Мне вспоминались почему-то персонажи Вудхаус, хотя я сознавал, что Маккензи нисколько не был на них похож. Когда я вышел из-под душа и уже почти досуха вытерся, прозвенел дверной звонок.

Я зашел в спальню, надел халат, вынул из верхнего ящика письменного стола пистолет и опустил в карман, который немного провис под его тяжестью. Ну да черт с ним! Лучше быть не слишком элегантным, но живым, чем красиво одетым, но мертвым. Подойдя к двери и чувствуя себя настоящим храбрецом, я приоткрыл ее на два дюйма. Возможно, всю свою фанаберию она оставила в лифте, но у двери стояла Клеопатра с растерянной улыбкой на лице. Я открыл дверь пошире, примерно на восемнадцать дюймов, и пригласил ее войти. В прихожей она дождалась, пока я запру дверь, затем извиняющимся тоном спросила:

— Я подняла вас с постели?

— Я принимал душ, — ответил я.

— Не рискнула бы потревожить вас, если бы это не было так срочно. — Она сняла белый шелковый плащ и подала его мне. — Я не отниму у вас много времени, мистер Бойд.

— Дэнни, — сказал я.

— Дэнни. — Выражение ее темных глаз немного потеплело. — Алиса — дурацкое имя. Обычно друзья зовут меня Лиз.

— Хотите выпить, Лиз? — спросил я.

— С удовольствием. — Она окинула меня оценивающим взглядом. — Дэнни, эти волосы на вашей груди... они настоящие?

— Нет, я должен вернуть их обратно утром, — ответил я. — На ночь беру их напрокат за небольшую цену у маленького старичка, изготовляющего парики и выращивающего шампиньоны в нашем подвале.

Мы зашли в гостиную, я приготовил пару напитков, один дал ей, свой же унес в спальню, где снял старенький халат и надел модную рубашку со слаксами. Проверил свой профиль в зеркале. Он, как всегда, был на высоте; дружески улыбнувшись и радостно помахав ему рукой, я вернулся в гостиную.

Лиз Эймс сидела на кушетке, держа в одной руке стакан с виски, в другой сигарету. Когда она скрестила ноги, ее белые шелковые кюлоты мягко прошелестели. Меня занимал вопрос, зазвенят ли ее металлические нагрудники, если она станет отплясывать хулу.

— Я хочу вас кое о чем попросить, Дэнни, — сказала она. — Нельзя ли еще раз прослушать пленку.

— Всю?

Она энергично кивнула:

— Да, всю!

Я несколько иначе представлял себе занятие любовью, но подумал, что чем дольше она пробудет в моей комнате, тем лучше сумеет оценить мой профиль. Поэтому вынес из спальни магнитофон, поставил его на кофейный столик и нажал кнопку. Она слушала с напряженным вниманием, пряча глаза за накладными ресницами; наконец вкрадчивый голос Вейланда попрощался во второй раз. Я выключил магнитофон, сел в кресло напротив нее и, потихоньку прихлебывая свой напиток, ожидал, что будет дальше.

— Спасибо, Дэнни, — произнесла наконец Алиса. — Вы когда-нибудь встречались со Стирлингом?

— Пока нет, — ответил я.

— Не думаю, что это его голос, — сказала она вдруг. — Согласна, он очень похож, но это не его голос.

— Кому могло понадобиться такое?

— Не знаю. — Ее широкий рот растянулся в прежней, знакомой уже мне хищной ухмылке. — Я долго думала об этом после того, как в первый раз прослушала ленту в квартире Стирлинга. То, что говорится обо мне и Эде Нормане, не только ложь, но и ужасное оскорбление для меня. Я скорее бы легла в постель с первым попавшимся швейцаром, чем с этим тощим кроликом. — Она не отводила взгляда от моих глаз. — Быть любовницей — значит сознавать, что все может кончиться в любую минуту. Если завтра Стирлинг потеряет ко мне интерес, я останусь с деньгами, которые он положил в банк на мое имя в начале месяца, с квартирой, оплаченной до конца квартала, несколькими драгоценностями, дорогой одеждой — и это все! То же самое я получу, если он неожиданно умрет, так что посудите сами, какой смысл мне его убивать?

— Все зависит от того, кто говорит правду про Эда Нормана — вы или голос на пленке, — сказал я.

— Мне кажется, я знаю, кто живет с этим недоделанным кретином Норманом, — резко оборвала меня Алиса. — Эта сука Шери!

— Там говорилось, будто Вейланд имеет против жены что-то такое, из-за чего она не может сама подать на развод. Из-за чего же? — поинтересовался я.

— Не знаю, в чем там дело, но, думаю, так оно и есть. С тех пор как я стала его любовницей, ему доставляло большое удовольствие демонстрировать это перед ней. Так что она могла получить столько доказательств его неверности, что их хватило бы на десять разводов.

— Однако все-таки остается вопрос, который я задал в начале нашего разговора: кому могло понадобиться подделывать голос Вейланда?

Алиса медленно потягивала виски, затем, посмотрев на меня поверх края своего бокала, задумчиво произнесла:

— Наверно, это прозвучит дико, но предположим, что Стирлинг уже мертв. Может быть, кто-то уже убил его, а потом подделал голос и организовал этот так называемый прием? Убийца понимает, что тело рано или поздно найдут и вы отнесете пленку в полицию. Это даст им пятерых подозреваемых, не правда ли?

Я улыбнулся:

— Вы сами сказали, Лиз, что это довольно дикая идея.

— Не беспокойтесь о диких идеях, — ответила она холодно. — У меня их полно. Например, с чего это Стирлинг внезапно решил нанять вас и вашего друга лакея?

Я всегда считала, что частные детективы должны быть крутыми ребятами, а тут Тетчер справился с вами безо всякого труда. Как это понимать? — Ее иронический смешок болезненно задел мое самолюбие. — Вы в этой схватке оказались больше похожи на щеголеватого хлыща, чем на частного детектива.

— Просто я недооценил Тетчера, — промямлил я невразумительно. — Второй раз такого не случится!

С чего вы решили, что этот лакей мой друг?

— Зачем же он тогда направил пистолет на Тетчера и, между прочим, заодно всем дал понять, что никто не осмелится уничтожить пленку?

— У вас очень недоверчивый склад ума, Лиз. — Я вынул из бумажника письмо, лежавшее в пакете Вейланда, и протянул его ей:

— Думаю, вы должны знать его подпись?

Она быстро прочла записку и отдала ее мне:

— Подпись выглядит подлинной. Но тот, кто так хорошо сымитировал голос, мог подделать и подпись.

— Не понимаю, где вы держите змею, которую должны будете приложить к своей груди, — вздохнул я. — Но то, что она где-то здесь, я уверен!

— Есть способ легко доказать, что вы парень что надо, — сказала она небрежно. — Или дайте мне эту пленку, или уничтожьте ее при мне.

— Шутка — хорошая вещь, — проворчал я, — но, как сказал один сиамский близнец другому, то, что ты просишь, невозможно.

Она пожала обнаженными загорелыми плечами:

— По-моему, я не так уж много прошу, Дэнни. Ведь пленка все равно поддельная. — Розовый кончик ее языка медленно прошелся по верхней губе, увлажнив ее. Тлеющий уголек в темных глазах медленно разгорался пламенем. — Я очень практичная девушка и буду рада выказать вам мое расположение самым практическим образом.

— Вы вводите меня в искушение, — ответил я холодно, — но мне заплатили тысячу долларов, чтобы хранить эту пленку в надежном месте и не передавать ее в другие руки.

— Что ж, значит, мне придется признать свое поражение. — Она встала. — Можно мне воспользоваться вашей ванной комнатой?

— Конечно, — сказал я. — Через спальню, потом направо.

Она протянула руку, чтобы взять с дивана свою украшенную драгоценностями вечернюю сумочку, — и на какую-то долю секунды время как бы остановилось.

Я смотрел, как ее пальцы сжали один край сумочки, и ждал, когда она поднимет ее, но ничего подобного не произошло. Затем она схватила сумочку обеими руками и крепко прижала к обнаженному животу. Необъяснимая задержка была, должно быть, всего лишь оптической иллюзией, и я подумал, не следует ли мне сходить к врачу и проверить свою печенку.

— Я ненадолго, Дэнни. — Грациозно улыбнувшись, она направилась в спальню.

Я подлил себе виски и поудобнее устроился в кресле, а минуты через две услышал, как она ласково произносит мое имя. Повернув голову, я увидел, что она направляется ко мне с застенчивым, донельзя фальшивым выражением лица. Сумка все так же была прижата к животу, но в ее облике произошло одно существенное изменение — металлических нагрудников не было.