Герв сидел возле пленников, прислонив голову к стволу дерева. При виде ее он выпрямился, но ничего не сказал, когда она принялась рыться в кухонной утвари. Отыскав в конце концов то, что ей было нужно, она решительно направилась к лошадям.

Господи, за это Ты должен дать мне две пары ангельских крыльев.

Селик спал дольше, чем обычно. Дала себя знать усталость последних дней. Неугомонная ведьма все-таки удрала, чему он совершенно не удивился. Дуреха никак не желала подчиняться его приказам и делала что хотела.

Селик ощетинился, вспомнив, как Рейн напала на него накануне из-за скальпов. Животное. Зверь. Надо же… Впрочем, возможно, она права.

Но ведь она все осуждает, что он ни делает. Ведет себя так, словно он шаловливый котенок. Ха! Лучше бы ей поостеречься, а не то она скоро поймет, что попала в лапы к тигру, который не прочь ею пообедать. Селик улыбнулся своей шутке. А что если повторить ее вслух при ней? Нет, не стоит. Вряд ли она оценит ее, тем более если у нее такое же настроение, как вчера.

Селик вылез из-под теплого мехового одеяла, удивляясь, как это он до сих пор чует соблазнительный аромат «Страсти», и покачал головой, вспомнив, что всего три дня назад он и слыхом не слыхивал о Рейн. А сейчас ему казалось, будто она была всегда. Какая же она чудная! Выдумщица. Надо же, дать имя запаху! Может, она и мылу дает имя? Он улыбнулся. Или гребенке?

Селик широко зевнул и, почесав грудь, принялся натягивать на себя чистые штаны и темно-синюю тунику, которую затянул широким, сплетенным из серебряных нитей поясом, после чего надел на руки тяжелые браслеты и вспомнил, как один раз Астрид надела их на него, ласково коснувшись пальчиком прекрасной гравировки.

Он подошел к костру, возле которого суетилась молодая пленница. Она вытащила из углей несколько хлебов и положила их остывать на камень. Чтобы не ждать и не мучиться от голода, Селик схватил один хлеб и стал перекидывать его из руки в руку, чтобы он побыстрее остыл.

Он ни слова не сказал девушке, словно не заметил, что она не связана веревкой, представляя, как радовался Убби, передоверяя ей свое хозяйство.

Разломав горячий хлеб, он с жадностью откусил кусок и отправился к лошадям, которым Убби раздавал драгоценный корм, добытый им накануне.

— Ты нашел Свейнна? — спросил Убби, не отрываясь от работы.

Селик кивнул.

— И Регнора?

— Да. И Тостига, и Йогейра, и Вигия тоже, — с раздражением проговорил он.

— Всех похоронил?

— Всех. Больше ничего нельзя было сделать. Не разводить же погребальный костер. Огонь привлек бы саксов. И так…

Он замолчал, но Убби слишком хорошо его знал и понял, что саксы пришли и погибли от руки Селика.

— Мой господин, это должно когда-то кончиться.

— Глупый ты человек, какой я тебе господин? Я — проклятое ничто.

Убби тяжело вздохнул, непривычный к такому проявлению чувств своего господина. Да еще, Боже милосердный, в глазах Селика блеснули слезы! Слезы! Все с ума посходили, что ли?

— Слушать тебя не хочу, — со страстью произнес Убби. — Ты так же благороден, как самые благородные из благородных. Просто твоя дорога не такая гладкая. Дальше будет лучше. Я-то уж знаю.

— Не такая гладкая? Да у меня сплошные валуны на пути. — Он огляделся. — А куда улетел мой ангел-хранитель?

Убби виновато посмотрел на него и отвел глаза.

— Святой Тор! Что еще?

— Посмотри-ка правую ногу Яростного, хозяин. Она мне не нравится.

— Где она?

— Кто?

— Божья посланница! Кто же еще, черт подери?

— Ты действительно веришь, что ее тебе послал Бог?

— Нет, я думаю, это Локи решил сыграть со мной шутку и послал ее, чтобы сбить меня с толку.

Расстроенный Убби посмотрел в одну сторону, потом в другую и, удостоверившись, что их никто не подслушивает, прошептал:

— Я вчера нашел на твоем ложе перо.

Селик нахмурился, не улавливая связи между открытием Убби и Рейн.

— Ты не понимаешь, хозяин? Наверняка, оно выпало из ее крыльев, которые она прячет под кожей.

— Ну и ну, клянусь любовью Фреи!

Селик, пораженный доверчивостью Убби, расхохотался.

Когда он отсмеялся и вытер выступившие на глазах слезы, то заметил неподалеку под деревом Рейн. Она стояла на коленях по другую сторону ручейка и… рылась в земле.

Селик уже было направился к ней, но Убби остановил его.

— Господин, не ругай ее. Она не понимает наших обычаев.

Селик взглянул на несчастное лицо своего преданного слуги и приготовился к худшему. Опять Рейн что-то натворила, и этот дурак пытается защитить ее от его гнева.

Не сказав ни слова, Селик развернулся и зашагал к коленопреклоненной Рейн. Подойдя ближе, он увидел, что она молитвенно склонила голову, и услышал, как она бормочет что-то насчет ее Господа, который будто бы пастух, и себя, будто бы лежащей на пастбище. Еще он увидел свежий холмик.

Селик ничего не понял. То ли она отправляла религиозный обряд. То ли прятала какую-то вещицу, унесенную из его шатра.

Рассердившись, он схватил ее за плечи и поставил на ноги, и от неожиданности она выронила маленький совок.

Рейн изумленно посмотрела на него.

— Ты напугал меня.

Потом, словно вспомнив, что все еще злится на него, попыталась вырваться.

— Какого черта ты тут делаешь?

Она вызывающе вздернула подбородок и не стала отвечать.

— Я задал тебе вопрос, — холодно сказал он, больно сжимая ей плечи. — Отвечай, или, клянусь, я переломаю тебе все кости.

Он увидел слезы у нее на глазах, но это его не остановило. Сама виновата.

— Ты собираешься бежать?

Глаза у нее стали круглыми.

— Что?

— Ты закопала мои золотые монеты или нож?

— Дурак, я хоронила мертвых.

Селик тяжело вздохнул и отпустил ее. На нежной коже Рейн остались синие отпечатки его пальцев.

— Каких мертвых? — не понял он. — Мои люди уже похоронили пленника, которого убил Убби.

Она недоуменно посмотрела на него.

— Ты самый тупоголовый из всех, кого я когда-либо встречала. Ты действительно подумал, что этим совочком я могла выкопать яму для Эдвина?

Только тут он понял, что в самом деле сглупил. Не спеши, сказал он себе. Не давай чувствам мутить тебе голову. Думай.

— Рассказывай, — сказал он, но уже гораздо спокойнее.

Сверкая медовыми глазами, она выдержала его взгляд.

— Я похоронила… — Она никак не могла проглотить комок в горле. — Я похоронила скальпы, которые ты вчера привез.

И она вызывающе посмотрела на него, ожидая очередной вспышки гнева.

Скальпы. Проклятая ведьма хочет, чтобы он забыл обычай предков. Господи, все у нее не так.

— Закрой рот, Селик. Тебе не к лицу.

Он закусил губу, досадуя, что показался ей в дурацком виде.

— Ты пела… Колдовала? — спросил он, все еще не веря ей.

Сначала она нахмурилась, не понимая, а потом звонко рассмеялась. Селик заметил, что Убби перестал возиться с лошадьми и посмотрел на него, как бы благодаря, что он еще не оторвал ей голову. Черт бы их всех побрал!

— Я молилась, Селик, — тихо проговорила она. — Это христианская молитва за упокой души.

— Ты молишься за моих врагов? — холодно спросил он.

— Я буду молиться за всех, Селик. И за тебя тоже. Особенно за тебя.

— Побереги свои молитвы для других. У тебя нет права брать то, что принадлежит мне. И ты не можешь никого хоронить без моего разрешения.

Святой Тор! У этой женщины дух мужа, испытанного в бою, если она осмелилась на такое, не боясь его гнева.

— Я сделала то, что должна была сделать. Ты меня накажешь?

— Ты хочешь, чтобы я тебя наказал?

— Нет, конечно. Но у меня было достаточно времени, чтобы подумать, пока ты храпел.

— Я не храплю.

Или храплю? Никто раньше не говорил.

Ее прелестные губы дрогнули, хотя она и пыталась сдержать улыбку.

— Как медведь.

Поворачиваясь спиной к необычной могиле, Рейн сделала знак Селику следовать за ней. Изумившись, что она смеет командовать им, он тем не менее повиновался, словно он был не он, а послушный щенок. Осталось только облизать ей лицо.