Осторожность отца Брайена, которая была вторым набором нервов у него под кожей, вздрогнула.

– Какой энциклики?

– Ну, той, о полетах в космос.

– Так ведь у него не было такой!

– Была.

– О полетах в космос, специальная энциклика?

– Специальная.

Ирландцы отпрянули, как будто перед ними что-то взорвалось.

Отец Витторини обирающими мелкими движениями чистился после взрыва, снял ниточку с рукава, крошечку со скатерти.

– Разве недостаточно было, – сказал отец Брайен, – того, что он пожимал руки целому стаду астронавтов, говорил им «как здорово» и тому подобное, что ему надо было еще идти и писать об этом?

– Недостаточно, – сказал отец Витторини. – Он хотел, как я слышал, прокомментировать проблему жизни в других мирах и ее влияние на христианское мышление.

Каждое из этих тщательно выговоренных слов заставляло обоих его собеседников все глубже вжиматься в кресла.

– Вы слышали, а не сами читали? – спросил отец Брайен.

– Нет, но я намеревался…

– Что бы ни намеревались. Мне неприятно это говорить, отец Витторини, но иногда вы изъясняетесь не как слуга нашей матери-церкви.

– Я изъясняюсь, – ответил Витторини, – как итальянский священник, который пытается сохранить поверхностное натяжение на церковном болоте, где его превосходит численностью целое стадо служителей нашей матери-церкви – по имени ШОНЕССИ, НАЛТИ, ФЛЭННЕРИ, и все они мечутся в панике, как олени или бизоны, каждый раз, когда я осмелюсь хотя бы прошептать слова «папская булла».

– У меня уже нет никаких сомнений в том, – тут отец Брайен скосил глаза в направлении Ватикана, – что это вы, если только вы могли быть там, втравили святого отца в эту космическую свистопляску.

– Я?

– Бы! Уж наверное не мы притаскиваем сюда целыми вагонами журналы с ракетами на красивых обложках или с зелеными монстрами о шести глазах, преследующими полуголых женщин на далеком астероиде. Это вы начали в паре с этой бестией-телевизором вести обратный счет: «Десять, девять, восемь…» – и до одного, да еще притопываете, так что у нас чуть пломбы из зубов не выскакивают и головная боль. На дистанции между одним итальянцем здесь и другим в Кастель Гандольфо вы сумели подавить все ирландское духовенство!

– Спокойствие! – сказал, наконец, отец Келли.

– Именно спокойствие, и я его достигну так или иначе, сказал отец Брайен, доставая из кармана конверт.

– Уберите, – сказал отец Келли, чувствуя, что должно быть в конверте.

– Пожалуйста, передайте это от меня пастору Шелдону.

Отец Брайен тяжело поднялся, вглядываясь, где тут дверь или какой-нибудь выход, и исчез.

– Ну вот, посмотрите, что вы наделали! – сказал отец Келли.

Отец Витторини, потрясенный, перестал жевать.

– Но отец, я все время думал, что это дружеская перепалка, и мы оба играем, только он сильно, а я не очень.

– Но игра слишком затянулась, и это проклятое веселье оборачивается чем-то серьезным, – сказал Келли. – Вы не знаете Вильяма так, как я. Вы его, на самом деле ранили.

– Я постараюсь сделать все, что от меня зависит…

– Постарайтесь не провертеть дыру в штанах! Теперь уж не мешайте, это задача для меня. – Отец Келли сгреб конверт со стола и посмотрел на свет. – Рентгеновское просвечивание страдающей души, Господи помилуй.

Он поспешил наверх.

– Отец Брайен? – позвал он. Замедлил шаги.

– Отец? – постучал в дверь. – Вильям?

В столовой, опять в одиночестве, отец Витторини силился доесть свои хлопья. Они казались совершенно безвкусными и застревали в глотке.

Только после второго завтрака отцу Келли удалось прижать отца Брайена к стене в маленьком сумрачном садике за домом и вручить ему конверт обратно.

– Вилли, порви, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты сдавался в середине игры. Как давно у вас это длится?

Отец Брайен вздохнул и взял конверт, но не порвал его.

– Вкралось как-то незаметно. Это я первый начал толковать ирландских писателей, а он начал напевать итальянские оперы. Потом я начал рассказывать о книге Келлза [древнее собрание ирландских саг], а он прогулял меня по эпохе Возрождения. Слава Богу, он не разыскал энциклику об этих проклятых космических путешествиях раньше, а то бы я перевелся в монастырь, где блюдут обет молчания. Но даже там, я боюсь, он не унялся бы и сопровождал запуски на Канаверал азбукой глухонемых. Какой адвокат дьявола [священник, выступающий оппонентом на канонизации святых] получился бы из него!

– Отец!

– Я принесу покаяние за это позже. Да он просто выдра, тюлень, резвящийся с догмами церкви, как с раскрашенным мячиком. Интересно, конечно, смотреть, как тюлени скачут, но не смешивайте их, скажу я, с истинными приверженцами церкви, такими, как вы и я! Это может быть гордыня, но вам не кажется, что это напоминает вариации на правильную тему, только на флейте-пикколо посреди нас, арфистов?

– Что за загадки, Вилли? Мы, священники, должны быть примером для других.

– А кто-нибудь говорил об этом отцу Витторини? Давайте посмотрим правде в лицо: среди священнослужителей итальянцы самые разболтанные. Нельзя даже положиться на то, что они остались бы трезвыми во время Тайной Вечери.

– Будто бы мы, ирландцы, остались бы… – пробормотал отец Келли.

– Мы бы, по крайней мере, подождали, пока Святой обряд не кончится!

– Ну хватит, мы священники или парикмахеры? Все будем волос расщеплять – или отбреем Витторини его же собственной бритвой?

Вильям, у тебя есть какой-нибудь план?

– Разве что баптиста пригласить в посредники.

– Да ну тебя с твоим баптистом! Ты энциклику разыскал?

– Энциклику?

– Ты что, дожидаешься, когда рак на горе свистнет? Нужно обязательно прочесть этот космический эдикт! Проработать, запомнить, а затем атаковать нашего ракетчика на его собственной территории! Теперь в библиотеку – как там кричат мальчишки? Пять, четыре, три, два, один – поехали!

– Или непечатный эквивалент.

– Можно и непечатный. А теперь – за мной!

Они столкнулись с пастором Шелдоном, когда тот выходил из библиотеки.

– Бесполезно, – сказал пастор, улыбаясь, когда разглядел румянец на их лицах, – вы ее там не найдете.

– Не найдем что? – отец Брайен увидел, что пастор смотрит на письмо, которое он все еще держал в руках, и быстро спрятал его. – Что не найдем?

– Ракетный корабль велик для наших маленьких апартаментов, – сказал пастор в слабой попытке казаться загадочным.

– Уж не склонил ли вас итальянец на свою сторону? – воскликнул с тревогой отец Келли.

– Нет, просто уже земля слухом полнится. Я пришел, чтобы самому кое в чем удостовериться.

– Итак, – с облегчением выдохнул Братцем, – вы на нашей стороне?

Взгляд пастора Шелдона погрустнел.

– А тут есть какие-нибудь стороны, отче?

Они вместе вошли в маленькую библиотеку. Отец Брайен и отец Келли сели очень неловко, каждый на краешке своего стула. Отец Шелдон остался стоять, не отводя взгляда от им смущенных лиц.

– Ну, почему вы боитесь отца Витторини?

– Боимся? – отец Брайен как будто удивился этому слову и с нажимом выговорил: – Скорее, негодуем.

– Одно ведет к другому, – признал Келли и продолжил: – Видите ли, пастор, это один городок в Тоскане кидает камушки в Мейнут, который, как вы знаете, находится в нескольких милях от Дублина.

– Я ирландец, – сказал пастор со смирением.

– Вот именно поэтому мы и не можем понять вашей глубокой невозмутимости при подобном безобразии, – сказал пастор.

– Я ирландец из Калифорнии, – сказал пастор.

Он подождал, пока до них это дойдет. После некоторой паузы отец Брайен жалобно выдавил из себя:

– А мы и забыли.

Он взглянул на пастора и увидел, что тот совсем недавно загорел, это был цвет лица человека, ходившего, как подсолнух, повернувшись к солнцу, даже здесь, в Чикаго, старавшегося получить сколько можно света и тепла, чтобы поддержать свое существо. Он увидел человека с фигурой игрока в бадминтон и теннис. Если взглянуть на его руки во время проповеди, можно представить, как он плывет под теплым небом Калифорнии.