Чарли долго рассматривал нас обоих. Затем на его лице появилась легкая усмешка.
— Можно сказать, — произнес он нормальным голосом, — расколол ты меня.
И вышел, притворив за собой дверь. Беннет тупо уставился на меня:
— Не понял.
— И я тоже, — согласился я с ним. — Это интересно будет выяснить. Почему бы вам не спросить его?
— Уж спрошу, будьте покойны, — решительным тоном пообещал Беннет. — Слишком долго он водил меня за нос.
— Думаю, это было несложно, — сказал я как можно любезнее.
Я открыл дверь и вышел в ночь на свежий воздух. Предстояло все же навестить Стеллу Гибб и задать ей несколько существенных для дела вопросов. И если уж я выбрал для визита неподходящий момент, то все же скорее ее парню, а не мне суждено оказаться в неудобном положении.
В двадцати футах от меня дверь домика неожиданно распахнулась, и кто-то вышел наружу. На секунду он оказался в лучах света. Но я и без того в любом месте и при любом освещении узнал бы этого человека с бородкой и в набедренной повязке. Кто сказал, что нет пророка без чести, разве только в отечестве своем?
Затем дверь вновь закрылась, и ?пророк? мгновенно растворился в ночной тьме. Я сделал по направлению к домику несколько шагов, как вдруг меня как будто что-то тряхануло, и я понял, что тоже оплошал. Домик, из которого только что вышел Учитель, вовсе не принадлежал Стелле Гибб — был почти вдвое меньше домика Стеллы.
Я на минуту задержался, чтобы подумать обо всем случившемся, как вдруг в голове у меня стало так же темно, как и вокруг. Я упал на землю и смутно, как будто откуда-то издалека, услышал злобное шипение:
— Поделом тебе, умник!
Сколько времени я провел за шторами тьмы, я не помню. Первое, что почувствовал, когда очнулся, была приятная прохлада ночного воздуха у меня на лице и что-то мягкое и теплое — под головой.
Я медленно открыл глаза и понял, что мой затылок покоился на весьма конкретной груди, намного более мягкой, чем грудь матери-земли. Я слегка приподнял голову и увидел наблюдающие за мной темные, прозрачные, как вода, глаза.
— Вы в порядке? — нежно спросил женский голос.
— Чувствую себя прекрасно, — пробормотал я. — Только позвольте мне полежать тут еще парочку часов, пока голова не пройдет.
— Мне кажется, вам действительно стало лучше, — сказала женщина. — Мой домик находится всего в нескольких шагах отсюда. Как вам кажется, вы сможете дойти?
— Разумеется, — сказал я. — Если вы позволите мне крепко держаться за вас по пути.
Я поднялся на ноги, и земля резко наклонилась сперва в одну сторону, потом в другую. Я обнял женщину рукой за плечи, и мы медленно побрели к хижине. Войдя, она тут же включила свет, и я плюхнулся в кресло.
На ней уже не было того белого балахона, в котором я увидел ее впервые. Она была одета в белый свитер и черные шорты. Я с удовольствием отметил, что ее новая одежда открывала ничуть не худшую перспективу, чем прежняя.
— У вас из раны на голове немного идет кровь, — сказала Элоиза. — Я промою ее. Что случилось?
— Кто-то меня ударил, — сказал я. Логический ответ на поставленный вопрос.
Она ушла на кухню и через минуту вернулась с горячей водой, полотенцами и антисептиком. Я поморщился от боли, когда она начала промывать рану, но затем, собрав свое мужество в кулак, я смог сдержать вопли и стоны.
Потом она налила мне выпить и угостила сигаретой. Мне стало лучше, если не считать этой дикой головной боли.
— Рана не очень глубокая, — сказала она. — Думаю, не придется даже накладывать швы.
— Вот и славно, — сказал я. — Спасибо, Элоиза. Она улыбнулась.
— Повезло, что так получилось. Чуть было не упала, споткнувшись о вас. Я направлялась в офис к Ральфу… мне надо было с ним повидаться, и тут я споткнулась…
— Безмерно вам признателен, — сказал я. — Кстати, вы там случайно Чарли где-нибудь поблизости не видели?
Она отрицательно покачала головой:
— Нет, а вы его искали?
— Я думаю, это он меня искал. И нашел.
— Вы полагаете, это Чарли вас ударил? — Глаза ее широко открылись в ожидании ответа.
— Бутылью в три четверти литра ржаного виски, — сказал я. — Он совсем отбился от рук, уже перестал соображать, на что надо употребить выпивку.
— С чего бы это Чарли стал вдруг делать такие вещи?
— Думаю, что он меня не любит, — сказал я. — Но это длинная история, и она напоминает мне, что пора заняться делом. Поэтому, если вы мен извините, то я… — Я встал на ноги, и комната резко наклонилась в сторону, как горизонт, — там, в ночи у хижины, когда я поднялся в первый раз. Я снова упал в кресло.
— Не глупите, — серьезным тоном сказала Элоиза. — Вам, по всей вероятности, еще рано передвигаться. У вас сильный ушиб, а может быть, и сотрясение мозга. Полагаю, нужно вызвать врача.
— Нет, — сказал я. — Никаких врачей. Со мной все будет в порядке через минуту. Не возражаете, если я посижу здесь еще немножко?
— Разумеется, не возражаю, — сказала она. — Я приготовлю кофе. Как думаете, вам кофе не повредит?
— Думаю, не повредит, — сказал я. — Так же как не повредит сидеть вот здесь и смотреть на вас.
Она скромно улыбнулась и снова ушла на кухню. Через десять минут она вернулась и принесла кофе. Он был ароматен и крепок. Она села напротив, положив свои темные от загара ноги одна на другую, и стала смотреть, как я пью кофе.
— Вы — прекрасная девушка, Элоиза, — сказал я. — Вот одного только не могу понять — почему вы здесь?
— А где же мне еще быть?
— И с каких пор вы увлекаетесь этим солнцепоклонством?
— С тех пор, как я впервые встретила Учителя, — сказала она. — Когда он в первый раз приехал на Лысую гору.
— Ну и как? Прибыльное дельце? Она улыбнулась и покачала головой.
— Вы заблуждаетесь, лейтенант. Я не получаю никакой оплаты за то, что я здесь делаю. Понимаете ли, я верю в него.
— Вы шутите, — сказал я. — Та чушь, которую он несет, — лишь для ушей простаков. Она поджала губы.
— Никому не возбраняется иметь на все свою точку зрения, лейтенант. Так случилось, что я поверила в Учителя. Он — человек кристальной честности. Вы ведь не откажетесь признать, что вы сами, хотя и не разделяете его веры, попали под впечатление его искренности?
Теперь была моя очередь покачать головой.
— Единственное, что впечатляет меня в этой истории, так это те суммы, которые вы собираете с этих простофиль.
— Вы стоите на ложном пути, лейтенант, — сказала она непреклонным голосом. — Но спорить с вами все равно бесполезно.
— Ну ладно, — сказал я. — Я не из тех, кто нарушает законы гостеприимства. Я поверю вам. Можно попросить еще немного кофе?
— Конечно. — Она вновь наполнила мою чашку.
— Держу пари, что Учитель тоже не из тех, кто нарушает законы гостеприимства, — сказал я. Ее брови слегка приподнялись.
— Я вас не понимаю, лейтенант?
— Вы ведь его помощница, не правда ли? — сказал я. — Что-то вроде жрицы? Или есть еще название ?близкий друг?. По-моему, вы оба весьма близко знаете друг друга.
— Пожалуйста, давайте без оскорблений!
— Я видел, как он выходил из вашего домика непосредственно перед тем, как Чарли ударил меня по голове, — сказал я. — Он что, забегал на чашечку кофе?
— Думаю, это вас нисколько не касается, — сказала она ледяным тоном. — И мне нечего стыдиться и нечего скрывать! Учитель — замечательный человек и к тому же настоящий мужчина. И для меня большая честь служить ему. Вас это удовлетворяет, лейтенант?
— Об этом не меня надо спрашивать, — пробормотал я. — А Учителя. Она вскочила на ноги.
— Вы уже достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы сейчас же удалиться?
— Полагаю, что да, — сказал я.
Я допил кофе и встал на ноги. На этот раз комната осталась на месте. Если не считать головной боли, я чувствовал себя нормально.
— Меня вот только беспокоит один вопрос, — сказал я Элоизе. — Что же все-таки вас больше привлекает в Учителе — его религиозная искренность или его мужская состоятельность?