В[1] 1858 году, во время пребывания Государя Императора в г. Минске, я подал на Высочайшее имя записку, касающуюся положения и жизни евреев. Для объяснения по этой записке я был вызван в Петербург Указом Святейшего Синода от 29 октября 1859 года, а Указом от 13 мая 1860 года был назначен преподавателем еврейского языка в Минскую духовную семинарию, причем мне было поручено заниматься изысканием средств для устранения затруднений, с которыми евреи, желающие перейти в Христианство, встречаются на пути к этой цели.

При подробном моем знакомстве с бытом евреев, чем я обязан своему еврейскому происхождению и пребыванию в иудействе до 34-летнего возраста, источники, из которых я должен был черпать материал для своей цели, мне были известны, а путь к этим источникам открыли мне поддержка со стороны преосвященного Михаила, бывшего архиепископа Минского, и сочувствие к моему делу со стороны многих евреев[2]. Благодаря этим благоприятным обстоятельствам с течением времени в портфеле моем собрался довольно богатый материал, пригодный не только для упомянутой цели, но и для разъяснения положения евреев вообще.

Материал этот состоит из значительного числа частных писем, записок, документов, актов и пр., которые по содержанию своему способны разоблачить внутренний замкнутый быт евреев лучше, чем все проведенные до настоящего времени научные исследования. Почетнейшее место в моем собрании занимает неизвестный еще до сих пор науке материал, состоящий из 1000 с лишним постановлений, решений и актов еврейских кагалов (общественных управлений) и бет-динов (талмудических судов), с которыми читателя познакомит эта книга.

Важность и значение этих документов состоит в том, что они представляют практическую сторону жизни нынешних евреев, во многом уже не соответствующую талмудической теории, на основании которой она сложилась и которую трудно представить тем, кто не воспитывался в стенах синагоги.

В Талмуде, например, нельзя найти ясных указаний на настоящие границы, до которых кагал и бет-дин простирают свою власть над частной жизнью еврея.

В напечатанных же нами документах эти границы обозначены весьма ясно и определенно. Особенного внимания в этом отношении заслуживают документы № 16, 64, 131, 158. Из этих четырех актов мы видим, что деспотизм кагала простирается до того, что еврей не может пригласить на домашний пир по случаю семейного праздника того, кого он хочет, или приготовить угощение по своему вкусу и желанию без предварительного разрешения кагала.

Например, мы ставим вопрос: что такое для еврея государственный закон?

В ответ на этот весьма важный вопрос Талмуд нам говорит: «Дине демалхуте дине», т. е. закон царский, закон обязательный для евреев[3]; в другом месте говорится, «что это постановление относится исключительно к вопросам, касающимся личных выгод Государей, но решения судебных мест никоим образом не могут быть обязательными для еврея»[4]; а третье место совершенно сбивает и спутывает даже то неясное представление, которое мы могли составить из двух прежних мнений:

«Рабонон микре малке», т. е. раввины – это государи[5]. Понятно, что после подобных ответов вопрос остается до конца неясным. Но, сверив эти положения Талмуда с кагальными постановлениями (под № 165 и 166), ответ будет и окончательный, и вполне ясный: евреи, служащие по выбору при нееврейском судебном месте[6], обязаны решать дела, разбираемые в их присутствии, не по внушениям совести или по государственным законам, а по указанию кагала и бет-дина.

Еще пример: как относится еврей, со своей национально-религиозной точки зрения, к собственности нееврея, движимой или недвижимой? По этому вопросу Талмуд[7] до того перемешал черное с белым или, вернее сказать, чистое с грязным, что любой еврей, кажется, в состоянии сбить с пути самого проницательного ученого-исследователя нееврея.

В 37 актах, приведенных нами в пятом примечании, читатель убедится, что кагал в своем районе продает частным евреям «хазака» и «меропие» право на владение недвижимым имуществом нееврейских жителей и на эксплуатацию любого нееврея[8].

Одним словом, из документов, изложенных в этой книге, мы видим, что кагал и бет-дин, которые до сих пор независимо управляют еврейской частной и общественной жизнью (как читатель увидит из нашей книги), не всегда обязаны руководствоваться Талмудом и что личные распоряжения и постановления этих учреждений, подтвержденные херемом, для еврея гораздо важнее Талмуда. Вот обстоятельство, по которому документы, изложенные в этой книге, очень важны.

Открывая, таким образом, внутренние пружины еврейского общественного строя, с которыми Талмуд не может нас познакомить, эти документы, как нельзя лучше показывают, каким путем и какими средствами евреи, при самых ограниченных правах вытесняли чужой элемент из городов и местечек своей оседлости, завладевали капиталами и недвижимым имуществом этих местностей и освобождались от конкурентов другой национальности в делах торговли и ремесленничества, как это случилось уже в западных губерниях России, Польше, Галичине и пр.

Какими чудесами целые департаменты, как рассказывал Наполеон I в своем письме к Champagny 29 ноября 1806 года, очутились в залоге у евреев, в то время когда они составляли самое незначительное меньшинство всего населения Империи (до 60 000)[9].

Почему, например, в протесте нееврейских жителей Румынии мы ныне слышим те же самые жалобы на евреев, что и в челобитной, поданной нееврейскими жителями г. Вильно царю Алексею Михайловичу в 1658 г.[10]

Почему все государства то давали евреям, то опять отнимали у них гражданские права. И, наконец, что важнее всего, в этих документах лежит ясный ответ на вопрос, почему все попытки нашего правительства изменить жизнь евреев не увенчались успехом в продолжение текущего столетия.

При такой несомненной важности представленных мной документов я счел своей священной обязанностью обратить на них внимание г. бывшего генерал-губернатора, и в 1866 году представил их вместе с прочими моими записками об улучшении быта русских евреев (из коих часть напечатана была в № 149, 151 и 173 «Виленского вестника» того года) бывшему главному начальнику края Константину Петровичу фон Кауфману, который для их рассмотрения 29 июля 1866 г. назначил под председательством г. В.А. Тарасова известную еврейскую комиссию, работающую и до сего времени над разъяснением вопросов, возникших в связи с представленным мною материалом, и которая побудила бывшего главного начальника Северо-Западного края графа Эдуарда Трофимовича Баранова к изданию известного циркуляра от 24 августа 1867 года об уничтожении еврейских кагалов.

После личного разбора многих из этих документов в переводе на русский язык и на основании отзыва о них со стороны председателя комиссии бывший попечитель Виленского учебного округа тайный советник Иван Петрович Корнилов дал мне средства на издание части документов в переводе на русский язык в размере 20 печатных листов.

Подлинность этих документов доказывают: а) сам ветхий вид их; б) однообразный почерк нотариуса, которым они написаны; в) подписи многих лиц, которые удается проверить по другим существующим источникам и, наконец, г) водяные знаки внутри бумаги «Б.О.Ф.Е.Б.», причем первый лист имеет дату 1790, а остальные – 1794 годом.