— Я этого не заметил, — ответил я. — Женщины и даже дети работают на огородах, а мужчины ходят на охоту за дичью или на рыбную ловлю.
— Ну а если кто-нибудь не хочет копать? Если предпочитает валяться в тени? Ведь копать под этим палящим солнцем — не слишком приятное дело, не так ли?
Я объяснил ему, что если кто-нибудь откажется работать, племя, наверно, лишит его права получать таро и ямс с огородов или мясо убитой дичи.
— Но я могу сам наловить себе рыбы в океане или в какой-нибудь реке, правда? — продолжал засыпать меня вопросами плантатор.
— Можете, конечно. Даже будете принуждены, голод вас заставит. Почему бы вам тогда не отправиться со всеми туземцами на рыбную ловлю? Это гораздо приятнее, уверяю вас. Я ездил несколько раз и не поймал ни одной рыбы, но, несмотря на это, туземцы мне давали мою долю. Ведь вы помните, что я привозил несколько раз на яхту свежую рыбу.
— Помню, — кивнул головой Смит.
— Когда вы изучите язык туземцев, вы сами пожелаете работать с ними, вместо того чтобы мучиться самому...
— Вопрос принципиальный, сэр. Коллективная собственность подрезает крылья личной инициативе и создает лентяев. Человечество вышло из первобытного состояния после появления частной собственности. Без частной собственности человечество и до сих пор пользовалось бы луком и стрелами, как эти дикари. Частная собственность порождает личную инициативу, а личная инициатива увеличивает частную собственность. С незапамятных времен эти вещи идут рука об руку и движут человеческий прогресс. Так-с, сэр...
Бедный Смит! Он хотел меня удивить своими знаниями, не подозревая всей их ложности. Нужно было еще в самом начале указать на его заблуждения, тем более, что Стерн, хотя и не вмешивался в наш спор, внимательно слушал и, видимо, хотел узнать, что я возражу Смиту.
— Это далеко не так, сэр. Когда поживете на острове, вы убедитесь, что коллективная собственность и коллективный труд не мешают личной инициативе. И наоборот, личная инициатива шире расправляет крылья, когда другие помогают ей. Например, здесь охотники вырезают на своих копьях и стрелах отличительные знаки, чтобы знать кто убил того или иного зверя во время большой охоты. А когда в зверя вонзилось несколько копий, считается, что он убит тем, чье копье попало в сердце или ближе других к сердцу. И тот охотник получает похвалу.
— Только похвалу? — спросил Смит.
— Да, только похвалу. Похвала за проявленную ловкость является самой большой наградой для охотника.
— Лично я предпочел бы большой кусок мяса, — усмехнулся плантатор.
— Не сомневаюсь. Но у туземцев другие понятия. А что касается частной собственности, — продолжал я, — вы заблуждаетесь. Частная собственность является следствием разделения труда, а не личной инициативы.
— Что значит разделение труда? — спросил Смит.
— Когда появились различные ремесла, появилось и разделение труда. Тут, например, женщины из прибрежных селений умеют делать горшки, а племя бома не умеет. Оно получает от какого-нибудь дружеского прибрежного селения горшки, в которых варит себе пищу, а дает за них кенгаровые орехи. Так прибрежные жители постепенно превращают изготовление горшков в ремесло. Если дело дойдет до того, что одни люди начнут выделывать только горшки и этим промышлять, получая за свои горшки необходимые продукты — вот вам разделение труда в зародыше. И среди племени занго замечается известное разделение труда: женщины плетут сети или работают на огородах, а мужчины ходят на рыбную ловлю или на охоту за дичью. Женщины приносят с огородов ямс и таро и приготовляют еду, а мужчины таскают воду — вот вам еще одна разновидность разделения труда в зародыше.
— Это ж не будет вечно так продолжаться, — уверенно заявил Смит. — Когда появятся различные ремесла и накопится больше частной собственности, туземцы простятся с коллективной собственностью, не правда ли?
Смит с нетерпением ждал моего ответа. Я сказал:
— Не будем пророчествовать о далеком будущем. Давайте раньше разберемся в настоящем, чтобы не попасть завтра в смешное положение. Не так ли, Стерн? — обратился я к капитану.
— Да, Стерн, я бы хотел слышать и ваше мнение, — обернулся Смит к капитану. — Лично вы что предпочитаете: похвалу за убитую свинью или свиной окорок?
— И то и другое, сэр, — усмехнулся Стерн.
— Признаюсь, я предпочитаю свиной окорок, — заявил Смит.
— Не сомневаюсь, — обратился я к Смиту, угасив сигару, едкий дым которой душил меня. — Я думаю, что инженер, который строил яхту и которому вы обязаны жизнью, предпочел бы вместо благодарственной телеграммы получить от вас внушительную сумму. Но вы предпочтете послать телеграмму, не так ли?
— Не отклоняйтесь, — поморщился плантатор. — Речь идет о дикарях. Если они довольны своей жизнью, тем хуже для них.
— А почему им не быть довольными? — спросил я. — Они не знают заботы о завтрашнем дне. Им никогда не угрожает голод. Земля плодородна, а самый принцип распределения обеспечивает каждому одинаковое благополучие. Тут не свирепствует страшный бич эксплуатации, которая является причиной нищеты большей части человечества. В этом огромное преимущество племени. К тому же прибавьте его скромные потребности в питании и одеже и вы поймете, почему эти люди так любят веселиться. Часто на площадке вокруг горящего костра вы увидите много мужчин и женщин, танцующих под звуки бурума и дудок из бамбука и кокосовых орехов. Если бы не эти веселья и забавы, люди страдали бы от безделья и скуки.
— Ага, вот видите! — воскликнул Смит, и глаза у него загорелись. — Эта система распределения, как и отсутствие частной собственности, делают людей лентяями. Вы заметили с каким удивлением рассматривал вождь мои спички, когда я дал ему закурить сигару? С этой своей системой племя никогда не дойдет до подобного изобретения. Люди работают только два-три дня в неделю, а все остальное время лентяйничают. Может ли идти речь о прогрессе? Нет, эти люди никогда не достигнут культуры цивилизованных народов. Но если бы каждый из них трудился только для своей личной выгоды, тогда прогресс был бы обеспечен.
— Ну вот, вы опять заблуждаетесь, — возразил я. — Отставание племени от достижений цивилизованных народов объясняется не отсутствием частной собственности, а тем, что туземцы живут изолированно от остального мира и не могут воспользоваться опытом передовых народов. Материальная и духовная культура создана общими усилиями всего человечества, путем обмена опытом. С исторической точки зрения, культура является цепью, начало которой теряется в древности и проходит через все народы и племена, какие только существовали на земном шаре. Древние арабы были поэтами и астрономами, древние египтяне — математиками и инженерами, а древние греки создали философию Гераклита, Аристотеля, Платона и Сократа, «Илиаду» и «Одиссею» Гомера, трагедии Эсхила и комедии Аристофана, из которых Ренессанс черпал знания для борьбы со схоластикой. Еще в пятнадцатом веке Леонардо да Винчи, которого мы знаем только как великого художника, сделал первый чертеж самолета, а крепостной кузнец на Руси времен Иоанна Грозного полетел с высокой колокольни на крыльях, которые сам себе сделал. За эту смелость он был назван братом дьявола. Если бы не было этих и других попыток, не было бы ныне и самолетов. И книгопечатание существовало задолго до того, как Гуттенберг изобрел подвижные буквы. Так что материальная и духовная культуры созданы усилиями всего человечества от доисторических времен до наших дней. Если бы племя занго не было исключено из этого потока по естественным причинам, то и оно стояло бы теперь на том же культурном уровне, как и все остальные народы.
— И имело бы ту систему управления, которую некоторые презрительно называют капиталистической, не так ли? — В голосе Смита звучала ирония. — Хоть раз признайте, что я прав, — воскликнул он, осклабившись.
— Оно прошло бы все этапы развития, которые прошло все человечество, — ответил я.
— Дикость, варварство, цивилизация, что ли? Более точно: родовая община, рабовладельческое общество, феодализм и... скажите вы последнее слово, сэр, — предложил мне Смит, иронически улыбаясь. — Скажите, без стеснения. Какой строй заменил феодальный?