Бен заметил, как расширились глаза у присяжных. Смысл этого маленького трюка ясен: "вина по ассоциации", "вина по общности идей".

– Вы знаете обвиняемую, мисс Кристину Макколл?

– Знаю.

– Как вы впервые с ней встретились?

– Во время расследования дела Ломбарди. Мисс Макколл была его... – Эбшайр умолк, как бы давая возможность присяжным самим подобрать нужный эпитет. Но к моменту, когда он закончил фразу, было уже не важно, какое слово он употребит, – его особого рода другом.

– Эта дружба носила романтическую окраску?

– Полагаю, да. Они встречались в то время, когда она работала на одну из местных юридических фирм, но их отношения перешли за границы чисто профессиональные.

Присяжные уставились на Кристину. Слава Богу, что ему удалось удалить миссис Маккензи из состава жюри.

– Расскажите нам, пожалуйста, что произошло в ночь на понедельник, первого апреля?

– К нам поступила информация о том, что в понедельник ночью должна прийти большая партия наркотиков. Мы не смогли точно выяснить, где произойдет ее передача из рук в руки. Мы надеялись провести Ломбарди до места доставки или по крайней мере стать свидетелями передачи партии наркотиков.

– И что вы предприняли?

– Мы следили за Ломбарди. Он оставался один в своем офисе до полуночи. Затем покинул офис, и мы сопровождали его до квартиры. Он вошел в нее, – еще один многозначительный взгляд в сторону жюри, – и больше, увы, не вышел. Во всяком случае, живым.

– Вы слышали выстрелы?

– Нет. После того как Ломбарди вошел в свой дом, мы вернулись в нашу штаб-квартиру, чтобы взять ордер на обыск. От часа ночи до двух, когда наступила его смерть, ни один из наших агентов...

– Протестую! – вскочил Бен. – Он не может знать точного времени смерти. Он не коронер!

– Протест поддерживается, – произнес Дерик, всем своим видом показывая, что Бен для него "досадная зубная боль" – придирается по пустякам.

– И что случилось дальше? – спросил Мольтке.

– Не сочтите мои слова за упрек суду, но иногда колеса правосудия крутятся слишком медленно. Около двух часов ночи мы вернулись с разрешением на обыск и вошли в квартиру.

– Вы лично отвечали за обыск в квартире Ломбарди?

– Да. И я шел впереди своих агентов. Я был там первым.

"Какой героический поступок. Эдгар Гувер стал Теодором Рузвельтом!.."

– Что же вы увидели в квартире?

Несколько присяжных наклонились вперед: сейчас начнется самое интересное.

– В гостиной было темно, светился лишь голубой экран невыключенного телевизора. Я включил свет и увидел обвиняемую, Кристину Макколл, наклонившуюся над телом Ломбарди.

На полу, в нескольких дюймах от ее правой ноги, лежал пистолет. Увидя нас, она в панике закричала, как будто ее поймали на месте преступления.

– Протестую! – вскричал Бен. – Требую вычеркнуть из протокола!

– Протест принимается, – ответил Дерик. – Свидетель, придерживайтесь фактов.

Это была лишь легкая пощечина. Дерик старался держать документы чистыми, выступая против обвинения только тогда, когда явно обязан был это сделать. Но при этом давал понять присяжным, что никому не позволит за столом защиты вести себя вольно.

– Мистер Стенфорд и я, мы вместе осмотрели тело Ломбарди. Сомнений не оставалось: он был мертв – весь череп разворочен...

– Протестую!

– Да, да. Мы знаем, – тут же отреагировал Дерик. – Не коронер. Принимается. Давайте двигаться дальше, джентльмены.

– Так, что вы сделали дальше?

– Я потребовал, чтобы обвиняемая была взята под стражу.

– Она оказала сопротивление?

– Ну... Она... не совсем шла навстречу... Конечно, мы привыкли справляться с подобными ситуациями.

"Да уж, конечно. Но ты на самом деле не ответил на заданный вопрос, не так ли? Хотя сумел у всех оставить ясное впечатление того, что она оказала при аресте сопротивление".

– Я обыскал ее, потом надел наручники. Вот тогда-то она и сделала свое заявление.

Мольтке изобразил на лице удивление – опять игра для присяжных:

– Заявление? Какое заявление?

– Она сказала, и это были ее собственные слова: "Я его убила".

– Вы уверены в том, что она именно так сказала?

– Совершенно уверен.

– И вы ничем не спровоцировали подобное заявление?

– Нет, я этого не делал. – Он повернулся лицом к присяжным. – У меня не было на то времени. Честно говоря, было совершенно очевидно, что она его убила. Мне не нужно было ее признание. Она добровольно его сделала.

– Протестую, ваша честь!

– Хорошо, ваша честь, – сказал Мольтке. – Я снимаю последнюю фразу. Вы можете назвать другие доказательства вины мисс Макколл?

– Да. Только на прошлой неделе...

– Я опять протестую, – заявил Бен. – Это касается моего ходатайства по поводу событий прошлой недели.

– Мистер Эбшайр был лично вовлечен в расследование инцидента, происшедшего на прошлой неделе?

– Нет, – признал Мольтке, – не был.

– Тогда лучше, если он не будет давать о нем показания, – вставил Дерик. Он все время боролся с собой, стараясь действовать в духе правил.

– Согласен, ваша честь. У меня больше нет пока вопросов, ваша честь.

– Прекрасно. И разрешите вас поблагодарить, мистер обвинитель, за ваш краткий, четкий допрос свидетеля. Могу только надеяться, что адвокат защиты будет солидарен с вами.

Бен повторил все пункты, на которых он делал акцент во время предварительного слушания: на том, что Эбшайр не видел Кристину, державшую в руке пистолет, что он не нашел у нее наркотиков и в квартире Ломбарди – тоже, что у нее не было найдено личного оружия. Но ему было ясно: присяжным Эбшайр понравился.

– Итак, вы не нашли никакого оружия у моей клиентки, правильно? – Бен старался сделать образ Кристины более человечным, приблизить ее к присяжным как реального человека. Он все время называл ее по имени, а не по фамилии, а к свидетелям обвинения обращался только по фамилии.

– Действительно, мы нашли на полу, рядом с ней, пистолет.

– Но вы не знаете, действительно ли она пользовалась этим пистолетом, правильно?

– Разумеется знаем. Ведь на рукоятке пистолета были ясно видны отпечатки пальцев, которые принадлежали Кристине Макколл.

Бен мог бы потребовать обжалования этого заявления; Эбшайр не был судебным экспертом, но очевидное рано или поздно обнаружится – у него был на уме другой план атаки.

– Давайте обсудим это, мистер Эбшайр. Итак, вы говорите, что на пистолете были отпечатки пальцев Кристины?

– Именно так.

– Но разве ФБР не произвело парафиновый анализ?

– Возражаю, ваша честь, – встал Мольтке. – У нас есть эксперт, который сообщит об этом позже.

– Именно этот свидетель первым открыл дверь, – настаивал Бен. – Он сам включил акт наличия отпечатков пальцев в свои показания. Теперь я имею право провести перекрестный допрос по этому аспекту.

– Я разрешаю провести ограниченный перекрестный допрос по показаниям свидетеля, – вздохнул Дерик.

– Спасибо, ваша честь. – Бен вновь повернулся к Эбшайру. – Итак, был ли произведен парафиновый анализ на руках Кристины?

– Полагаю, что был.

– Можете вы объяснить присяжным, что такое парафиновый анализ?

Эбшайру пришлось это сделать с большой неохотой.

– Итак, выявил ли парафин следы частичек нитратов на ее коже?

– Нет, не выявил.

– Разве это не доказывает, что она не убивала Ломбарди?

– Очевидно, на ней были перчатки.

– Действительно. Скажите мне, Эбшайр. Если на ней были перчатки, то каким же образом оказались ее отпечатки на рукоятке пистолета?

Эбшайр на минуту смешался:

– Я... я полагаю, она, должно быть, позже сняла перчатки.

– Понятно. Хотя она оказалась достаточно хитрой, чтобы надеть перчатки, когда стреляла из пистолета, позже она их сняла и оставила свои отпечатки на пистолете.

– Что-то вроде этого.

– Мистер Эбшайр, вы видите в этом какой-то смысл?