Проскочили горлышко — оно вело к аэровокзалу, две рулежные дорожки, через которые гражданские самолеты выруливали на полосы авиабазы. Одна получается на въезд и одна — на выезд. И прикрыты деревьями.

— Левее! Опасайтесь снайперов!

От здания аэропорта снова заработал пулемет, по нам — не по нам — неизвестно.

— Левее — продублировал я для рядового-водителя. Все — как в Ираке и даже хуже, потому что в Ираке мы по ночам такие гонки не устраивали. Левее что-то горело и неслабо горело. Похоже, что горел гражданский самолет, топлива было столько, что оно лилось горящей рекой в сторону зарослей, которые тоже уже занялись.

Хаммер затормозил как вкопанный, впереди что-то треснуло — с чем-то столкнулись.

— Не выходить из машин! Не поднимать голов! Группа два, вы нас видите?!

— Мы над вами, на посадочном терминале. Мы прикроем вас, идти в здание аэропорта.

— У нас раненый! Ганнери-сержант Пибоди ранен.

Рокер хлопнул по моему плечу своей лапой.

— Сэр, он погиб. Сразу…

— Черт с ним! Все равно потащим!

Вторая машина развернулась и встала так, чтобы прикрыть первую от огня по фронту. Все кто был в машинах, заняли позиции, я — у капота.

И снова выстрел! Едва слышный, не такой, как тогда — но выстрел, словно искра — от брони. Откуда-то продолжал работать снайпер, сверху, с высоко расположенного терминала, с которого грузили и разгружали самолеты, раздалось несколько очередей. Проследив по трассерам, куда бьют — я тоже начал обстреливать этот сектор.

Кто-то хлопнул по плечу — отходим. Отходить, отстреливаясь смысла не было — откуда ведется огонь я не видел, а пулю схлопотать — запросто. Я просто побежал к настежь открытой двери, ведущей в аэропорт, петляя, как заяц и каждый момент ожидая пули в спину.

Добежал — ввалился в здание, едва не упав. Внизу, в технических помещениях — какие-то контейнеры, тележки с почтой, неосвещенный коридор собралось двенадцать человек — все наши и те, кто держал здесь оборону.

— Где Ройсевич?

— Наверху, сэр — ответил один из морпехов, табличку на груди которого я не рассмотрел — пытается организовать оборону.

— Он ранен?

— Да, сэр. У нас потери.

— С Ястреба экипаж вытащили?

— Нет, сэр.

— Что?!

— Мы девятерых потеряли. Один из грузовиков выведен из строя.

Не говоря ни слова, направился наверх, подсвечивая путь фонариком. Остальные — кто остался внизу, кто пошел следом.

Ганни Ройсевича я нашел за перевернутой тележкой, они устроили что-то типа полевого штаба, отгородившись от случайных пуль перевернутой тележкой для багажа и стойкой регистрации. Освещение — только от горящего самолета за окном, везде — следы перестрелки и трупы — буквально навалом по обе стороны коридора. Ужасающая вонь несмотря на то что все стекла разбиты.

— Ложитесь! — ганнери-сержант заметил меня.

В одну перебежку я добрался до полевого штаба, рухнул рядом.

— Снайперы! Не подходить к окнам! Занять позиции по коридору, залечь!

Рядом плюхнулись Баз и еще один рокер, кажется Аллигатор со старым М60, который он раздобыл неизвестно где.

— Какого черта?

— Спокойно, свои.

— Баз Микс, семьдесят пятый полк, в отставке — представился командир нашего пополнения.

— Ганнери-сержант Марк Ройсевич, морская пехота.

— Какого черта происходит? Кто с нами воюет?

— Если бы знать… На нас напали неожиданно, у них РПГ и ракетная установка типа Стингера. У меня двое покусанных и девять погибших. У них какая-то винтовка, пробивает это чертовы стены к5ак картонные. К вертолету не подойти.

— Вы их видели?!

— Ни хрена мы не видели. Сейчас штурмовики подойдут, будет концерт по заявкам. Надо будет навести. Пока сидим — ждем.

— Пибоди погиб — сказал я…

— Черт… — только и смог сказать Ройсевич.

— Как они работают по нам? Они на открытой местности, их же должны сожрать одержимые!

— А черт их знает!

Хлопнула снайперская винтовка — четкий, отрывистый хлопок, от которого у любого мало-мальски опытного человека сердце замирает. Даже у нас — хотя Дельту учили при работе снайперов противника выявлять и подавлять их, а не отходить и вызывать поддержку. Я взглянул на часы, примерно прикинул — часа два до рассвета…

— Я проверю.

Ройсевич вяло махнул рукой.

— Действуйте…

На брюхе, постоянно во что-то вляпываясь, задыхаясь от вони и содрогаясь от омерзения (вот уж не думал) что буду содрогаться от омерзения я пополз вперед. Все, что попадалось на пути и мешало моему продвижению по галерее — я просто отодвигал в сторону.

Снайпер засел там, где я никогда не засел бы — как раз рядом со стыком между галереей второго этажа и рукавом, по которому пассажиры проходили к самолетам. Почему? Да потому что если бы я был контрснайпером, то первое, на что я обратил внимание — это именно эта точка. Да и навести огонь сюда куда легче, чем если бы снайпер просто залег на галерее. Залег на галерее — и попробуй, дай ориентир, куда именно бить?

Снайпер для наблюдения использовал пролом в стене, он был вооружен винтовкой М40 и расположил он ее так, как очевидно привык в Афганистане — положил на бок свой вещмешок и поверх пристроил винтовку. Сейчас он, скорчившись у пролома, внимательно наблюдал в монокуляр за чем-то на поле. Меня он, очевидно, услышал, но ничего не предпринял.

— Свои. Капитан Маршалл — предупредил я.

— Артур Гриндер, сэр. Специалист.

— Что наблюдаешь?

— Они на деревьях, сэр. Я снял как минимум двоих. Мешают одержимые. Один с крупняком, пробивает стены навылет.

— Кто это, специалист?

— Я не знаю, сэр. Но у них бесшумное оружие.

— Наши?

— Не знаю, сэр.

— Смени позицию. Они попробуют тебя достать. Удачи.

— Спасибо, сэр. Вам тоже.

Обратный путь занял намного меньше времени — хотя бы потому что дорога была расчищена, более-менее.

— Все мои — ко мне!

Таких оказалось восемь человек — остальные засели внизу. Нормальной обороны не было, исключать того, что неуловимые и невидимые снайперы подберутся вплотную и отрежут нас от техники, заняв первый этаж — было нельзя. Приходилось распылять силы.

— Есть работа, поганая и опасная. Надо вытащить пилотов из сбитого вертолета. Живых или мертвых — неважно, мы своих не бросали и не будем этого делать никогда. Что происходит — сами видите, поэтому приказывать не буду. Слушаю мнения — сейчас.

Мог бы и в самом деле просто приказать- но не то время и не та ситуация. Да и в Дельте не было обычной практики пехтуры — приказ — выполнение. В разработке и планировании операций участвовали все или почти все бойцы, мнение каждого было важным. Кроме того — играл роль своеобразный кодекс чести «Дельты». Первое правило в нем гласило — если ты из Дельты, ты никогда не говоришь6 «Нет, это опасно». Ты просто идешь и делаешь это.

— Количество противников? — спросил Баз.

— Не знаю. Вряд ли больше десяти. Они просто не дают нам покоя, это профессионалы — но их мало. Более крупная группа уже засветилась бы.

— Кто они?

— Не знаю. Но специалисты. У них бесшумное оружие и еще сами видели что — крупнокалиберная снайперская винтовка. Как минимум — одна, но такая что для нее не преграда и стена. И они умеют ей пользоваться.

Договорить нам не дали — нарастающий звук реактивных двигателей даванул по ушам…

Не говоря ни слова, я вскочил и, не опасаясь уже пуль, нырнул на лестничный пролет, споткнулся, так что врезался в стену и едва не упал — но не упал и побежал дальше, прыгая через ступеньки в почти полной темноте. Времени не было совсем — пока штурмовики отстреляются и уйдут, мы должны были сделать работу.

Выскочил на первый этаж, бросил взгляд — тяжко пыхтя отставной рейнджер топал за мной, следом бежали и остальные.

— По машинам! Дым — и по машинам! Надо успеть!

Командовать, прорабатывать операцию, согласовывать действия с держащими здание морскими пехотинцами — не было ни времени, ни смысла. Потеряв нескольких своих, они были деморализованы и это отчетливо чувствовалось. Афганистан и Ирак отучили нас от потерь, тем более — от таких потерь. Что говорить, если во втором Ираке пара снайперов задержала на несколько часов продвижение целого батальона морпехов.[17]