— Да будь она хоть дояркой или ткачихой, я все равно считал бы ее самой красивой женщиной, какую только видел. Вряд ли легендарная Кассильда — возлюбленная Хастура — могла быть красивее ее.
— Сейчас она еще слишком молода, но через год-другой Эдрик начнет принимать заявки на ее руку.
— Хм-м-м, — процедил Аластер. — Я, должно быть, счастливейший человек в мире! Она — наша родственница, к тому же обладает лараном. Ты думаешь, она помнит меня, мама? Ты думаешь, у меня есть шанс?
Мягкий звон колокольчика возвестил, что концерт начинается, и мать с сыном вошли в арочный проем огромных дверей. В ложе первого балкона, абонированной Эрминией, они заняли два кресла. Аластер заботливо накинул матери на плечи меховой палантин и поправил подножную скамеечку. Только потом он оглядел ряд лож, расположенных полукругом, пытаясь отыскать девушку, которая целиком завладела его воображением.
— Вон она. Я ее вижу, — прошептал он. — В ложе, украшенной гербом Элхалинов. — Затем он удивленно добавил: — В королевской ложе тоже сидят.
Все знали, что король Айдан — не большой любитель музыки, и последнее время королевская ложа, как правило, пустовала.
— Несомненно, это королева Антонелла, — сказала Эрминия. — Реставрация здания театра после прошлогоднего пожара — ее щедрый дар, и дань ее любви к музыке. Она стара, очень толста и уже почти глуха, но до сих пор может наслаждаться высокими нотами своих любимых певцов.
— Я слышал эту историю, — перебил ее Аластер, — когда пел в хоре горцев в прошлом году. Говорят, она заказала дому Гейвину Деллерею кантату для сопрано и скрипок, только потому что теперь ее слух воспринимает лишь определенные звуки. Высокие ноты она слышит гораздо лучше низких.
— Мне тоже об этом рассказывали, — сказала Эрминия, окинув взглядом королевскую ложу, где сидела низкорослая и очень тучная королева, в безвкусном платье однообразной голубой расцветки. Она жевала засахаренные фрукты, положив хромую ногу на специально предназначенную для этого скамеечку. Несмотря на возраст, ее сопровождала старуха-дуэнья, и Аластер не удержался, чтобы не прыснуть со смеху.
— В ее годы даме вряд ли нужна дуэнья, — прошептал он, прикрывая улыбку рукавом.
— Тише, тише! — умоляюще зашикала на него Эрминия. — Несомненно, добрая старая леди взяла с собой поразвлечься кого-то из своих фрейлин, кто любит музыку.
Аластер заметил, что Флория Элхалин сидела в ложе только со своим отцом, и возле нее не крутилось никого из женского пола. Он спросил:
— Ты не представишь меня ей в первом антракте?
— Конечно, дорогой мой мальчик. С удовольствием, — пообещала Эрминия, и они откинулись в креслах, поскольку именно в этот момент раздались аплодисменты. Все благородные господа заняли места, простолюдинов пустили в партер, и представление началось.
Кантата была чудесна. Дирижером и постановщиком был сам композитор, дом Гейвин Деллерей, красивый молодой человек, который к тому же исполнил при поддержке хора и несколько сольных. Эрминия слушала музыку, думая, что если бы Аластер приложил больше усилий, то пел бы сейчас не хуже Деллерея.
Однажды, когда Аластер смотрел в другую сторону, она бросила взгляд на ложу Эдрика Элхалина. Тот улыбнулся ей и кивнул, явно подтверждая приглашение зайти к нему в ложу во время антракта вместе с сыном. Девушка тоже поймала взгляд старшей родственницы и улыбнулась самой приветливой улыбкой. Эрминия догадалась: Флория, должно быть, заметила, что Аластер не сводит с нее глаз.
Разумеется, этого следовало ожидать: ее сын должен был заинтересоваться первой же молоденькой девушкой, потом второй… удивительно, что этого не случилось раньше.
Время от времени, пока молодой солист исполнял арии, она бросала взгляд на грузное тело старой королевы, которая смотрела прямо перед собой полным восхищения взором (или это была всего лишь близорукость?). Не переставая думать о том, что сказал ей сын, Эрминия пыталась представить, какую часть музыки могла слышать престарелая королева.
Сыграли кантату, и зал взорвался аплодисментами композитору, который был ровесником Аластера. В детстве и юности они были неразлучными друзьями. К ее удивлению, королева Антонелла тоже зааплодировала, потом отстегнула от своего платья букетик цветов, скрепила его кольцом с прекрасным драгоценным камнем и кинула на сцену. После этого посыпался настоящий дождь из цветов, букетов и драгоценностей. Гейвин, сияя от счастья, подбирал их, улыбался и кланялся своей царственной патронессе.
Аластер хихикнул:
— Никогда не слыхал, что королева Антонелла настолько любит музыку и что она приглядывает за красивыми юношами, — пробормотал он.
— Фу, Аластер, ты меня удивляешь, — пожурила его Эрминия. — Ты же прекрасно знаешь, что его мать — любимая кузина королевы, а Гейвин для нее — все равно что сын, к сожалению, судьба обделила королевскую чету счастьем иметь собственных детей.
Она заметила, как насмешливое выражение постепенно сползло с лица Аластера, но, даже не прибегая к телепатии, поняла, что он запомнил это происшествие, чтобы при случае поиздеваться над другом.
Аплодисменты стихли, и зрители начали выходить из лож и партера в просторное фойе — поразмять ноги, подышать свежим воздухом или спуститься в один из баров, чтобы выпить и закусить.
— Мне стоило бы сходить поздравить Гейвина… — виновато произнес Аластер. Было совершенно очевидно, что он по-прежнему думал о Флории.
— Не сомневаюсь — он рад будет тебя видеть, — сказала Эрминия. — Но сначала, если ты помнишь, я обещала представить тебя лорду Элхалину и его дочери.
Аластер просиял и пошел вслед за матерью по коридору, соединявшему ложи и отделявшему их от фойе. Множество лакеев сновало туда-сюда с напитками и закусками. Здесь можно было заказать все — от кружки пива до прекрасного обеда. По коридору плавали ароматы изысканных яств и гомон вкушающих их людей. Из зала доносились отдаленные звуки музыки — оркестр настраивал инструменты перед вторым отделением концерта.
Эрминия легко постучала в дверь ложи Элхалинов. Лорд Эдрик встал, чтобы поприветствовать ее, и элегантно приложился к ручке, как будто они не расстались всего каких-то три часа назад.
— Приветствую тебя, родственница. Заходите, присоединяйтесь. Бокал вина?
— Благодарю, — ответила она, принимая угощение. — Флория, дорогая, как ты похорошела! Это твой кузен Аластер, помнишь его?
Аластер поцеловал девушке руку.
— Я безмерно счастлив, дамисела, — произнес он, улыбаясь. — Сходить принести вам прохладительного? Или тебе, мама?
— Нет нужды, мой мальчик, — сказал Эдрик, указывая на стол, уставленный холодными закусками, пирожными и фруктами. — Пожалуйста, угощайтесь.
В ответ на приглашение Аластер взял тарелку и положил на нее несколько фруктов и пирожных. Слуга налил ему большой бокал вина, и он отпил, не сводя глаз с Флории.
Флория, кажется, тоже заинтересовалась Аластером.
— Ты так изменился, кузен! В детстве ты был таким злюкой, я помню лишь несносного мальчишку. Но теперь ты выглядишь как настоящий герцог Хамерфел! Никогда не понимала девочек из Нескьи, которые думали, что вся история о вашем бегстве из дому — лишь романтическая сказка. Неужели это правда, что все твои родственники погибли в том пожаре? Мне это кажется трагедией.
— Да, это правда, леди Флория, — сказал Аластер. — Так, по крайней мере, рассказывала мне мать. В огне погибли отец и мой брат-близнец. Других родственников по линии Хамерфелов у меня нет. Теперь вся моя родня — лишь по материнской линии.
— Так, значит, у тебя был брат-близнец?
— Я его совершенно не помню. Как мне сказали, мы с матерью спаслись из замка, убежав в лес, и с нами не было никого, кроме нашей собаки Ювел. Но я, разумеется, знаю это лишь со слов матери. Тогда я еще только учился ходить.
Флория смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— А я — наоборот, все время жила тихой и мирной жизнью. Значит, теперь, когда ты вырос, Хамерфел принадлежит тебе?