— Не лучше ли начать с чего-нибудь другого? — вмешался новый голос.

Сай слегка вздрогнул.

Он не заметил у другой стены с книгами коренастую щеголеватую фигуру в кресле. Это был Хауард Беттертон с безмятежным лицом, на котором поблескивало пенсне, также не проявляющий признаков утомления.

— Мы начнем с того, с чего я сказал, мистер Беттертон, — отозвался Байлс. — И не говорите мне, что я нахожусь в округе Уэстчестер. То, о чем я намерен говорить, касается города Нью-Йорка.

— Как вам будет угодно, — пожал плечами адвокат. Байлс повернулся к Г. М. и ткнул в его сторону «Испанской инквизицией».

— Вы испортили эту чертову подземку! Это серьезное правонарушение. Пострадали люди…

— Кто именно пострадал, сынок?

— Из разменной будки украли деньги. Это еще серьезнее.

— Сколько именно денег, Гил?

— Точная сумма составляет тридцать семь центов, но для закона это несущественно. Ваше преступление настолько серьезно…

— Слушайте, Гил! — прервал Г. М. — Почему вам непременно нужно блефовать, не имея на руках козырей? Вы могли отдать меня под суд, но это не является уголовным преступлением ни по вашим, ни по нашим законам.

— Значит, вы это признаете! — Байлс выглядел глубоко оскорбленным. — Больше всего меня обижает ваша неблагодарность! Знаете, кто замял эту историю? Кто вернул ваш чемодан? Полицейский департамент!

Г. М. молча уставился на свою сигару.

— Вы бы удивились, — обратился Байлс к Саю, будучи не в силах сдержать поток красноречия, — сколько мелочей находят дорогу к столу комиссара полиции. Чемодан этого старого негодяя был открыт, и среди предметов, скромно отмеченных словом «МОЕ», оказались вещи с его именем.

— И благодаря им вы его опознали? — спросил Сай.

— Он хорошо известен, будучи титулованной особой и к тому же моим другом. Тем более что в тот же день в газетах появилось интервью, где он использует термин «ублюдок» по отношению к британскому министру информации.

— Но он и есть ублюдок, — проворчал Г. М.

— Поэтому комиссар, — продолжал Байлс, — решил, что нам лучше забыть обо всем и вернуть чемодан анонимно.

— Каким образом его вернули? — быстро осведомился Сай.

— Просто втолкнули в кухонную дверь этого дома, — ответил Байлс, — когда в кухне никого не было. Я даже не знал, где остановился Г. М.

В глубине души Сай думал, что полиция проделала достойную работу. Очевидно, Г. М. тоже так считал.

— Я очень вам признателен, Гил. Правда, я уже догадывался об этом…

— Догадывались?

— Ох, сынок! Сегодня утром у бассейна, когда коп О'Кейси пришел в ярость и хотел отправить меня в кутузку, вы успокаивали его, как мать. Только слабоумный не догадался бы, что вы уже все знаете — вас выдал ваш голос.

Сай припомнил сцену у бассейна и пришел к выводу, что это правда. Но Г. М. интересовало другое.

— Могу я задать вам вопрос об этом чемодане, Гил?

— Задавайте! — угрожающе произнес Байлс.

— Когда вы возвращали чемодан, вы прислали вместе с ним револьвер 38-го калибра?

Байлс закрыл глаза.

— Нет, — ответил он, с усилием сдерживаясь. — Как правило, мы этого не делаем. Конечно, если бы чемодан принадлежал очень важной персоне, мы могли бы послать полицейскую дубинку или гранату со слезоточивым газом. Черт возьми! — взорвался Байлс. — Вы ожидали револьвер?

— Полегче, Гил. Не рвите на груди рубашку!

— Я не рву! — В качестве доказательства окружной прокурор расстегнул жилет. — Но надолго меня не хватит! — Он снова указал на Г. М. «Испанской инквизицией». — Вы окончательно рехнулись!

Лицо Г. М. напоминало морду провинившегося пса.

— Разумеется, Гил, — согласился он. — Можно мне задать еще один вопрос?

— Нет! Хотя ладно. Спрашивайте.

— Ваши бухгалтеры закончили работу над книгами в Фонде Мэннинга около половины двенадцатого ночи, не так ли?

Байлс, застегивавший жилет, резко вскинул голову:

— Откуда вы знаете?

— Могу объяснить. — Г. М. затянулся сигарой. — Если бросить вызов янки, потребовав сделать что-то за двадцать четыре часа, он этим не ограничится и выполнит работу за двенадцать, чтобы доказать, на что способен. Не знаю почему, но это так.

Байлс собирался заговорить, но снова закрыл рот.

— Когда вы не позвонили мне в половине двенадцатого ночи — а у вас был телефонный номер, так как я звонил в ваш офис, — я догадался, что вы закончили аудит. Прошло ровно двенадцать часов со времени нашего пари. И я догадался о новостях. Так вы закончили, Гил?

— Да!

— Мэннинг мошенник? Он украл сотню тысяч? Что не так с его книгами?

Кашлянув, Хауард Беттертон поднялся с кресла и подошел к столу.

— Боюсь, — сказал адвокат Мэннинга, — именно это расстраивает окружного прокурора. С бухгалтерскими книгами мистера Мэннинга все в порядке.

— И деньги не пропали?

— Ни цента.

— Как же вы меня удивили! — усмехнулся Г. М. и снова сунул в рот сигару.

— Фактически, — продолжал Беттертон, — Фонд Мэннинга никогда не был в таком превосходном финансовом состоянии… Да, и еще одно! Думаю, сэр Генри и мистер Нортон, вы оба слышали о двух молодых людях — одном из Мичигана и другом из Западной Вирджинии?

Сай кивнул.

— Им выплачивают стипендию — одному за исследования в области музыки, а другому в области поэзии. Предполагали, будто Мэннинг объявил их стипендиатами, а деньги прикарманил. Это и побудило окружного прокурора к активным действиям. У меня при себе… — Беттертон достал лист бумаги с отпечатанным текстом, — копия письма, отправленного мистером Мэннингом мистеру Дигби Перселлу за день до своего исчезновения. Мистер Перселл — молодой человек из Мичигана. Точно такое же письмо молодому человеку из Западной Вирджинии находится в досье.

Беттертон протянул бумагу Г. М., и Сай прочитал через его плечо текст:

«Дорогой мистер Перселл!

После моего письма от 10 июня я с ужасом узнал, что канцелярская описка привела меня к серьезной ошибке. Буду рад объяснить это при встрече. Но могу заверить, что наши фонды были и есть в удовлетворительном состоянии. В качестве извинения прилагаю наш чек на $2500 (две тысячи пятьсот долларов) единовременно, вместо нашей обычной системы выплаты стипендий…»

— Благодарю вас. — Беттертон забрал письмо и положил в карман.

Теперь Байлс выглядел по-настоящему опасным. Он вновь обрел уверенность и мефистофельское спокойствие. Черные волосы и брови резко контрастировали с желтоватым лицом. Перелистывая страницы книги, он скользил внимательным взглядом темных глаз по лицам собравшихся.

— Вы все об этом знали! — обратился Байлс к Беттертону.

— Я знал, что Фонд Мэннинга в благополучном состоянии.

— И поэтому не пытались бросать в меня стульями!

— Я умолял вас не делать этого, сэр. Но поскольку вы настаивали…

Байлс криво усмехнулся:

— Настоящий заговор. — Он посмотрел на Г. М. — И вы тоже в нем участвовали!

— Полегче, сынок! Придержите автобус! Я всего лишь подстрекнул вас к расследованию финансовых дел Мэннинга, так как отлично знал, что он не мошенник.

— Вы намеренно сообщили мне ложную информацию! Вы сказали, что подружка Мэннинга — танцовщица с веером…

— Я этого не говорил. Мэннинг сказал нечто подобное Кристал, а она распространила эти сведения.

— Вы специально дали нам неправильный адрес и номер телефона! Полиция шла по ложному следу практически целый день…

— Благодаря этой подружке?

— Это ваша подружка, старый вы упырь!

— Ох, сынок! Вы шокируете меня своими предположениями.

— Вы не только препятствовали полиции в выполнении ее долга, но помогли преступнику бежать от правосудия!

— Кстати, сынок, какое преступление совершил Мэннинг?

Байлс сверкнул глазами.

— Это мы и постараемся определить.

Он шагнул назад, все еще листая книгу.

— Я утверждаю, — продолжал Байлс, словно обращаясь к присяжным, — что всю суету с арестом Мэннинга затеял он сам. Кто написал письма стипендиатам с ловушкой в них? Мэннинг! Кто отправил им анонимные письма, побудившие их обратиться ко мне? Готов поклясться, что Мэннинг! Кто пустил слух, что фонд ненадежен? Снова Мэннинг! Кто практически напрашивался на арест? Мэннинг! Кто исчез, заставив нас думать, что обвинение справедливо? Мэннинг!