Стоявший за дверями изменил тактику: теперь он вообще не отнимал палец от кнопки, и пронзительный звон резонировал в моих нервах, как в струнах. Я рывком распахнул дверь, и звон внезапно оборвался, потому что тело звонившего упало к моим ногам. Никакой машины у ворот я не заметил. Убрав револьвер в карман, я посмотрел на безвольное тело, неуклюже распростертое у моих ног. Оно лежало лицом вниз, панбархатное платьице задралось до пояса, приоткрыв черные минитрусики. Я ногой перевернул тело на спину. Оно определенно принадлежало Маризе Варгас и совсем не выглядело мертвым, потому что ресницы предательски подрагивали. Я не знал, радоваться мне или огорчаться.

Ресницы снова затрепетали и уже не захлопнулись.

Умоляющий взгляд синих глаз напомнил мне, что Мариза Варгас — тоже человек, причем человек, нуждающийся в помощи, и вокруг не было никого, кроме меня, кто ей эту помощь мог оказать. Я продел руки ей под мышки и втащил в гостиную, а потом взгромоздил на кушетку.

— Холман, — прошептала она, — что ты такое ему ляпнул?

— Кому? — тупо переспросил я, — Он вылетел как сумасшедший, — продолжала она. — Он ударил меня — кулаком! — прямо в живот. — Она тяжело покачала головой. — Я думала, что умру!

— Но не умерла ведь, — заметил я.

— Выродок бессердечный! — прошептала она.

— Хочешь выпить?

— Я ничего не смогу сейчас проглотить!

— Может, он тебя еще и изнасиловал?

Она повернула голову ко мне так резко, словно кто-то отпустил пружину.

— А если и так? — Синие глаза широко и тревожно распахнулись.

— Что тогда?

— Тогда у тебя есть еще минут десять, — мрачно произнес я, — чтобы выпить что-нибудь на прощанье.

Она резко села и осторожно прижала обе руки к животу.

— Но ведь ты не думаешь, что я тебя обманываю?

— Может, и нет, — пожал я плечами. — Но ты так старательно умирала, а теперь вдруг раздумала!

— Я — что? — Она еще больше расширила глаза. — Ах ты, сукин сын! — Она медленно ухмыльнулась. — Ах ты, хитрый притворщик! Знаешь что? Мне и правда полегчало!

— Это знаменитая шоковая терапия Холмана, — гордо сказал я. — Завершает лечение доза алкоголя.

Я подошел к бару, сотворил два стакана живой воды и вернулся с ними на кушетку. Мариза свесила с кушетки ноги и вдруг быстро натянула панбархатное платьице на бедра.

— Тебе определенно полегчало, — заметил я. — Изнасилование, оказывается, полезная вещь. Об этом стоит подумать.

Она взяла у меня стакан и выпила, не отрываясь, до дна.

— Здорово! — Она деликатно выпустила ртом воздух.

— А Вилсону я рассказал о найденном теле девушки, — сообщил я. — Кажется, это полностью изменило его планы.

— Вот почему он ударил меня! — простонала она.

— Меня тоже. — Я потрогал щеку.

— Слабое утешение, — скорчила она гримаску. — Ты не хочешь вырыть где-нибудь глубокий погреб, чтобы я могла пересидеть бурю?

— Сначала я хочу выслушать твою историю, — сказал я. — Но это тоже может подождать. У меня в холодильнике есть говядина. Я сейчас кое-что приготовлю, а ты пойди в душ.

— Самое разумное предложение за весь вечер. — Она встала, застонав от боли. — Такое чувство, что все внутренности кувырком!

— Обычно они встают на место через пару дней, — успокоил я.

— Если ты и дальше будешь таким образом выражать свое сочувствие, то я разрыдаюсь! — Она пристально посмотрела мне в лицо. — На челюсти у тебя появляется замечательный синяк. Очень лечебное зрелище! Мне уже гораздо легче.

После обеда с бифштексом и сердечных капель — бурбона со льдом боль почти прошла. Когда Мариза вышла из ванной, я не спеша принял хороший горячий душ, надел чистую рубашку и слаксы. Напротив меня на кушетке по-кошачьи свернулась Мариза в джинсах и оранжевом топе, со своими сердечными каплями — скотчем с содовой. Выглядела она свежей и цветущей. Белокурые локоны были тщательно собраны в нелепое крохотное облако, и, если бы не известный порнофильм, она бы сошла за соседку-студентку. Наверное, мне очень повезло. Моя соседка носила сильные очки, скобы на зубах и лупила меня, тогда еще пацана, почем зря каждую субботу за то, что я отказывался признать, что она не толстая, а просто пышная.

— Я, в общем, не возражала, чтобы он завел женщину, — говорила Мариза. — Честно! Но эта Гейл Коринф такая лицемерная сука!

— Вы с ней не поладили? — проявил догадливость я.

— Она долго заигрывала со мной, пока не убедилась, что папочка крепко сидит на крючке и можно больше не беспокоиться. Тогда она стала изображать из себя этакую старшую сестру, знаешь? «Почему бы тебе не сделать другую стрижку, дорогая? Почему бы тебе не завести друзей твоего возраста? Твой папа теперь известный человек, а не провинциальный академик, милочка, и он не может уделять тебе столько же времени, как раньше!» В конце концов она так достала меня, что я больше не могла. Мы крупно повздорили пару раз, и угадай, кто первый успевал доложить папочке свою версию? — Она пожала плечами. — Наконец я решила, что ему будет легче, если перестану путаться у них под ногами, и ушла из дому.

— Куда?

— У меня почти не было денег — пара сотен долларов, и все. Я сняла комнату в жуткой развалюхе, именовавшейся отелем, в Западном Голливуде. Считала, что мне пора самой зарабатывать себе на жизнь. — Она криво усмехнулась. — И вот, представь себе меня тогда: двадцать два года от роду, комплекс по поводу отца, который надо изживать, и необходимость чем-то заняться!

Зарабатывать на кусок хлеба! Естественно, все мои воздушные планы рухнули один за другим, и все, что мне осталось, — это сидеть в проклятой развалюхе и рыдать дни и ночи напролет.

— Но потом что-то произошло? — подтолкнул я.

— Это случилось в пятницу вечером. У меня оставалось три бакса, а в понедельник предстояло платить за комнату. Я бы бросилась в реку, только где ты возьмешь реку в Западном Голливуде? И тут под мою дверь просунулась сложенная газета, сложенная так, чтобы нужное объявление первым попалось на глаза, но, если я плохо умею читать, его в придачу обвели чернилами. Звучало оно примерно так: "Хороший заработок! Приглашаются. привлекательные девушки без предрассудков для участия в киносъемках. Специальной подготовки не требуется.

Позвоните Бонни..." Дальше ты знаешь.

— И ты позвонила Бонни? — спросил я.

— На следующее утро я явилась к ней сама. Она сказала, что, по ее мнению, я прекрасно подойду, но что надо сначала поговорить с продюсером. Мы отправились в гараж, и она представила меня этому непризнанному гению Дэнни Бриджсу. Он тоже счел, что я прекрасно подойду, и предложил начать в тот же день. Они платили пятьдесят баксов наличными в день. Так почему бы и нет, решила я. Мы начали со статических фотографий. — Она покусала нижнюю губу. — Знаешь, как объезжают лошадей? Мало-помалу ломается сопротивление. Сначала снимаешься в нижнем белье в позе засохшего бутерброда. Потом то же самое нагишом. Потом тебе говорят: а как насчет ввести в кадр еще кого-нибудь? Для оживления? А как насчет того, чтобы ты и Бонни...

— Понятно, — кивнул я. — А потом и кино, да?

— Мне уже стало все равно, — свирепо произнесла она. — Я твердила себе, что в этом виноват мой папочка. Если ему наплевать, что со мной, то и мне тоже наплевать! В конце концов я даже начала получать от этого удовольствие. Ты видел фильм, где мы с Бонни...

— Твой отец показывал его мне, — перебил я.

Она медленно покраснела и отвернулась.

— Не понимаю, какого черта я краснею! Я делала и похуже. Но тебе ведь все равно, правда? В конце концов я... ну.., не такая. По-моему, две девушки вместе — это на самом деле ноль. Но поскольку это значило пару лишних сотен... Поверь, для меня они оказались совсем не лишними.

— А как в твоей жизни появился Вилсон?

— Он пришел однажды в студию. Дэнни познакомил нас и намекнул мне, чтобы я вела себя с ним поласковее, потому что Вилсон — человек денежный. Я и вела себя с ним поласковей. Я столько раз занималась этим с совсем незнакомыми мужиками просто ради куска хлеба, что плюс еще один — какая разница? Просто ради подстраховки.