девис и Прайс стояли не шевелясь: откуда шалаш и кто может быть в нем? Но тут из двери послышалось:
- Входите, что же вы? Я вас жду.
Вот как - оказывается, исследователей в тридцати миллионах лет от их времени ждали!
Девис и Прайс нерешительно двинулись к шалашу, нагнувшись вошли в дверь.
На подстилке из веток - ни стола, ни какого-либо подобия стульев в шалаше не было - в потрепанном донельзя, продранном на локтях и коленях костюме лежал человек, исхудавший, кожа да кости, с седой бородой, гривой, казалось, не знавшими ножниц с сотворения мира.
Еще более удивительными были его слова:
- Вас жду, доктор Девис,- подал он руку,- и вас, Прайс, - пожал руку профессору.- А что знаю ваши имена - не удивляйтесь: у меня абсолютное знание.
Исследователи были поражены не менее, чем в ту минуту, когда увидели шалаш. Кто это мог быть? - вихрем проносились мысли у одного и другого. Только он - единственный человек в такой дали от двадцать первого века путешественник по времени.
- Да, да,- угадал их мысли Путешественник.- Я и никто другой. Извините, что не могу предложить вам уютных кресел и кофе. В последнем рассчитываю на вас.
Прайс молча отвинтил колпачок, подал Путешественнику термос.