– Я сожалею, что только что... Скажем, что теперь я изменила мнение...
Он понял, что завел игру слишком далеко:
– Мнение о чем?
Лин процедила сквозь зубы ругательство и вскочила.
– Счастливо оставаться.
Юбер хотел ее удержать, но она уже спускалась по лестнице. Она была не из тех женщин, которые возвращаются после оскорбления. "Я вел себя, как последний дурак!" – подумал он, отлично зная, что, занявшись любовью, успокоил бы свои нервы.
Несомненно, ей это тоже было нужно.
6
Лин Маннова застегнула платье и в последний раз посмотрела на себя в зеркало. Ее смуглое лицо было взволнованным, а великолепные голубые глаза обведены черными кругами. "Дурак", – прошептала она, подумав о Юбере, и все ее тело сотрясла дрожь.
Она подошла к окну комнаты и выглянула во двор фермы, с трех сторон окруженной постройками. Вдруг она замерла и инстинктивно отступила, чтобы не быть замеченной.
В центре двора стоял, глядя по сторонам, человек в оливково-зеленой форме с красными петлицами и нашивками внизу рукава.
Комиссар МВД.
Николай, хозяин фермы, вышел из свинарника и пошел навстречу гостю. Маленький и коренастый Николай шагал не быстрее, чем обычно. У него была чистая совесть, и он никого и ничего не боялся.
Незваный гость заговорил с Николаем. Их объяснения продолжались долго. Николай только кивал головой и время от времени почесывал макушку, поднимая меховую шапку. Потом фермер пожал плечами и жестом пригласил комиссара войти в дом.
Лин быстро отошла от окна. Ее сердце бешено колотилось. Ей было страшно. Вне всяких сомнений, найден труп убитого американцем человека и начато следствие. С мостика можно было прийти только к ферме Николая...
– Товарищ Маннова?
Ее звал Николай. Она открыла дверь комнаты и крикнула в сторону лестницы, находившейся напротив:
– Что?
– Вы не могли бы спуститься? Комиссар Адатиума хочет поговорить с вами тоже.
– Хорошо. Сейчас спущусь.
Она закрыла дверь и прислонилась к ней, глубоко дыша. Она мало спала, и финальная сцена с ее американским протеже оставила у нее неприятное чувство. Ей было совершенно необходимо успокоиться, прежде чем встретиться с человеком из МВД.
Закрыв глаза, она методично дышала и смогла себя убедить, что все идет не так уж плохо и даже в самом худшем случае подозрений против нее возникнуть не могло.
Она заставила себя улыбнуться, убрала с виска прядь волос и вышла из комнаты. Она неторопливо спустилась по лестнице, снова полностью владея собой, и улыбнулась Николаю.
Комиссар подошел к ней и представился:
– Михаил Григорьев, начальник управления МВД Адатиума. А вы...
– Лин Маннова, журналист.
У него было суровое и холодное лицо. Очки в металлической оправе придавали ему хитрый и неприятный вид. Не теряя времени, он приступил к делу:
– Сегодня рано утром рыбаки, ловившие форель, нашли в реке застрявший между скалами труп сотрудника управления МВД Адатиума. Этот человек сошел вчера поздно вечером с автобуса, приехавшего из Ногликов.
– Я тоже ехала в том автобусе, – спокойно перебила Лин. – Может быть, я его заметила?
Григорьев бросил на нее пронзительный взгляд, два или три раза кашлянул и продолжил:
– Возможно. Сойдя с автобуса, этот человек должен был пойти к себе домой, у него здесь жена и дети. Однако он пошел к реке, и мы стараемся узнать, почему.
Лин Маннова бессильно развела руками.
– Боюсь, я ничем не могу быть вам полезна, комиссар. За время поездки я ни с кем не разговаривала и не заметила, чтобы за мной кто-то шел от автобусной остановки сюда...
Она сделал вид, что ей в голову пришла ужасная догадка:
– Он был... Я хочу сказать: его?..
Комиссар остался холодным, как лед.
– Мы пока не знаем. Очевидно, он упал с мостика, но нам неизвестно... пока неизвестно, сам он упал или его столкнули.
Он повернулся к фермеру и спросил:
– Гражданка Маннова ваша родственница?
Лин ответила сама:
– Нет, друг. Мы знакомы уже десять лет, комиссар.
Она не сочла нужным уточнять, что во время войны оказывала Николаю определенные услуги, а тот взамен снабжал ее продуктами. Это никого не касалось. Комиссар обернулся к ней.
– Вы долго пробудете здесь?
– Нет. А что? Я могу вам еще понадобиться?
– Вполне возможно.
Она улыбнулась.
– В таком случае, если меня здесь не будет, вы сможете найти меня через газету "Народ Сахалина".
– Спасибо.
– Не за что, комиссар.
Она повернулась к нему спиной и вышла. Захлопнув за собой дверь, она осталась за ней и стала прислушиваться.
– Что вы теперь будете делать, комиссар? – спросил Николай.
Михаил Григорьев уклончиво ответил:
– Не знаю. У этого человека, несомненно, была веская причина прийти сюда среди ночи. Поскольку он провел два дня в Ногликах, я позвоню туда моему коллеге. Посмотрим...
Помолчав, он добавил:
– Знаете, я подумал, что он мог провожать сюда эту женщину и случайно упасть с мостика, возвращаясь в город...
Лин Маннова прислонилась к двери плечом. В ее голове крутилась одна мысль: "Он позвонит Владимиру... Он позвонит Владимиру... Он позвонит Владимиру..."
Лежа на животе на большой куче угля, положив голову на руки, Юбер смотрел на проплывавшие по обеим сторонам дома Александровска. Низкие, тусклые, безликие дома, над которыми возвышались более высокие и более современные здания: школы, склады, больница, казарма, несколько заводов...
Судя по положению солнца над горизонтом, было где-то около пяти часов дня. Скоро будет двенадцать часов, как Юбер увидел этот поезд, приближавшийся к мосту, указанному Манновой, и забрался в полувагон. Двенадцать часов, чтобы проехать двадцать четыре километра черепашьим шагом с частыми остановками. Десяток других "пассажиров", таких же, как он, лежали в разных вагонах. Весь день он притворялся спящим, чтобы уменьшить риск, что с ним попытаются завязать разговор. Даже, когда, проголодавшись, он был вынужден поесть, то старался это делать как можно незаметнее...
Поезд с адским грохотом проехал по стрелке. Юбер сжался, когда на ней закачался его вагон. Миновала стена длинного склада, и он увидел море. "Татарский пролив", – прошептал он, поднявшись на локтях, и его черное от угля лицо осветилось от удовлетворения: ему удалось пересечь весь Сахалин! Высадившись на восточном побережье, он достиг западного. Если бы не было тумана он бы, наверняка, увидел вдали сибирский берег...
Поезд с углем прогрохотал через весь порт мимо причалов, у которых стояли суда разного водоизмещения. Затем состав остановился с жутким лязгом.
Юбер, не торопясь, поднялся и бросил свою котомку на землю, гибко спрыгнул на насыпь, поднял торбу и только тут заметил идущего к нему милиционера в синей фуражке. Он остановился и стал ждать, пока он подойдет, улыбаясь, несмотря на комок, вставший у него в горле:
– Добрый день.
– Добрый день. Как тебя зовут?
– Юрий Ворошин.
– Ты откуда?
– Из Гродекова.
– Документы.
Юбер достал маленькую потертую и грязную сумочку, в которой лежали документы, переданные Лин Манновой. Милиционер просмотрел все с фантастической медлительностью. Юберу пришлось убрать руки за спину, чтобы не было заметно, что они дрожат.
– Ладно, – сказал, наконец, человек в синей фуражке. – Можешь идти...
Юбер взял свои бумаги и поблагодарил кивком головы, не в силах произнести ни слова. Почему он стал таким впечатлительным? Может быть, от усталости...
Он взвалил котомку на плечо и ушел. Чуть дальше милиция проверяла документы у других пассажиров. Рутина. Юбер пересек улицу, выходившую на набережную, и пошел по противоположному тротуару.
Он остановил старушку, чтобы спросить у нее, где находится улица Кирова. Она ему объяснила, что это совсем рядом, за большим бетонным зданием "дворца культуры".