Между тем перед самым рассветом три разбойника в поисках подходящего места, где бы можно было закопать труп ограбленного и зверски убитого ими ювелира, забрели в лес на берегу реки и, к великой своей радости, наткнулись на пятачок, где неизвестно кто и зачем совсем недавно содрал весь дерн. Здесь они впопыхах и зарыли труп ювелира.
На следующую ночь снедаемый беспокойством владелец богатств вновь приходит в лес с лопатой, чтобы забрать свои ценности: надо подыскать для них другой, более надежный тайник.
Но едва он начинает копать, как у него за спиной раздаются шаги. Обернувшись, он видит, что к нему спешит не меньше десятка вооруженных людей, освещающих себе путь фонарями.
«Ни с места!» – приказывают ему.
Мартелла так и застывает с лопатой в руке.
«Что ты здесь делаешь среди ночи?» – спрашивает его начальник полицейского патруля.
«Я? Ничего… я владелец… вот, копаю… я здесь закопал свой ларец…»
«Вот как? – усмехается полицейский. – А мы здесь ищем труп убитого! И еще мы ищем его убийц».
«Ни о каком трупе я не знаю. И сюда, повторяю, я пришел за своей вещью…»
«Ну что ж, отлично! – восклицает начальник патруля. – В таком случае ты можешь продолжать. Копай, копай! А мы посмотрим, что ты там выкопаешь».
Против любви
Теперь, когда он уехал и больше уже не вернется, когда он исчез, вычеркнут из жизни и словно бы умер, ей, Ирэне, остается призвать на помощь все мужество, какое только можно просить у Бога, и вырвать эту несчастную любовь из своего сердца с корнем. Ирэна всегда была сильной девушкой, сильной будет она и теперь.
Ну вот и все. Это было не так страшно, как казалось, и длилось не так уж долго. Не прошло и четырех месяцев, а она уже совершенно свободна. Чуть похудела, чуть побледнела, кожа ее стала как будто прозрачнее, зато ей стало легче, и во взгляде у нее появилась этакая томность – как у человека, перенесшего тяжелую болезнь; томность, за которой уже угадываются новые, смутные надежды. О, она держалась молодцом, просто героически, она сумела взять себя в руки, яростно отринув всякие иллюзии, всякие милые сердцу воспоминания, хотя, несмотря ни на что, им так отрадно предаваться. Уничтожить все, что у нее осталось в память о нем, пусть это всего лишь какая-то булавка; сжечь его письма и фотографии, выбросить платья, которые она надевала при нем, на которых, возможно, оставили свой невидимый след его взгляды; избавиться от книг, прочитанных им, – ведь одно то, что они оба их читали, было похоже на некое тайное сообщничество; продать собаку, которая уже привыкла к нему и бежала встречать его к калитке сада; порвать с общими друзьями; даже в доме все изменить, потому что на этот вот выступ камина он оперся однажды локтем, потому что вот эта дверь как-то утром открылась и за ней был он; потому что звонок у двери продолжал звенеть так же, как звенел, когда приходил он; и в каждой комнате ей мерещился какой-нибудь таинственный след, отпечаток, оставленный им. И еще: надо приучить себя думать о чем-то другом, окунуться с головой в изнурительную работу, чтобы по вечерам, когда воспоминания особенно мучительны, на нее камнем наваливался беспробудный сон; познакомиться с новыми людьми, бывать в новых местах, изменить даже цвет волос.
И всего этого она добилась – ценой отчаянных усилий, не оставив ни лазейки, ни щелки, через которые к ней могли бы пробиться воспоминания. Она сделала все. И исцелилась. Сейчас утро, и Ирэна в красивом, только что взятом от портнихи голубом платье выходит из дому. На улице светит солнце, она чувствует себя здоровой, молодой, духовно чистой и свежей, как в шестнадцать лет. Может, даже счастливой? Почти.
Но вот из какого-то соседнего дома до нее долетает коротенькая музыкальная фраза. Кто-то включил приемник или поставил пластинку и отворил окно. Отворил и тут же захлопнул.
Этого было достаточно. Шесть-семь нот, не больше, – мотив одной старой песни. Его песни. Ну же, отважная Ирэна, не отчаивайся из-за такой мелочи, беги скорей на работу, не останавливайся, смейся! Но страшная пустота уже образовалась у нее в груди, боль вырыла там глубокую яму. Долгие месяцы любовь, эта непонятная мука, к которой она приговорена, притворялась спящей, пыталась ее обмануть. И вот такого пустяка достаточно, чтобы она проснулась, сорвалась с цепи. За стенами дома проносятся машины, люди живут своей жизнью, и никто не знает о женщине, которая, опустившись на пол у самой двери и смяв свое новое платье, плачет навзрыд, словно маленькая девочка. Он далеко и никогда больше не вернется. Все было напрасно.