- Очевидно, министра финансов графа Гурьева, а вот ниже... Не знаю! Наверное, кассира Петербургского банка.

Демаре понял, что Лалль в его руках, и дернул сонетку звонка, пышной кистью свисавшую над его столом.

Мгновенно раскрылась одна из дверей - предстал чиновник тайной полиции, весь в черном, будто церемониймейстер из похоронного бюро.

- Это месье Террасьон, который и проводит вас. Всего доброго. Оплата ваших трудов будет производиться в двойном размере...

На улице еще хлестал дождь, вода гремела в воронках водостоков, Лалль нес портфель с образцами денег Англии и России, месье Террасьон увлекал его в какие-то темные, безжизненные переулки.

- Постойте, я не могу так быстро, - сказал Лалль. - Неужели вы не боитесь ходить по ночам? Париж есть Париж...

- А мы не одни. Идите спокойно. За нами сейчас неотступно следуют пятеро молодцов из коллекции Демаре, которые застрелят любого, кто приблизится к нам в такое время.

Лалль огляделся: ни души! Террасьон засмеялся:

- Это не люди, а кошки. Сейчас они прилипли к стенкам домов, как мокрые листья к стеклам. Пойдемте дальше... И запомните адрес: двадцать шестой дом на улице Вожирар, это за Монпарнасом, близ провиантских магазинов... Бывали здесь когда-либо?

- Ни разу.

- Тем лучше. Вас никто здесь не узнает... Остановились. Террасьон показал граверу, как следует делать, чтобы дверь открыли: дернуть звонок дважды, потом смело барабанить ногой, пока не пустят. Какой-то верзила отворил им двери и, воровски оглядев улицу, быстро ее захлопнул. Как в тюрьме, прогрохотали запоры. Лалля провели в кабинет директора Фена, родной брат которого служил личным секретарем Наполеона.

- Пойдемте, - сказал Фен, качнув связкой ключей. Он провел Лалля в типографию, где печатные станки были закованы в цепи; здесь же находилось и общежитие рабочих-печатников, сидевших на узких койках, которые - тоже как в тюрьме! - были привинчены к стене... Фен сказал:

- За них не волнуйтесь! Они получают по девять франков в день на всем готовом. Многосемейны. Трезвы. Молчаливы. Делают, что им прикажут, и тут же забывают, что сделали. Их выпустят отсюда, когда Франция покарает Англию и Россию, а потому они сами заинтересованы в своей работе... Приступайте, месье!

Медные доски для гравирования денежных узоров были готовы, резцы уже отточены и закалены. Работы было много, но Лалль всегда отличался усердием поденщика. Совершая преступление, он утешал себя библейской мудростью: "Втайне содеянное - тайно же и судимо будет!" По ночам на улице Вожирар глухо постукивали станки, аккуратно сошлепывая с досок свежие русские ассигнации. Готовые деньги тащили в особую комнату, где, кроме грязи и пылищи, ничего больше не было. Деньги бросали на пол, большими метлами перемешивали их с мусором, пока они не обретали вида денег, уже имевших хождение по рукам. Потом деньги укладывали в небрежные связки, а ночью отвозили в министерство полиции, откуда герцог Ровиго рассылал их через агентов подальше от Парижа...

Все шло замечательно. Но однажды, в самый разгар работы, в двери тайной типографии Наполеона позвонили и постучали согласно парольным условиям. Верзила открыл двери, и его тут же схватили за глотку, обрушив на пол; замки наручников щелкнули, словно кастаньеты. Внутрь ворвалась полиция по надзору за парижскими рынками, которую возглавлял самый ловкий детектив Парижа - префект Массон, и он закричал радостно:

- А-а, да тут народу как на главном базаре... Директор типографии Фен первым получил от него по зубам.

- На помощь! - завопил тот, созывая людей... Началась самая настоящая битва. Дрались с ожесточением. И те, кто раскрыл тайну императора. И те, кто стоял на страже ее. В ход шли палки и бутылки, детали станков и медные доски с узорами банкнот и ассигнаций. Пол типографии был густо заляпан кровью. Директор прилагал бешеные усилия, чтобы пробиться к своему кабинету, где лежала "охранная грамота" Наполеона, подписанная его же рукою. И ему удалось это сделать! Массон увидел печати императора и подпись императора. Битва кончилась.

- Странно! - сказал Массон, ничего не понимая. - Я ведь давненько выслеживаю вас. Сразу понял, что здесь дело нечистое...

- Кто велел вам арестовать нас? - спросил Фен.

- Комиссар Паскье.

- А вы с Демаре советовались?

- Зачем? Я подчиняюсь только Паскье...

- Теперь, - разъярился Фен, - бегите прямо на Малаккэ и объясняйтесь с самим герцогом Ровиго! В конце концов, я лишился двух передних зубов, - и только, а вы лишитесь и места, и пенсии...

Паскаль как раз в это время был у министра полиции:

- Счастлив доложить вашей светлости, что мои молодцы берут тайную типографию на Вожирар, дом двадцать шесть, сейчас сюда доставят прессы и оттиски... Нам принесут кучу денег!

Герцог Ровиго чуть не выпал из кресла. Тайна фальшивых денег могла стать достоянием газет всего мира. Какой кошмар!

- Кто раскрыл адрес типографии? - спросил министр.

- Ну а кто у нас самый ловкий? Конечно, опять отличился молодчага Массон, что надзирает за парижскими рынками.

- За рынками? Но типография не рынок.

- Согласен. Согласен, что Массон хотел отличиться.

- Он достиг своего! Так и передайте ему, что он отличился на всю свою жизнь... Завтра же я сошлю его в Кайену, где его сожрут гремучие змеи и мохнатые пауки величиной с десертную тарелку! Его дело - хватать карманников на базаре, а он... Паскье, вы понимаете, что Массон схватил за руку самого императора?

- Ничего не понимаю! - сказал Паскье. - Вы меня запутали.

- Ах так? Ну, так и тебя - туда же.., в Кайен!! Велика была тайна Наполеона, если даже префекты полиции не знали о ней. Скандал как можно скорее потушили в своем же узком (полицейском) кругу. "Втайне содеянное - так же и судимо будет". Типография на улице Вожирар снова постукивала по ночам, и фальшивые русские деньги струились в широкий мир, где их расхватывали жадные руки... Пушки еще дремали в тиши арсеналов, а Наполеон уже начал войну с Россией - пока экономическую!

***

История тем и хороша, что, как бы ни старались упрятать тайну, историки все равно доищутся истины. А я люблю цитировать в тех случаях, когда чувствую, что мне не сказать лучше, нежели уже сказано другими авторами.

Не сейчас я вынужден процитировать самого себя... В романе "Пером и шпагой" я обронил неосторожную фразу:

"Тайные типографии в Саксонии уже нашлепывали миллион за миллионом фальшивые ассигнации". Так иногда бывает, что, написав строчку, подвергаешь ее анализу лишь потом, когда увидишь ее в напечатанном виде. Откуда взялась Саксония? Я вспомнил, что эту фразу породили два источника. Первый - князь А. А. Шаховской, писавший: "Нам принесли сторублевые ассигнации французской работы... Я слышал, что фабрика или завод этого бездельства находился в Кенигштейне, куда до самого освобождения Саксонии от наполеоновского ига никого не впускали". Дальше искать уже легче! Генерал-губернатором Саксонского королевства в 1813 году был назначен князь Н. Г. Репнин-Волконский (брат декабриста С. Г. Волконского). А секретарем его был Алексей Имберг, оставивший после себя мемуары... Таков был ход моих поисков, чтобы проверить самого себя. Я понял, что фраза в романе неверна! Шаховской ошибся, а Имберг, занимавшийся розыском фальшивых денег, нашел их в банках Дрездена, однако никакой "фабрики" в Саксонии не было. Дело объяснялось просто: саксонский король, плут и мошенник, взял на себя гнусною роль агента по распространению поддельных русских ассигнаций. В наказание за это князь Н. Г. Репнин-Волконский велел приготовить портшез, на котором его королевское величество рано утром вынесли прочь из Дрездена, как выносят за город нечистоты (пока горожане еще не проснулись).

Оставим Саксонию; у нас есть дела поважнее в России... Историки 1812 года знают, что в обозах армии Наполеона катились 34 фургона с фальшивыми ассигнациями. Этот факт - лишь мелкая деталь экономической диверсии; деньги из этих фургонов расходовались на оплату фуражировок. Проникновение же фальшивок в Россию началось гораздо раньше, а масштабы диверсии были огромны... Когда Наполеона изгнали из русских пределов, фельдмаршал Кутузов Смоленский получил приказ: по вступлении войск в Варшаву первым делом живьем схватить банкира Френкеля, - именно от этого жулика-капиталиста зараза и расползалась по русским базарам и карманам. Генерал Иван Липранди, военный писатель прошлого века, исследовал потаенные каналы, по которым поддельные деньги проникали в российский государственный банк. Липранди писал, что весной 1812 года Наполеон через герцога Бассано (министра иностранных дел) "поручил варшавскому банкиру еврею Френкелю 25 000 000 рублей.., впускать в наши пределы". Френкель действовал через своих единоверцев, проводя операцию через местечковые синагоги. "С октября 1812 года, - писал Липранди, - такие ассигнации начали входить в банк".