Он вытянул шею и заглянул в окошко.
Священник был одет в рясу, в которой обычно совершал богослужение. Странно. Рядом со священником стоял высокий блондин с коротко остриженными волосами, они о чем-то разговаривали. Клоуз не знал блондина, но зато он узнал другого: Маттеоти собственной персоной... Третий был невысокий, некрасивый, с редкими волосами, плюгавый. Этого Клоуз не знал...
Женщины с ними не было. По-видимому, она осталась в церкви. Зачем? Что они затевали? Не свадьбу же в такое позднее время?
Священник посмотрел в сторону окна, и Клоуз быстро отскочил. Он услышал еще хлопанье двери...
Послышался церковный орган, но Клоуз не разбирался в музыке и не знал, что именно исполнялось. Он знал наверняка, что это не похоронный марш.
Он решился подойти к двери ризницы, приставить ухо... Ничего. Он повернул ручку и толкнул дверь. Она оказалась незапертой.
Арнольд Клоуз спокойно вошел внутрь и осмотрелся.
Дверь, ведущая в церковь, была заперта. Орган продолжал играть.
На столе в центре комнаты лежал толстый журнал. Клоуз подошел и наклонился над столом. Запись бракосочетаний...
Почему они избрали для этого такое позднее время, когда все ушли на ужин, да еще с охраной в дверях?
Значит, они не хотят афишировать свадьбу.
Он быстро записал имена:
Эстер Ламм, родившаяся в Австрии, в Вене, в 1920 году... Стефан Менцель, родившийся в Германии, в Гамбурге, в 1914 году. Свидетелем жениха был Артур Ламм, свидетелем невесты – Эндрью Маттеоти. Все проживали в Уйат-Сэндзе.
Арнольд Клоуз вышел так же бесшумно, как и вошел.
Он был очень доволен собой.
Он лихорадочно соображал, под каким предлогом попросить завтра разрешения, чтобы быть свободным после обеда. Лионель будет ждать его в Санта-Фе.
Вернувшись во флигель, он снова зашел к Хэмзу, ожидавшему врача.
Ему страшно хотелось есть, но удовольствие от сознания того, что он собрал сведения за один вечер, было хорошей компенсацией.
Неожиданно он вспомнил о плитке шоколада, лежавшей в комнате, и быстро попрощался с Хэмзом, который по-прежнему сильно кашлял.
16
Алехонян был в хорошем настроении, что случалось с ним не часто. При такой ответственной должности, как у него, неприятностей всегда было больше, чем удовлетворения.
Несмотря на это, Алехонян не променял бы свое место на империю. У него была своя империя, такая же захватывающая, как и у Смита. Цели и средства у них были одни и те же, отличались только побудительные мотивы. У каждого человека они свои, как и у каждой группы людей, и все считают свои самыми лучшими.
Итак, Алехонян был в хорошем настроений. До того момента, пока...
Раздался телефонный звонок. Алехонян нажал на кнопку и тотчас же услышал голос, раздавшийся из невидимого репродуктора: «Старший политрук Иван Данченко. У меня сверхважное сообщение».
Хорошее настроение как рукой сняло. Сверхважное означало неприятности, он это знал уже давно.
Он ничего не ответил и нажал другую кнопку.
В передней зажегся зеленый глазок.
Охранник закрыл железную дверь коридора, сообщающуюся с остальной частью здания. Это называлось «перекрыть шлюз».
Затем он проводил Данченко. Бронированная дверь, ведущая в бюро Алехоняна, бесшумно скользнула по рельсам.
На Данченко не было лица.
– В чем дело, черт побери?
Данченко протянул лист бумаги:
– Тяжелый удар... Нас провели... как детей!
Алехонян сжал челюсти и провел рукой по гладким блестящим волосам. Его лицо посерело.
– Говори яснее! – сказал он изменившимся голосом.
Данченко сказал с усилием:
– Дело Менцеля... Ты помнишь, что мы вышли на него через брата и сестру Ламм в Триесте? Недавно Хирурго наткнулся на фотографию женщины на обложке журнала «Лайф».
Алехонян перебил:
– Я знаю... Дальше.
– Мы только что получили послание из Нью-Йорка. «Установлена личность женщины, появившейся на обложке „Лайфа“: Эстер Ламм, год рождения тысяча девятьсот двадцатый, место рождения – Вена, Австрия, проживает на полигоне Уайт-Сэндз. Тайно обвенчана со Стефаном Менцелем, девятьсот четырнадцатого года рождения. Место рождения – Гамбург, Германия. Живут во флигеле центра испытаний вместе с братом Эстер, Артуром Ламмом. В Уайт-Сэндзе появились недавно. Стефан Менцель является сотрудником отдела „МХ-5“; характер работ пока не установлен. Ждем дальнейших инструкций».
Выслушав сообщение, Алехонян побледнел так же, как и Данченко.
– Черт! Как Хирурго угораздило попасться на удочку?
Взяв себя в руки, он стукнул кулаком по столу.
– Надо немедленно убрать американского шпиона из нашего подземного комплекса в Турфане. – Его взгляд стал жестким и холодным. – Минутку, – добавил он. – Какие у нас есть доказательства, что наш Менцель не настоящий?
– У нас есть два человека, которые работали у Менцеля сначала в Гамбурге, а затем в Бреслау. Они смогут опознать его.
– Надо немедленно проинформировать Черкесова. Все должно быть закончено сегодня.
Данченко поднялся:
– Я должен дать ему точные инструкции для того случая, если наш Менцель не тот: пулю в затылок...
Алехонян нахмурил брови:
– Не будем с этим спешить. Скажи Черкесову, чтобы он доставил его сюда. Как можно быстрее. Мне хотелось бы поговорить с ним. Он все-таки не обычный человек...
– Разумеется, – ответил Данченко с горечью. – Я бы лично хотел им заняться. Я развяжу ему язык...
Алехонян многообещающе улыбнулся:
– Хорошо.
Затем, прежде чем нажать кнопку для освобождения двери, он добавил бесстрастным голосом:
– Не забудь, отдел «МХ-5» исследовательского центра Уайт-Сэндз занимается конструированием летающих тарелок... Благодаря американскому шпиону мы теперь знаем это.
17
В Турфане день наступает на четыре часа раньше, чем в Москве.
Черкесов получил в час ночи сообщение, переданное накануне по рации из Москвы, в девять часов вечера. После того как послание было получено в Турфане, расшифровано и передано старшему политруку, прошло десять минут.
Читая этот документ, Черкесов чувствовал, что земля уходит из-под его ног. Он всегда считал, что подобные истории могут происходить только в кино или шпионских романах...
Сначала он даже не верил своим глазам, но в тексте радиограммы приводились неоспоримые доказательства.
Два бывших немецких ученых работали в лаборатории по соседству с «Менцелем». Черкесов снял трубку и отдал приказ: немедленно доставить ученых в корпус Д.
После этого он ринулся к машине, приказав шоферу везти его на аэродром, где всегда наготове стоял вертолет.
В час тридцать ночи вертолет взлетел, управляемый с земли радарами.
Юбер проснулся от резкого света в комнате своей любовницы.
Изадора встала с кровати, сердито ворча. Юбер открыл глаза, чтобы взглянуть на нее: она была красива, несмотря на тяжеловатые бедра.
Она прошла в ванную комнату, и Юбер с наслаждением вытянулся по всей ширине кровати. Он был пресыщен и доволен...
Настенные часы показывали без двадцати три. Пора спать... В предыдущую ночь Изадора не дала ему заснуть ни на минуту...
Шаги в коридоре... Кто это разгуливает в такое время?
В дверь постучали. У Юбера сердце заколотилось в груди. Он не двинулся с места, спрашивая себя, слышала ли Изадора стук.
По всей вероятности, нет. Иначе она бы уже вышла.
В дверь снова постучали, на этот раз очень настойчиво.
Он спрыгнул с кровати и помчался в ванную. Изадора стояла под душем.
– Стучат в дверь...
Изадора поморщилась. Она выключила воду, накинула махровый халат и пошла открывать.
В дверях стоял офицер МВД в сопровождении двух вооруженных охранников. Юбер побледнел. Офицер обратился к Изадоре по-русски:
– Я за доктором Менцелем. Его срочно вызывает старший политрук...