– Так мы с ней и договаривались. И я сейчас на ферме. Только она не приедет.

– Почему? Что случилось, Квилл?

– Я нашёл её в кухне на полу. Не дышит. Пульса нет. Я вызвал полицию.

Сьюзан зарыдала в трубку.

– Ужасно! Ужасно! Как же мы без неё? Я в отчаянии! – Она порой переигрывала, но сейчас у неё имелась причина быть безутешной. Они с миссис Кобб начали собственное дело, и на витрине нового магазина в центре Пикакса только что выведенная золотой краской надпись гласила: «Эксбридж и Кобб. Антиквариат». Официальное открытие было назначено на субботу.

– Поговорим завтра, Сьюзан, – сказал Квиллер. – Шериф будет здесь с минуты на минуту.

– Я могу что-нибудь сделать?

– Отдохни; завтра будет тяжёлый день. Я сейчас позвоню Ларри. Вот ему наверняка потребуется твоя помощь.

Ларри Ланспик был президентом Исторического общества и директором музея «Ферма Гудвинтера», а также владельцем местного супермаркета. Коммерсант, один из влиятельных людей города и талантливый актер, член Пикакского театрального клуба, он привносил кипучую энергию во всё, за что брался. Квиллер набрал номер загородного дома Ланспика в модном районе Вест-Миддл-Хаммока, и, хотя было почти два часа ночи, Ларри ответил бодро, как в разгар рабочего дня.

– Ларри, это Квилл. Извини, что побеспокоил. У нас беда. Я звоню из музея. Некоторое время назад мне позвонила Айрис. Она была просто в истерике, и я помчался сюда. Ты ведь знаешь, что у неё неважно с сердцем. Я приехал слишком поздно. Я нашел её в кухне на полу. Её больше нет. В полицию я уже позвонил.

На другом конце провода последовало долгое молчание.

– Ларри?..

– Этого не может быть! – глухо проговорил Ларри. – Она нужна нам! И ведь она ещё совсем не старая!

– Ей было столько же лет, сколько нам с тобой, – мрачно произнёс Квиллер. Ларри можно было понять.

– Сейчас я что-нибудь на себя наброшу и постараюсь поскорее приехать к тебе. Боже! Ужасная новость. Кэрол будет потрясена!

Только Квиллер включил во дворе фонари и выключил фары, как на улице показалась машина шерифа.

Из неё вышел молодой полицейский в широкополой шляпе.

– Это вы заявляли о найденном трупе?

– Да, умерла миссис Кобб, смотритель музея. Она позвонила мне, вся в панике, и я приехал, чтобы посмотреть, не могу ли чем-нибудь помочь. Я Джим Квиллер из Пикакса.

Помощник шерифа кивнул. Кому же не были знакомы удивительных размеров усы, которые принадлежали самому богатому человеку Мускаунти.

Они вошли в дом, и Квиллер показал, как пройти на кухню.

– «Скорая помощь» уже выехала, – сказал помощник. – Тело отвезут в городскую больницу Пикакса. Свидетельство о смерти должен подписать патологоанатом.

– Может быть, ему будет интересно поговорить с доктором Галифаксом, он лечил её. У неё было больное сердце.

Помощник кивнул, заканчивая писать рапорт.

– Миссис Кобб позвонила мне, потому что слышала странный шум и боялась оставаться здесь одна, – пояснил Квиллер.

– Она обращалась в полицию несколько дней назад. Я съездил на вызов, но ничего подозрительного не обнаружил. Во дворе никаких следов грабителей. Вы её наследник?

– Нет. У неё есть сын в Сент-Луисе. Он и будет решать, что делать дальше. Я, пожалуй, позвоню ему.

В этот момент подъехала карета «Скорой помощи», и молчаливые санитары унесли облачённые в розовое останки той, чья щедрость, жизнерадостность и энциклопедические познания по части антиквариата покорили всех. И ещё её кулинарное искусство, подумал Квиллер. Перед каждой благотворительной ярмаркой или приёмом миссис Кобб всю ночь пекла печенье – шоколадную стружку, уйму лимонно-кокосовых квадратиков, ореховых меренг, полумесяцев с абрикосами и миндалём, всего и не упомнишь. Какая ирония судьбы, что многие жители Мускаунти будут помнить Айрис Кобб главным образом из-за её печенья!

Квиллер листал лежавшую на парте записную книжку, пытаясь найти телефон её сына. Как назло, он не мог вспомнить имя молодого человека. Он смутно припоминал, что его звали Деннис. Фамилия его была не Кобб и произносилась не то Гоф… не то Хоф… не то Гаф, а писалась совсем иначе. На букву «Г» он нашёл телефон с кодом Сент-Луиса. Ответил сонный мужской голос. Квиллеру не раз доводилось сообщать печальное известие ближайшим родственникам покойного, и он делал это с тактом. У него был низкий бархатный голос, которому он умел придать мягкие и сочувственные интонации, и у собеседника создавалось впечатление искреннего сопереживания.

– Деннис? – произнёс он сдержанным, ровным тоном. – Извините, что разбудил вас в такое время. Я Джим Квиллер, друг вашей матери, я звоню из Норд-Миддл-Хаммока.

Молодой человек сразу насторожился.

– Что случилось? – спросил он. Было слышно, как он громко сглотнул.

– Около полуночи мне позвонила Айрис. Она боялась оставаться на ферме одна, и поэтому я предложил отвезти её к приятельнице…

– Что произошло? Скажите мне, что произошло!

– Она лежала в кухне на полу. Похоже на сердечный приступ. Мне больно говорить вам об этом, Деннис.

Деннис застонал.

– О боже! Я собирался к ней завтра лететь – то есть я хочу сказать, уже сегодня. Её врач сказал, что мне надо приехать.

– Её смерть – большая для нас потеря. Она здесь со многими подружилась и завоевала всеобщую любовь.

– Я знаю. Она писала мне, как она счастлива. Впервые в жизни она почувствовала, что действительно нашла своё место.

– Тогда насчёт похорон, Деннис. Что будем делать? Решать, разумеется, вам, хотя Мемориальный фонд Клингеншоенов сочтёт за честь оплатить все расходы. Айрис когда-нибудь говорила, где бы ей хотелось быть похороненной?

– Бог мой. Да нет, конечно, – сказал её сын. – Она жила такой насыщенной жизнью! Не знаю, что и сказать. Всё это настолько неожиданно. Мне надо подумать, обговорить с Шерил.

– Перезвоните мне сюда, на ферму, как только сможете. В больнице ждут распоряжений.

Положив трубку, Квиллер заметил на стене полку с кулинарными книгами в мягких обложках – скудная замена тем трём десяткам им подобных, но в твёрдых переплётах, которых она лишилась после страшного пожара. На других полках располагались старинные оловянные тарелки, миски и кружки, с потолочных балок свисали медные горшки и корзины, вокруг камина стояла кованая железная утварь, которой пользовались в те времена, когда готовили на открытом огне. Тёплое и уютное местечко. Миссис Кобб любила свою кухню.

Он рассеянно листал её телефонную книжку, записи в которой были сделаны толстым пером, крупными печатными буквами, – зрение у неё портилось. В книжке были записаны в основном номера добровольных помощников музея… и ещё кто-то по имени Кристи… и Винс и Верона – интересно, кто бы это мог быть… доктор Галифакс… Записаны и его домашний, и его рабочий телефоны. В Пикаксе врачу можно было позвонить домой хоть среди ночи. «ХБ и Б», очевидно, юридическая фирма Хасселрича, Беннетта и Бартера. Они наверняка занимались её наследством и составили для неё завещание. После смерти своего третьего мужа миссис Кобб получила немалое имущество, однако предпочла не брать его имя.

Ожидая звонка, Квиллер бродил по квартире в поисках разгадки последних минут её жизни. В открытой сумке на кровати лежала розовая ночная рубашка и розовые шлепанцы. Пакет с молоком всё ещё стоял на кухонном столе, и он убрал его в холодильник. В микроволновой печке осталась кружка молока; печка была выключена, но молоко ещё не остыло. Он вылил его в раковину и ополоснул кружку. Дверь, ведущая из кухни в помещения музея, оказалась незапертой, он прошёл туда и стал рассматривать экспонаты. Зазвонил телефон. Ему понравилось, что Деннис перезвонил так скоро. Однако он услышал женский голос

– Это Кристи с фермы Фагтри, – сказала она. – С Айрис всё в порядке? Я видела, как по улице проехала полицейская машина, а за ней «скорая помощь».

– Миссис Кобб, – официальным тоном сообщил он, – скончалась в результате сердечного приступа.