И вот в город стали входить искатели приключений во главе со своими удалыми капитанами. Имена некоторых из них, как, например, имя Потона Сентрайля, были хорошо известны и овеяны ореолом непобедимости. Однако воинов-профессионалов все же не хватало. Оставалось ждать Дюнуа и Гокура.

Последним актом подготовки к обороне, проведенным уже буквально на виду англичан, было уничтожение левобережного пригорода. Защитники знали, что враг постарается использовать его как укрытие. Этого нельзя было допустить. И вот!2 октября Портеро разрушили и подожгли. Сотни людей, оставшихся без крова, со слезами смотрели на пламя, пожиравшее их жилища. Но все понимали, что это необходимая мера.

План Солсбери был предельно прост.

Сначала устрашить осажденных артиллерийским огнем, потом, овладев главными предмостными фортами, взять или разрушить мост. Измотав защитников атаками и обстрелом, нащупав слабые места их укреплений, можно было ударить по одному из этих мест и начать общий штурм.

Не теряя времени, годоны приступили к делу.

Заняв сожженное Портеро, они установили тяжелую артиллерию. Началась пальба. С 17 по 20 октября Орлеан бомбардировали почти непрерывно. Обстрел должен был не только напугать осажденных, но и подготовить операцию по выводу из строя моста.

Действительно, едва утром 21 октября затихли орудия, как несколько отрядов пехоты под барабанную дробь и призывные крики командиров двинулись к форту Турель, прикрывавшему мост со стороны Портеро.

Осажденные, предвидя этот маневр, заранее укрепили Турель высокой насыпью — баррикадой.

Англичане пустили в ход осадные лестницы.

Но отряд орлеанцев, засевший в Турели, не дал им восторжествовать. Ядрами и стрелами, кипятком и горячими угольями защитники поливали и осыпали нападающих, отбивая атаку за атакой.

К концу дня англичане, понеся большие потери, были вынуждены отступить. Однако они не отказались от задуманной операции.

Двое ближайших суток были использованы для того, чтобы подвести подкоп под насыпь.

Защитники, обнаружив это, поняли, что оборонять дальше маленький форт бесполезно: как только рухнет насыпь, Турель, лишенная прикрытия, станет прямой мишенью для английских пушек.

С болью покидали мужественные бойцы свое укрепление. Но иного выхода не было. Они отошли по мосту, разрушили два пролета и соорудили новую баррикаду.

Осаждающие заняли Турель и укрепили ее насыпью со стороны города. Своей первой цели они добились: мост был выведен из строя. Орлеан лишался прямой связи с южным берегом Луары.

Сэр Томас Монтегю, граф Солсбери, был в превосходнейшем настроении.

Пока что все шло как надо.

Шаг за шагом осуществлялся его план. Взятие Турели было крупным успехом. Еще две-три такие победы, и надо готовиться к общему штурму.

Сегодня, 24 октября, воскресный день. Молчат орудия, звенят колокола. Светит неяркое осеннее солнце. Можно забыть, что идет война. Но сэр Монтегю никогда этого не забывает. Даже когда все его капитаны пьют и бездельничают, он не должен предаваться праздности. Сытно пообедав и прочитав молитву, граф, вместо того чтобы соснуть часокдругой, напомнил своим офицерам о решении осмотреть захваченный форт. Особенного энтузиазма это не вызвало. Несколько человек все же поднялись. Среди них любимец Солсбери начальник нормандской кавалерии Вильям Гласдель — самый лихой и жестокий из его подчиненных.

…И вот они на башне Турели. Граф Солсбери, чтобы лучше видеть, снимает шлем и отдает пажу. Затем подходит к амбразуре окна.

Открывшаяся картина захватывает его.

Взгляд графа медленно скользит по стенам, крышам, куполам и башням осажденного города.

Вильям Гласдель почтительно следит за выражением лица начальника. Угадывая его мысли, он хочет ему польстить.

— Смотрите, милорд, на ваш Орлеан. Он расстилается перед вами и ждет вас…

В этот момент вспышка огня отвлекает внимание графа. Вспышка быстрая, почти неуловимая, на башне Святой Девы. Раздается звук выстрела. Огромное ядро со свистом ударяет о край амбразуры. Отколовшийся кусок стены падает на графа и сбивает его с ног. Ни крика, ни стона. Кровь на алой накидке почти не различима. Когда потрясенные англичане поднимают сэра Монтегю, они видят страшную картину: камень пробил череп, раздавил глаз и стесал половину лица…

Никто никогда так и не узнал, кем был сделай этот выстрел, единственный выстрел в течение воскресного дня. Говорили, что стражник оставил всего на момент порученную ему пушку. Когда, услыша выстрел, он вернулся, то успел лишь заметить мальчика, испуганно убегавшего в противоположную сторону…

Смерть Солсбери совпала с другим событием, не менее радостным для осажденных. В понедельник, 25 октября, прибыло долгожданное войско из Шинона. Правда, оно оказалось значительно меньшим, чем предполагали: король посылал всего восемьсот наемников — гасконских кавалеристов и итальянских стрелков. Но все это были лихие молодцы, не боявшиеся ни бога, ни дьявола, а кое-кто из их капитанов успел прославиться на всю страну.

Кто не знал, например, Ла Гира, храбреца Ла Гира, командира гасконцев, покрытого шрамами и поседевшего в боях? Боевой товарищ неустрашимого Потопа Сснтрайля, Ла Гир совершал с ним смелые набеги и отчаянные вылазки, не раз устрашая врага.

Широко были известны если не доблестью, то хоть знатным происхождением такие военачальники, как маршал де Буссак пли сенешал де Бурбоннэ.

Большие надежды жители Орлеана возлагали на самого наместника, графа Дюпуа. Его считали незаурядным стратегом и опытным боевым командиром.

В те дни граф Дюну а еще назывался «монсеньером Батаром».[10] Внебрачный сын Людовика Орлеанского, чье убийство послужило сигналом к борьбе между бургундцами и арманьяками, Жан Батар замещал в Орлеане своего брата, плененного англичанами герцога Карла. Он играл важную роль при дворе, был канцлером Франции и носил титул графа Порсьена и Мортена. Несмотря на молодые годы — ему недавно минуло двадцать шесть, — Дюнуа хорошо знал жизнь. Обладая природным умом, он рано понял, что в смутное время для успеха нужна изворотливость. Он умел лицемерить и сохранять хорошую мину при плохой игре. Его осторожность вошла в поговорку. И, однако, он обладал большой личной храбростью и выдержкой, которые проявлялись каждый раз, как этого требовали обстоятельства.