Через полуоткрытую заднюю дверь им было видно, как француз, выйдя обратно из коридора, направился к стойке, как продавщица наклонилась и, достав револьвер, стала украдкой предлагать его французу. Тот отнекивался и, в свою очередь, вытащив из кармана свой револьвер, подмигнул глазом. И это подмигивание так поразило Еву и Китти, что они побледнели, как полотно.

Француз, подняв голову, заметил в саду девушек и сразу пленился красотой Китти.

– Отвлеки его на минуту, – пока я предупрежу Торольда, – быстро кинула Ева.

Китти начала улыбаться французу и, наконец, поманила его пальцем. Если бы Сильвиану предстояло поставить на карту даже миллионы, едва ли бы он устоял при виде этого пленительного жеста (недаром же Китти получала сто фунтов в неделю в Риджентском театре). Еще мгновение – и француз уже оживленно болтал с артисткой.

Руководимая инстинктом, Ева помчалась по коридору, вбежав в комнату, где Сесиль ожидал возвращения Сильвиана.

– Бегите! – шепнула она взволнованно и в то же время раздраженно. – Вы попали в ловушку с вашими затеями.

– В ловушку? – улыбнулся Сесиль. – Ничего подобного. У меня есть револьвер. – Он тронул свой карман и моментально воскликнул: – Клянусь Юпитером, кто-то его похитил!

– Бегите! – уже угрюмо проговорила Ева. – Наш экипаж стоит у входа.

В кафе Китти любезничала с французом, поглаживая обтянутой перчаткой рукой его рукав, а тот попрежнему держал револьвер, который перед тем показывал продавщице.

Охваченный внезапной тревогой, Сесиль вырвал у француза свой револьвер, и все трое – Сесиль, Китти и Ева – выскочили на улицу, сели в экипаж и понеслись со скоростью курьерского поезда.

Уже при приближении к городским воротам они увидели белую башню «Royal-отеля» в Бискре, белевшую на фоне безграничной пустыни, как спасительный маяк…

Все происшедшее заняло не более двух минут, но минуты эти были минутами такого ошеломляющего откровения, о каком Сесиль до тех пор не имел никакого понятия. Откинувшись на спинку коляски, он с облегчением вздохнул.

«Так это и есть человек, руководивший грабежом в отеле «Святой Джэмс», – раздумывал он, пораженный. – А мне и в голову не пришло. Не пришло, что жандарм вовсе не жандарм, а обыкновенный разбойник. Интересно знать, покончил бы он со мной так же ловко, как заманил в ловушку? Да, на этот раз я получил полное удовлетворение.

Сесиль взглянул на Еву Финкастль.

Подруги долго молчали, когда же заговорили, то о каких-то пустяках.

Ева Финкастль поднялась на широкую плоскую крышу «Royal-отеля». Сесиль, зная, что она там, последовал за нею. Солнце только что село, и Бискра лежала у их ног, купаясь в вечернем освещении. Они видели очертания пальм Сиди-Окбы и длинную узкую, как канат, дорогу в Фигуйд. Ауресские горы, ощетинившиеся своими вершинами, были черны и угрюмы.

В районе отеля кипела жизнь огромного оазиса, и звуки этой жизни – человеческая речь, грохот экипажей, крики верблюдов, свистки паровозов, жалобные выкрики разносчиков, – бесследно таяли в сумерках Сахары. Сесиль приблизился к Еве, но она не повернулась к нему.

– Я хотел бы поблагодарить вас… – приступил он.

Ева не двинулась, но вдруг не выдержала и разразилась:

– Почему вы не откажетесь от ваших постыдных затей? Зачем вы срамите себя? Ведь, несомненно, это была новая кража, новый шантаж, вроде того, что случилось в Остенде? Зачем… – Она остановилась, окончательно расстроенная, не будучи в состоянии владеть собой.

– Разрешите мне все объяснить вам, – поспешил успокоить ее Сесиль и рассказал все, что произошло, начиная с появления миссис Макалистер в его номере и кончил последними событиями.

Ева посмотрела ему в лицо.

– Я так рада, – пробормотала она. – Вы себе представить не можете…

– Мне хотелось бы поблагодарить вас за спасение моей жизни, – повторил он.

Она заплакала. Тело ее вздрагивало. Лицо было спрятано.

– Но… – начал Сесиль и осекся.

– Это не я спасла вашу жизнь, – произнесла Ева, рыдая. – Для этого я слишком некрасива. Только Китти смогла это сделать. Только красивая женщина могла заставить его…

– Мне все известно, – утешил он ее. Что-то подтолкнуло его взять ее за руку. Она грустно улыбнулась, но руки не отняла. – Вы должны извинить меня, – пробормотала Ева. – Мне сегодня не по себе. Это вследствие пережитого волнения… Во всяком случае я так рада, что на этот раз вы ничего не приобрели.

– Нет, приобрел, – возразил он (его голос, к его удивлению, дрожал).

– Что?

– Вот это! – Сесиль нежно сжал ее руку.

– Это? – Она взглянула на свою руку, покоившуюся в его руке, словно никогда ее раньше не видела.

– Ева! – прошептал он.

Около двух третей награбленного в отеле «Святой Джэмс» было в конце концов обнаружено, но не в Сиди-Окбе, а в подвалах самого отеля. Организатор и вдохновитель ограбления, выдававший себя за Сильвиана, начальника алжирской сыскной полиции, до сих пор не пойман.

Париж. И не просто Париж, а Париж праздничный, Париж разукрашенный, Париж досужий, Париж, решивший повеселиться и блестяще выполнивший свое решение. Высокие пестрые мачты вытянулись вдоль тротуаров большого бульвара и авеню de l'Opera, с верху на них свешивались гирлянды искусственных цветов, лепестки которых были сделаны из разноцветной бумаги, тычинками же служили электрические лампочки. Разнообразие туалетов достигло своего апогея, так как перед расходами никто не останавливался. Париж приветствовал монархов и, следуя изречению, что все достойное внимания должно быть выполнено на совесть, истратил два миллиона франков на их прием.

Из «Grand-отеля», с восьмьюстами комнатами, набитыми англичанами и американцами, в верхней части авеню de l'Opera и grand-отеля «Du Louvre», с четырьмястами комнатами, тоже набитыми англичанами и американцами, в нижней части авеню de l'Opera, открывался лучший вид во всем городе. Из окна же второго этажа «Grand-отеля», как раз на углу бульвара Капуцинов и улицы Обер, вид был исключительный.

Из этого окна видны были бульвары по ту и по другую сторону, театр de l'Opera, площадь de l'Opera, авеню de l'Opera, улица Четвертого сентября и вся сутолока шумных артерий – блестящие кафе, шикарные магазины, раскрашенные киоски, громадные автобусы, несущиеся трамваи, ревущие автомобили, фиакры, собственные экипажи, велосипеды, газетчики, продавцы игрушек, нищие, словом – вся праздничная толпа, болтающая, смеющаяся, волнующаяся и пьющая под бесчисленными гирляндами бумажных цветов.

Подобная панорама была под стать какому-нибудь миллионеру, и как раз временным владельцем этого номера оказался Сесиль Торольд, стоявший у открытого окна вместе с Евой Финкастль, Китти Сарториус и Лионелем Бельмонтом.

Ева Финкастль смотрела на все критическим взглядом журналистки, в то время как Китти Сарториус, как и подобало артистке, представляла себе все окружающее в виде рамки для своей персоны. Третьим гостем Сесиля был Лионель Бельмонт, англо-американский антрепренер, в короне которого Китти Сарториус была самым крупным брильянтом. Мистер Бельмонт, высокий, представительный, добродушный и остроумный мужчина, лет сорока с небольшим, объявил, что он приехал в Париж по делам, между тем в течение двух дней все его дела сводились исключительно к тому, чтобы нянчиться с Китти и исполнять все ее капризы. В данный момент он глядел главным образом на Китти, так же, как Сесиль Торольд любовался Евой Финкастль. Впрочем, за Торольдом было законное право так поступать, так как о помолвке миллионера с журналисткой было уже официально объявлено, иначе бы Ева была на Флит-стрите еще неделю назад.

– Сегодня, кажется, торжественный спектакль? – заметила Ева, глядя на огромное разукрашенное здание театра Opera.

– Да, – ответил Сесиль.