Я села, прижимая к груди простыню.

– Я, может быть, э... слишком современна. – «Если не для своего времени, то для этого», – подумала я про себя. – Но попрошу не указывать мне, что и когда делать. – Достаточно я подчинялась одному мужику, не стоило удирать в другое время, чтобы тут же поставить над собой другого.

Он наклонился ближе.

– Позвольте мне сказать. – Его дыхание щекотало мою потную шею, несмотря на жару по моему телу пробежала дрожь. – Если бы я имел жену – такую, как вы, – я бы не был настолько любезен, чтобы позволить каждому мужчину в городе видеть то, на что имею право только я.

Мы напряженно смотрели друг на друга; воздух, казалось, стал более плотным и затруднял дыхание. Я почувствовала легкое головокружение.

—Там, откуда я приехала, мужчины по-другому смотрят на это, – произнесла я наконец. – К тому же вы не мой муж, – добавила я хрипло.

Он встал; его огромный рост взволновал меня не меньше, чем близость его тела несколько минут назад.

– Это не аргумент, красавица. По крайней мере, наденьте сверху этот больничный балахон. Это хоть немного прикроет вас от похотливых взглядов. – Он повернулся на каблуках и, подняв голову, вышел.

Сердце бешено колотилось, его удары глухо отдавались в голове. Мало того, что этот парень непредсказуем, он к тому же чрезвычайно упрям, во всяком случае, с моей точки зрения. Я сорвала с себя хлопчатобумажный балахон и натянула свое платье и туфли, затем, чтобы успокоить Шиа, накинула халат наподобие пальто. Я долго прилаживала одну к другой обе его половины, пытаясь прикрыть свои оголенные бедра. К сожалению, эта штуковина одинаково плохо прикрывала меня и спереди, и сзади.

Я отчаялась соединить обтрепанные полы халата и во внезапном порыве – то, чего никогда не позволяла себе прежняя Мэгги Вестшайр, – разорвала пополам это убогое одеяние и с гордым видом вышла, оставив обрывки на полу.

В клинике доктора Тайлера, в отличие от обычной больницы, не было твердо установленного тихого часа и времени посещениябольных. Как правило эту информацию я извлекла из обрывков бесед, неспешно протекавших в комнате отдыха, – пациенты находились в больнице, по меньшей мере, три недели, и удовольствия, которые предлагала им ночная жизнь Хот-Спрингс, рассматривали как важную составную часть назначенной им терапии. Тем не менее, выйдя за двойные стеклянные двери больницы, я почувствовала себя матросом, впервые за долгое время получившим увольнение на берег.

Поскольку я в первый раз за эту неделю покинула больницу и вышла на солнце, радостное чувство свободы наполнило меня.

Прищурив отвыкшие от яркого света глаза, я с удовольствием вдыхала влажный горячий воздух. Ароматы 1926-го сильно отличались от привычных запахов современной мне эпохи. Во влажной духоте, предвещавшей грозу, стоял запах дорог, загаженных запряженными в повозки лошадьми.

У подножья парадной лестницы, удобно устроившись на сиденье старинного автомобиля, Шиа читал газету; его нога в пижонском ботинке покоилась на приборной доске. На нем была соломенная шляпа, низко надвинутая на лоб; в тени оказалась почти треть его лица. Рот, мощь которого я только что испытала на себе, был растянут в усмешке; наверное, Шиа читал комикс. Он был, кажется, в веселом расположении духа, что было весьма кстати, ведь я нарушила его указание, ничем не прикрыв столь фривольный для двадцатых годов наряд.

Он поднял голову и перехватил мой взгляд. Предупреждая сцену, которую он мог закатитьмне по поводу моего туалета, я стремительно спустилась по лестнице и тут же завела разговор о его автомобиле.

– Это «Модель-А»?

– Это «Модель-Т». – Он прищурился. – Что это за «Модель-А»?

Судя по его реакции, «Модель-А» еще не была сконструирована. Вспомнив о своих более чем скромных познаниях в истории, я пообещала себе впредь быть более осторожной.

– По-моему, я сказала что-то не то. Я перепутала названия. К тому же я плохо разбираюсь в технике. – Последняя фраза шла в ход, когда в микроволновой печи подгорал обед для Дэвида или когда я случайно стирала его любимые видеозаписи. В каком бы времени я ни находилась, мои отношения с техникой оставались натянутыми.

Шиа уставился на мои голые ноги и нахмурился, сразу забыв о моем невежестве в области автомобилестроения.

– Садитесь. – Придерживая дверь, он помог мне ступить на хромированную подножку и устроиться внутри.

Вместо того чтобы плавно опуститься на мягкое сиденье, – как было, когда я садилась в «корвет» Дэвида, – я неуклюже взгромоздилась на высокую скамью перед панелью управления; для этого мне пришлось изогнуть ноги под немыслимым углом. Не закрывая дверцу автомобиля, Шиа вручил мне свернутую газету и, перегнувшись через меня, некоторое время регулировал два непонятных рычага. Лишь только его тело прижалось к моемубедру, кровь жаркой волной прилила к моей шее, и лицо запылало.

Выпрямившись, он обратил внимание на мое возбуждение.

– Для человека, пускающегося во все тяжкие, вы слишком бурно на все реагируете.

Его взгляд скользнул по моим ногам.

– Вам крупно повезло: я джентльмен, красавица.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – сказала я, кокетливо забрасывая ногу на ногу, – но вы, кажется, никогда своего не упустите.

Он наклонился, чтобы закрыть мою дверь; его широкие плечи на мгновение загородили солнце.

– Именно поэтому я повторяю: вам крупно повезло, что я джентльмен. – Пьянящее тепло исходило от его тела. Я почувствовала, как струйка пота побежала у меня между грудями.

Засучив рукава, он прошелся вдоль автомобиля. Демонстрируя свое великолепно развитое тело, он проделал несколько гимнастических упражнений для рук. По опыту я знала, что он довольно долго и без напряжения может нести на руках взрослую женщину.

Со своего жесткого сиденья я видела, как он наклонился и стал запускать двигатель – вручную, с помощью причудливо изогнутой железяки; могучие мускулы его рук и спины выпирали из-под белой крахмальной рубашки. Если бы я еще сомневалась в том, что действительно нахожусь в прошлом, то теперь, наблюдая, как усердно ему приходится трудиться, чтобы запустить свою несчастную «Модель-Т», я окончательно убедилась бы в этом. Шиа был непредсказуем, но он был рядом, и он был настоящим мужчиной. Я представила, как снова лежу с ним в кровати, обнимая его мускулистое тело, и целую его так же яростно, как он меня. Мысль сумасбродная, но что будет, если я не смогу больше сопротивляться его горячим прикосновениям?..

Во рту у меня пересохло, и я облизала губы. Будто прочитав мои мысли, Шиа проследил глазами это мое нервное движение. Он бросил на меня мутный взгляд; в нем сквозила плохо скрываемая похоть. Это безумие, сказала я себе. Я должна думать о том, как выбраться отсюда, из этой ловушки прошлого, должна собирать по кусочкам свои детские воспоминания, а не плодить новые безумства. Я не могу позволить себе увлечься таким непредсказуемым, импульсивным человеком.

Но мое тело твердило иное. Меня все больше и больше тянуло к Шиа. Поняв это, я испугалась, ведь разум кричал, что мне необходимо вернуться домой, в мое время.

Двигатель закашлялся, подав наконец признаки жизни, и Шиа поспешно вскочил на сиденье, боясь, что капризный механизм заглохнет. Бесконечно долго Шиа нажимал на какие-то педали и рычаги, прежде чем с шумом, треском и жуткой вонью, щекотавшей мне ноздри, мы двинулись наконец вперед.

Проехав несколько кварталов, он остановился перед зданием, на котором красовалась вывеска «Меблированные комнаты», заглушил двигатель и установил ручной тормоз. Он явночто-то замыслил, но медлил в нерешительности.

– Это не аптека. Почему мы остановились здесь? – спросила я.

Он спустился с подножки и медленным шагом обошел вокруг автомобиля, став с моей стороны.

– Если вы хотите, чтобы я сопровождал вас в центр города, вам придется переодеться. Вам, женщинам, позволено теперь голосовать на выборах, но я не могу допустить, чтобы вы разгуливали перед публикой в таком виде.