- Мы можем дать вам еду, но это плохо скажется на цветах, - ответил лама. - Сейчас для них каждый лишний грамм - непосильная нагрузка. Поэтому вам будет лучше долететь так, как есть.
Атис кивнул. Ведь верно. Ни он, ни Касси про это не подумали.
А есть, между прочим, хочется.
- Ладно, - вздохнул он. - Мы всё поняли. Спать тоже не надо?
- Почему же? - удивился лама. - У вас есть полтора часа. Мы разбудим вас, когда начнем разворот.
- Тогда, извините, я…
Сил у Касси хватило лишь на то, чтобы опуститься на пол и подложить руку под голову. Почти сразу же она провалилась в черный сон.
Монастырь уходил, таял в небе. Только сейчас Атис и Касси сумели разглядеть его, а разглядев - изумились. Это был в самом деле огромный, не меньше двух километров в диаметре, летающий остров, сплошь заставленный строениями самых причудливых очертаний. Создавалось впечатление, что ламы создавали свой мини-город, ориентируясь только на сиюминутные желания, и не согласуясь ни с какими долгосрочными планами. Пестрое разноцветие медленно, плавно двигалось по небу, монотонное пение удалялось, таяло, и вскоре монастырь канул в простор, растворившись в нем, как сахар в чашке с чаем.
- Вот это да, - зачарованно протянул Атис. - Его ж, по слухам, вообще никто вблизи не видел, а уж внутри побывать точно никому не доводилось.
- Здорово, - согласилась Касси.
Она душераздирающе зевнула. Выспаться и отдохнуть толком не удалось, но полтора часа отдыха лучше, чем ничего. Голова по-прежнему была тяжелой.
- Знаешь, - попросила Касси, - давай не будем снижаться. Давай лететь над облаками, и повыше. Понимаешь, на землю мы еще насмотримся, а я… - произнести это вслух оказалось трудно, - я хочу попрощаться с небом. Запомнить. Горизонт, закат и рассвет.
- Давай, - согласился Атис. - А то, чуем мое сердце, мы теперь очень долго этого не увидим.
Заоблачный мир был многоцветным, и белым, и черным с золотым. Закат полыхал на полнеба. Внизу вставали расцвеченные им туманные башни, над головой, в недоступной высоте, мягко светились расслоенные пряди облаков. На западе небо было еще розовым, туда опускалась срезанная горбушка солнца, а на востоке землю скрывала ночная темнота. В небе загорались звезды.
Как же огромен был купол неба!… Туда, на эти колкие звезды, ушли двое странных, необычных, говоривших без слов. Где-то наверху был могучий и чудовищный конклав, что сыграл с Землей злую шутку - и все-таки проиграл двоим Летателям, которые сейчас из последних сил тянули Цветы на север.
И холодно. Какой же холод на самом деле царит в поднебесном мире!
- На рассвете будем в Песках, - проговорила Касси.
- Будем, - эхом повторил Атис. - Очень хочется в это верить.
Рассвет они успели застать в небе. Но Цветы уже еле-еле держались в воздухе, они почти падали, шли с постоянным снижением.
Решение Касси подняться повыше сейчас просто спасало, иначе они уже давно оказались бы на земле. Когда солнце окрасило небо на востоке в бледное золото, и вокруг стало светлеть - цветы были уже на уровне облаков, и, как ни старались Атис и Касси их удержать - те продолжали терять высоту.
До Песков оставалось несколько километров.
Цветы умирали.
Полет их стал неровным, дерганным, словно цветам было больно от того, что с ними происходило, и Летатели уже ничего не могли с этим поделать. Они неудержимо опускались вниз, зарываясь в облака, как в рыхлую ледяную вату, Атис и Касси старались как-то удержать полет, замедлить падение - но тщетно.
Под облачным полем, уже расцвеченным сверху восходом, царила холодная предрассветная мгла. Цветы шли всё ниже и ниже, земля тянула их к себе, и тут впервые за всё время и Касси, и Атис вдруг ощутили полной мерой такую усталость и такой холод, которые раньше и вообразить не могли. Семена под трясущимися ладонями Атиса чернели прямо на глазах, и он вдруг с ужасом понял, что не сумеет, наверное, даже сжать ладонь в кулак, чтобы…
- Касси, - позвал он, - смотри!
Коготь выпал из ладони, и его тут же унесло порывом ледяного ветра. Атис в страхе попытался схватиться обеими руками за лепестки, но правая рука нащупала лишь пустоту - воздушные хризантемы опадали, как самые обычные полевые ромашки. Холод сжимал так, что перехватывало дыхание. Касси колотило. Не долететь им ни к какой бабе Фане, теперь это уже было ясно. Земля надвигалась - белое бесконечное поле с черной длинной нитью дороги. Заслезились глаза, не давая толком разглядеть, что впереди, и слезинки примерзали к щекам. Касси казалось, что она летит в темно-белесом тоннеле, где нет ни верха, ни низа, лишь только мелькание снежных мух, и чернота подступающего мерзлого сна.
Сумрак и внезапно ухудшившееся зрение едва не сыграли с ними плохую шутку - в самый последний момент Атис всё-таки сумел заметить летящую им навстречу землю, и неимоверным усилием справился с цветком. Касси, летящая следом, увидела его маневр и повторила его. Цветы, как большие усталые птицы, медленно опустились в снег рядом с дорогой.
- Сели, - прошептал Атис. Его трясло от холода. - Не разбились. Не верю.
Говорить получалось только скупыми, отрывистыми фразами.
Цветок Атиса дернулся раз, другой, и затих. В предрассветном поле наступила тишина, давящая, пустая. Атис на подгибающихся ногах подошел к Касси, которая, плача, гладила свой цветок, тоже неподвижный, и вместе с ней принялся набирать в карманы семена, которые теперь отделялись от чашечки легко, словно никогда и не составляли с ней практически одно целое.
Касси всё плакала и плакала, никак не могла остановиться. У Атиса внутри всё словно покрылось льдом, он не мог произнести ни слова от охватившего его отчаяния и горечи. Всё кончилось. Всё.
Казалось, что кончилась и сама жизнь.
В молчании они разложили семена по карманам.
Последний раз, прощаясь, прикоснулись каждый к своему цветку.
И, обнявшись, поддерживая друг друга, выбрались на дорогу, и пошли к городу, едва видному на горизонте, в предрассветной зимней мгле.
Патруль милиции, совершавший объезд, едва не пропустил две едва держащиеся на ногах, шатающиеся фигуры. Начиналась метель, рассветало поздно. Но заметил, машину остановили, и с удивлением опознали в женщине, которую едва не тащил на руках мужчина, пропавшую не так давно дочь регионального директора, Кассандру Чудову. Вторым оказался тот самый легендарный поджигатель, Атис Сигна, бывший в розыске уже несколько месяцев.
Ни один, ни другая говорить не могли, и на вопросы патруля отвечать оказались не в состоянии. Поэтому обоих погрузили в машину, и на всех парах помчались в отделение, по дороге радируя о том, что случилось ЧП.
Что происходит, Касси понимала с трудом. Отчаяние, пустота, больно режет грудь и горло. Чьи-то голоса вокруг. Ее куда-то тащат, она вяло отбивается, пытается сказать, чтобы ее оставили в покое, ушли… язык не слушается, получается слабое бормотание. Но Атис где-то рядом. Это главное.
Снова голоса.
Что-то гремит, а, кажется, это закрывается дверь… как громко…
Чужие руки отпускают, и Касси валится на пол.
Тишина.
Касси протянула руку, нащупала запястье Атиса. Она сжала его, мертво - не отцепить, - и провалилась в ватную глубину сна.
- И что сейчас делают… моя… гм, дочь, и этот? - Чудов сидел на стуле, в кабинете начальника отделения, и поигрывал стеком - весь директорат носил такие. Стек, из черного дерева с серебряными накладками, жил в его руках словно бы самостоятельной, независимой от хозяина, жизнью.
- Спят, в камере. Как привезли, так и спят, - генерала начальник явно побаивался. - И не говорили ничего.
- Значит, с длинными волосами, - задумчиво проговорил Чудов. - И на ладонях… как вы сказали, это называется?
- Очень похоже на стигматы. Знаете, бывает у людей, помешанных на религии. Отверстия, словно от гвоздей, ну, вы понимаете… ересь, конечно, но народ…