Он прождал несколько минут. Посетители, желавшие воспользоваться туалетом, начали с любопытством поглядывать на Фрито, прислонившегося к кафельной стене, руки в карманах. Чтобы пресечь их любопытство, Фрито повернулся к автомату, висевшему на стене.
– Так, так, так, – прошипел он театральным шепотом. – Он-то мне и нужен. С наигранной беспечностью он начал бросать в этот автомат одну монету за другой.
Спустя пятнадцать свистков, восемь компасов, шесть миниатюрных зажигалок и четыре пакетика противных маленьких резиновых новинок, раздался загадочный стук в дверь. В конце концов один из посетителей, скрывавшийся за перегородками, крикнул:
– Ради всего святого, впустите этого сукиного сына!
Дверь распахнулась, и в ней появилось укрытое за маской лицо смуглого незнакомца. Лицо кивнуло Фрито, чтобы он зашел за угол.
– Я принес вам записку, мистер Баггер! – сказал незнакомец.
При звуках его настоящего имени, сосиска в желудке Фрито вскочила и распрямилась.
– Но моя думай васа осибайся, синьор, – проблеял Фрито. – Моя осень извиняйся, но мой достославный имя не…
– Это письмо от Гудгалфа Волшебника, – сказал незнакомец. – Если имя, которым ты себя называешь, соответствует наименованию Фрито БАГГЕР!
– Я соответствует, – сказал смутившийся и перепуганный Фрито.
– И ты обладаешь Кольцом?
– Может, обладаю, а может, нет, – ответил Фрито, пытаясь выиграть время. Незнакомец схватил Фрито за узкие лацканы и приподнял.
– И ты обладаешь Кольцом?!
– Да, – уже пропищал Фрито. – Вот оно! Можете подавать на меня в суд!
– Не бойся, отбрось свои страхи, не трусь и не бросай поводьев, – рассмеялся человек. – Я – друг тебе.
– И у Вас есть письмо ко мне от Гудгалфа? – вымолвил Фрито, чувствуя, что сосиска начала укладываться поуютнее.
Высокий расстегнул молнию на потайном отделении переметной сумы, висевшей у него через плечо, и вручил Фрито листок, на котором можно было прочесть следующее:
«Трусы – 3, носки – 4 пары, рубашка – 2, кольчуга – 1, накрахмалить как следует».
Незнакомец нетерпеливо выхватил затертую бумажку из лапы болотника и дал вместо нее сложенный лист пергамента. Взгляд Фрито уловил и рождественский штемпель, и руну X, запечатленную в затвердевшей жевательной резинке, сразу признав подлинность отправления.
Поспешно вскрыв письмо, он не забыл припрятать жевательную резинку для Спэма. На потом. С трудом расшифровывая знакомые буквы, написанные по Пальмеровскому методу, он прочитал:
«Фрито, дорогуша!
Алебарда упала! Фьюметы ударили по ветряным мельницам! Ноздрули Сорхеда пронюхали. про нашу уловку и землю роют, чтобы поймать четверых болотников, один из них с розовым хвостиком. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что кто-то проболтался. Побыстрее сматывайся оттуда, где ты есть, и не потеряй сам знаешь что. Постараюсь встретить вас в Вингтипе. Если не выйдет, найдете меня в Рив-н-делле, Ни в коем случае не берите дубовые пятаки. Не обращайте внимания на Стомпера – он неплохой парень, о – ней е – ней чень – ой мес – уй. Ты понимаешь, что я хочу сказать. Пора заканчивать, у меня кое-что осталось на горелке Бунзена. Гудгалф.
P.S. Как тебе моя бумага? Купил по дешевке в колбасном отделе».
И снова в желудке Фрито зашевелилась сосиска «Хрю-хрю». Борясь с ее несвоевременным пробуждением, Фрито проговорил сквозь зубы:
– Значит, здесь тоже небезопасно.
– Отбрось страхи, робкий болотник, – сказал Стомпер. – Ибо я, Эрроурут Эрроуширский, с тобой. Гудгалф должен был упомянуть обо мне в письме. У меня много имен…
– Я тоже так думаю, мистер Эрроуширт, – прервал его Фрито. – Но дела наши плохи, а будут еще хуже, если мы отсюда не смоемся. Кое-кто в этой дешевой забегаловке желает заполучить мой скальп – и уж не для того, чтобы сделать ланолиновый массаж!
Вернувшись в кабинет, Фрито увидел, что трое болотников все еще ели. Не обращая внимания на незнакомца в маске, Спэм ехидно улыбнулся Фрито.
– А я-то думал, куда ты пропал. Хочешь попробовать мою «Гав-гав»? «Хрю-хрю», съеденная Фрито, начала пробиваться на соединение с «Гав-гав» Спэма, но Фрито заставил ее вернуться на место. Он подвинулся, освобождая пространство для длинного Стомпера. Болотники посмотрели на Стомпера с вялым безразличием. Спэм сказал:
– Вот уж не думал, что ты так скоро подцепишь кого-нибудь, да еще начнешь угощать!
Фрито удалось удержать руку разгневанного Стомпера.
– Послушайте, – сказал он. – Это – Стомпер, друг Гудгалфа и наш…
– И у меня много имен… – начал было Стомпер.
– И у него много имен, но нам сейчас надо… – Фрито почувствовал, что позади него выросла чья-то громадная туша.
– Ну, вы, придурки, платить собираетесь? – проскрипел голос, исходивший из – под белокурого парика и бумажного пятачка.
– Да, конечно, – сказал Фрито. – Я дам Вам на чай, э-э… – И тут Фрито почувствовал, как чья-то сильная когтистая рука залезла к нему в карман.
– Не беспокойся, щенок, – пророкотал голос. – Я округлю сам! Хо-хо-хо-хо! Фрито пронзительно взвизгнул, увидев, что парик свалился с головы псевдопоросенка и больше не скрывал горящие красные глаза и злорадную ухмылку Ноздруля. Как загипнотизированный смотрел Фрито в приоткрытую пасть чудовища. Каждый зуб по отточенности мог состязаться с бритвой.
«Не хотел бы я лечить ему зубы», – подумал он.
Фрито начал озираться, надеясь на помощь друзей, а тем временем великан поднял его и вывернул карманы в поисках Великого Кольца.
– Ну, ну же, – ворчало чудовище, теряя терпение. – Давай его сюда! Остальные восемь огромных официанток окружили столик, поблескивая грозным набором остро отточенных клыков. Они грубо держали побелевших от страха болотников. Стомпера не было видно. Только из-под стола торчали каблуки его сапог со шпорами.
– Ну, ладно, крысенок, давай, – прошипел Ноздруль, потянувшись за своей огромной булавой. – Я кому сказал… Ой-ой-ой!
Ноздруль, заверещав от боли, одновременно выпустил Фрито и подпрыгнул высоко вверх. Из-под стола торчало острое, зазубренное лезвие. Выскочил Стомпер.
– О, Дракондых! Гилторпиал! – прокукарекал он, размахивая своим мечом, как бешеный. Он направил свое громоздкое оружие на ближайшее чудовище и завизжал:
– Банзай! Не давать и не просить пощады! К черту торпеды!
Яростно размахнувшись, Стомпер промазал почти на метр и растянулся, споткнувшись о свои ножны.
Девятка уставилась круглыми красными глазами на разгневанного, взмыленного маньяка. Вид Стомпера внушал им ужас. Они стояли безмолвно. Вдруг одна из оцепеневших фигур хихикнула, другая вздрогнула, третья засмеялась. К ним с громким ржанием присоединились еще двое. В конце концов все девять были охвачены приступом безудержного хохота. Казалось, они вот-вот лопнут. Стомпер, взбешенный и пыхтящий, поднялся, наконец, но, наступив на свой плащ, снова упал. Серебряные пули раскатились по всему полу. Все находившиеся в зале весело взревели. Два Ноздруля беспомощно повалились на пол, покатываясь со смеха. Другие корчились рядом. По их чешуйчатым щекам катились большие красные слезы. Они задыхались и не в силах были держать свои палицы.
– Хо-хо-хо!
Стомпер, от гнева красный, как свекла, все же встал на ноги. Он поднял свой меч, и клинок отвалился.
– Хо-хо-хо-хо! – Ноздрули катались по полу и извивались, ухватив себя за бока.
Стомпер вставил клинок в рукоятку, широко размахнулся и крепко вонзил острие в цементного кабана. – ХО-ХО-ХО-ХО-ХО! Тут, видя, что никто не обращает на него внимания, Фрито поднял одну из тяжелых, оброненных Ноздрулями палиц и принялся потихоньку крушить ею головы. Мокси, Спэм и Пепси последовали его примеру и стали обходить корчившихся в судорогах великанов, щедро раздавая пинки и удары по самым чувствительным местам. Наконец, окончательно утратив равновесие, Стомпер умудрился перерубить канат, на котором была подвешена главная люстра. При этом он подтащил ничего не соображающих чудовищ как раз под нее. Зал погрузился во тьму. Болотники бросились к дверям, волоча за собой Стомпера. Пригибаясь и уворачиваясь от светящихся глаз, они вырвались наружу, пронеслись, затаив дыхание, переулками, промчались мимо храпящей стражи по подъемному мосту и оказались на свободе. Пока они бежали, Фрито чувствовал на себе любопытные взгляды жителей. Фрито надеялся, что они не выдадут его слугам Сорхеда. С радостью он увидел, что они не обратили на него почти никакого внимания и занимались своими обычными вечерними делами – разжигали сигнальные костры и выпускали почтовых голубей.