К счастью, все оказалось не так страшно. На шведской границе, примерно через два часа езды автобус остановился на таможенном посту среди леса и, пока водитель ходил в контору с документами, я, стоя по колено в снегу, успел выкурить горсть сигарет. Кто его знает, когда еще представится случай? Вернувшись в автобус и успев дважды наступить на ногу леди — ветерану арктических экспедиций, чем заслужил ее вечную ненависть, я еще раз просмотрел листовку «Экспресс 2000» и с облегчением обнаружил, что на маршруте предусмотрены три остановки.

Первая произошла вечером в Скеллефтее, Швеция, в маленьком придорожном кафетерии. Это было странное место. На стене в начале раздачи висело этакое электронное меню, где каждое блюдо снабжалось кнопкой, нажав на которую посетители давали кухне команду готовить заказанное. Потом следовало просунуть пустой поднос на раздачу, выбрать напиток и ждать вместе с кассиром минут двадцать, пока подадут еду. Не самый эффективный способ организации работы кафетерия, не так ли? Поскольку я стоял последним, а очередь почти не двигалась, я вышел покурить. По возвращении обнаружилось, что очередь стоит, как стояла. Я все же взял поднос и стал изучать меню. Что означают названия, было для меня загадкой, и я вдруг подумал, что могу заказать ненароком что-то из печени, которую патологически не выношу. В этой связи я решил ничего не заказывать, хотя был соблазн нажать все кнопки подряд и посмотреть, что из этого выйдет.

Вместо этого я взял бутылку пепси и маленькую булочку, но кассирша вдруг сообщила мне, что норвежские деньги здесь не принимаются. Это меня удивило, поскольку я всегда считал, что все северные народы — братья и у них свободное хождение валюты, как между Бельгией и Люксембургом. Под бдительным взглядом кассирши я отдал обратно булочку и пепси, ограничившись стаканом бесплатной ледяной воды. Порывшись в кармане куртки, я обнаружил бисквит, завалявшийся со времени перелета из Англии, и подкрепился им.

Когда мы вернулись в автобус, насытившись бараньими котлетами с овощами и/или бисквитом с ледяной водой, водитель выключил свет, и у нас не оставалось другого выбора, кроме как постараться уснуть. Мне долго не удавалось устроиться поудобнее. Испробовав все возможности, я наконец пристроился на сиденье, задрав ноги выше головы. В такой позиции я заснул глубоким и на удивление спокойным сном. Правда, норвежские монеты из моих карманов вываливались одна за другой, и их, как я полагаю, немедленно подбирала маленькая старая леди, о коленках которой я проявил такую трогательную заботу. Так прошла ночь.

Нас разбудили рано утром на следующей стоянке, на этот раз в местечке Хрен-Знает-Где, Финляндия. На самом деле оно называлась Муонио и было самым безлюдным населенным пунктом из всех, что мне случалось видеть: посреди тундры стояла бензоколонка с пристройкой, где размещалось кафе.

Здесь нас ожидали две новости, хорошая и плохая. Норвежскую валюту в кафе принимали, но взять за нее что-нибудь съедобное было нечего. Шоферу с напарником дали большие тарелки с дымящейся яичницей, картошкой и беконом. Для пассажиров ничего похожего не приготовили. Я взял бутылку минеральной воды и ломтик черствого хлеба с прошлогодним сыром, за которые с меня стрясли целых двадцать пять крон. Позднее, когда водитель с напарником пили кофе, безуспешно пытаясь подавить сытную отрыжку, я и другие пассажиры бродили по магазинчику, в котором продавались ремни охлаждения радиатора и лопаты для уборки снега.

В семь тридцать мы снова отправились в путь. Остался всего-навсего один день, думал я, стараясь приободрить себя. Пейзаж был невыносимо скучным: миля за милей тянулась снежная пустыня с чахлыми березовыми рощицами. Вдоль дороги, а зачастую и на ней, паслись северные олени, слизывая разбросанную на льду соль. Мы проехали пару деревень, которые выглядели заброшенными и безжизненными. Окна в домах, похоже, отродясь не знали, что такое рождественские огни. Солнце, только что поднявшееся над низкими холмами, повисело в нерешительности и снова спряталось. Больше я его ни разу не видел за все три недели своей поездки на север.

Около пяти часов мы проехали через длинный, пустынный мост, связывающий материк с островом Квалёйа, на котором находится Хаммерфест. Мы достигли крайней северной точки, до которой можно добраться на общественном транспорте.

Хаммерфест невообразимо далек — в 1000 милях на север от Шетландских островов, в 800 милях от Фарер, в 150 милях севернее даже моего знакомого профессора, преподававшего в университете в Тромсё. Теперь я был ближе к Северному полюсу, чем к Лондону. Мысль об этом вдохновила меня, и я прижался носом к холодному стеклу.

Мы подъехали к Хаммерфесту по извилистой дороге, проложенной вдоль побережья, и когда он наконец оказался в поле зрения, то поразил воображение — сказочная страна золотых огней, разбежавшихся по окрестным холмам и обступавших темный залив. Я представлял себе Хаммерфест как деревню — несколько домов вокруг маленькой гавани, церквушка, один сельский магазин и, если повезет, бар. Но это оказался хоть и маленький, но настоящий город. Дела пошли на лад.

Я остановился в гостинице «Хайа» на набережной. Комната была маленькой, но с телефоном, цветным телевизором и ванной. Свалив свои вещи, я отправился взглянуть на Хаммерфест.

Он казался вполне приятным городком, в духе «Слава-Богу-что-я-живу-не-здесь». Гостиница находилась недалеко от портовых офисов и пакгаузов, имелась также пара банков, очень большой полицейский участок и почта с шеренгой телефонных будок по фасаду. Какой-то искатель развлечений сбросил с полок все телефонные справочники, которые болтались теперь на цепочках, придуманных для борьбы с воровством.

Я пошел по главной улице, называвшейся Страндгатан, которая тянулась примерно на 300 метров вдоль набережной и вмещала множество полезных заведений — булочную, книжный магазин, кинотеатр (закрытый), кафе под названием «Коккен'з», ратушу и темную громаду рыбоперерабатывающего завода. Гирлянды рождественских огней через равные промежутки украшали улицу, но все магазины были закрыты, и нигде не было заметно никаких признаков жизни. Только изредка мимо стремительно проносилось такси, будто спеша по неотложным делам.

На улице было холодно, но не так, чтобы очень. Это порадовало меня, потому что в Осло я чуть не купил за 400 крон русскую ушанку. Я ненавижу две вещи: стоять в толпе и оказываться всеобщим посмешищем, каковым я чуть было не заделался в этой шапке. Но теперь в ней нет необходимости.

Еще одна дорога, извиваясь вдоль порта, вела на узкий мыс. Примерно через полмили мне открылся прекрасный вид на город, покоящийся в расселине между черных гор, как в гигантской ладони. Сам залив был невидим, только монотонный шум волн подсказывал, что там море. Но сам город был удивительно ярким и уютным — этакий оазис тепла и света в бесконечной полярной ночи.

Удовлетворенный первоначальным знакомством, я отправился обратно в отель, где съел легкий для желудка, но весьма ощутимый для кармана ужин и благодарно залез под одеяло.

Ночью меня разбудила буря. В окне как бешеный кружился снег и завывал ветер. В небе полыхали молнии. Никогда в жизни не видел молний во время снежного бурана. Бормоча «Господи Иисусе, куда меня занесло?», я снова зарылся в постель. Не знаю, в котором часу я проснулся, но провалялся в постели, наверное, целый час, пока не сообразил, что светло вообще не будет. Тогда я встал и посмотрел в окно. Буря все еще бушевала. В автопарке полицейского участка, прямо под моим окном, две машины с надписью «POLITI» превратились в сугробы, из которых торчали только крыши.

После завтрака я отважился выйти в бурю. Улицы были пустынны, снег подпер сугробами все двери. Уличные фонари мотались как сумасшедшие, отбрасывая колеблющиеся тени. Рождественские гирлянды посрывало со столбов. По дороге неслась подхваченная ветром картонная коробка, высоко взмывая над землей. Было холодно как в колбе с жидким азотом. Теперь я пожалел о том, что не купил русскую ушанку. Ветер гнал острую ледяную крошку, которая обжигала щеки и не давала глубоко вдохнуть. У меня с собой был шарф, которым я обмотал лицо «а ля бандито», и потащился дальше, шатаясь под порывами ветра.