— Надо, чтобы был пример другим, бонза. Давайте их сюда. — Лицо Шигеру было бесстрастно. Его невозможно было тронуть мольбой. Он знал, что он обязан делать.

Крепкие руки держали детей, и меч описал блестящий полукруг в свете лампы. Раз… еще раз. Жалкие маленькие тельца упали рядом с телами родителей.

— Учти урок, бонза, — сказал Шигеру, обтирая свой меч платьем обезглавленной девочки.

— Мне жаль тебя и твоего господина, — загремел Генкай. — Вам предстоят вечные мучения за это осквернение храма и убийство невинных. Вы еще до своей смерти тяжко расплатитесь за то, что вы совершили. — Проклятия Генкая эхом отражались от стен храма. Генкай свирепо смотрел на самураев. Эти люди-звери подорвали самое основание его веры. Храм был священным местом, и монахи Сейкен-джи постоянно имели возможность давать убежище беднякам и бездомным. Ведь Генкай сам обещал спасти крестьянскую семью, и вот — Будда оказался бессилен исполнить его обещание.

Он обратил свой гнев на злополучных самураев, зная, однако, в душе, что это не имело смысла. Самураи были такими же жертвами, как крестьянин; они тоже были бессильны изменить ход событий. Виноват был только их хозяин. Чикара! Гнусный Чикара!

— Оставь его связанным, — сказал Шигеру, удивленный страстностью хлипкого монаха. — Другие монахи освободят его. Заберите головы, пусть будут примером для других. — Он повернулся к Генкаю: — А ты считай, что тебе повезло, раз у тебя голова осталась на плечах.

Головы были завернуты в платье, снятое с тела Шинобу, и самураи ушли, не глядя на Генкая, а он, оставшись один, связанный, извивался в приступе бессильного гнева и горя.

Вскоре после того, как Йоши закончил дневное чаепитие, на веранду поспешно вошел Фумио, явно сильно расстроенный. За ним шел рассерженный Айтака.

— Черт бы его побрал, для чего он ставит нас в затруднительное положение? — Фумио раздраженно, с шумом выдохнул воздух. Айтака хрипло сказал:

— С Чикарой надо поговорить.

Йоши посмотрел на них с любопытством.

— В чем дело? — спросил он, лениво помахивая веером.

— Будущий муж Нами, — воскликнул Фумио. — Его самураи обезглавили семью крестьянина за неуплату налогов.

— Его крестьян? Так, дядя, в чем же вопрос? — темные глаза Йоши широко раскрылись в подчеркнутом удивлении.

— Казни произошли в храме Генкая после того, как его схватили. Хотя я не согласен с убеждениями Генкая, он — мой приемный сын и заслуживает лучшего обхождения. Крестьянин прятался в Сейкен-джи вместе с детьми. Можешь себе представить? Прятался в священном месте! Генкаю не следовало позволять им войти, а люди Чикары не должны были входить туда за ними без разрешения монахов. Они превысили свои права. Храм находится на моей земле, и следовало бы и меня спросить, прежде чем действовать, — Фумио пожал плечами и округлил глаза, как бы обращаясь к богам. — Что же мне теперь делать?

У Йоши радостно забилось сердце. Вот возможность отменить замужество Нами. Несколько хорошо обдуманных слов восстановят Фумио против Чикары. Однако так не пойдет. Интрига для личной выгоды — это он видел при дворе, но Йоши такими средствами не пользовался. Пусть он застенчив, не мужествен, не общителен, но он не станет лгать или действовать ради личной выгоды против своих убеждений, а он считал, что Чикара прав.

— Забудь все это дело, — посоветовал он. — Чикара имел право казнить их, и они сами виноваты, что спрятались в храме. — Йоши встал и расправил свое платье, разгладив воображаемую складку.

— Да, пожалуй, ты прав. — Гнев Фумио несколько утих.

— Нет, Йоши не прав. — Айтака говорил вздрагивающим от волнения голосом. — Самураи не имели права врываться в храм. Это Чикара им приказал. Неудивительно, что крестьяне ненавидят и боятся его. Это был политический ход со стороны одного из самых отъявленных деспотов Тайра. Если даже храмы не защищены от его грабежей, наша страна обречена. — Он повернулся к Йоши: — Ты — двоюродный брат и друг Генкая. Ты можешь себе представить, что он переживал? Я скорблю о нем не менее, чем о жертвах этого ужасного преступления. Бонза имеет право на уважение в божьем доме.

— Айтака, тебя ослепляет ненависть и подозрительность по отношению к роду Тайра. Надо же помнить, что дядя Фумио не может позволить себе ссориться с князем Чикарой. Он — сосед, и скоро будет близко связан с нашей семьей. — С совершенно бесстрастным лицом Йоши защищал человека, вызвавшего его ревность и чувство обиды. — Чикара не совершил большого проступка. Его самураи перестарались. Это не преступление.

Подобно большинству людей его ранга, в Киото Йоши не соприкасался с крестьянами. Хотя он считал себя человеком справедливым, лишенным предубеждений, крестьян, в его представлении, вряд ли следовало считать людьми. При дворе к низшим классам относились как к эсемоно, сомневаясь, люди ли это, если вообще вспоминали о них. Айтака общался с эсемоно в годы его рабства, а Генкай познакомился с ними в имении; что же касается Йоши, шесть лет при дворе в Киото выработали у него отрицательное отношение к ним, он их просто не понимал. С другой стороны, хотя он ненавидел Чикару, из-за которого он терял Нами, все же это был сосед, самурай, заслуживший репутацию храброго воина и в прошлом принятый при дворе.

Фумио сказал:

— Йоши говорит правильно, как сказал бы человек, умудренный годами. По-моему, он дает хороший совет.

Айтака был готов ответить, но слуга объявил о приходе гостя. В комнату влетел Генкай, его желтое одеяние шуршало, взгляд был устремлен прямо перед собой, на бритой голове блестели капельки пота. Не замечая ни Йоши, ни Айтаку, он обратился к Фумио:

— Ты слышал? Отвратительное, бесчеловечное дело. Убили всю семью. А меня они связали и заставили смотреть, как их обезглавили. А за что? За горсточку риса! — Он смотрел мимо двух своих кузенов, все еще не замечая их присутствия. — Такой мерзкий поступок — это оскорбление Будды! Надо это прекратить. Ты должен выступить против Чикары! — сказал он.

Фумио снова поднял глаза вверх:

— Ну что ты хочешь, чтобы я сделал? Мне очень жаль, что тебя впутали в это дело, но князь Чикара действовал правильно. Мы договорились: или поддерживать закон, или наступит анархия.

— Йоши! Айтака! — Генкай заметил их. — Простите меня за рассеянность! Вы слышали, что случилось. Вы понимаете, как важно сразу призвать к ответу Чикару? Наша Нами через неделю выходит замуж за него. Этот человек — дьявол из преисподней Йоми, и мы должны объединить наши действия во имя Будды, чтобы не дать ему совершать зло дальше. Если дядя Фумио не предпримет никаких действий, вы согласны вместе со мной потребовать от него хотя бы извинения и обещания сдерживать своих самураев в будущем? — горячо сказал Генкай.

— Генкай, пожалуйста… Дядя прав. Чикара только выполнял требования закона. — Йоши говорил успокаивающим тоном, хотя его веер нервно колебался.

— Я не согласен, — резко вмешался Айтака. — Есть соображения повыше, чем правительственные распоряжения. Чикара обязан относиться с уважением и к храму Будды, и к семье женщины, которую он берет в жены. Он не имел права действовать без нашего разрешения.

— Брат, ты забыл: Чикара приобрел право требовать соблюдения имперских законов на своей земле раньше, чем мы с тобой появились на свет. — Йоши раздражался. Следовало предвидеть, что Айтака встанет на сторону Генкая. Этого следовало ожидать от человека, который во всем усматривал политический заговор против японского народа. Но почему Генкай такой несговорчивый? Хоть он и бонза, должен же он понимать, что непозволительно религию вмешивать в государственные дела. И почему уверенность Генкая в своей правоте вызывает у Йоши — его лучшего друга — ощущение вины? Он вдруг понял, почему дяде Фумио было трудно с Генкаем. Любому нормальному человеку было бы трудно иметь дело с таким религиозным фанатиком.

— Его подчиненные действовали бесчеловечно, и я так ему и скажу, — продолжал Генкай с вызывающим спокойствием, а Айтака кивал головой в знак одобрения.