Тут бармен наконец нашел то, что искал, а именно бутылку «Саузерн комфорт», и направился обратно к стойке с ней в руке.

– Мы не обслуживаем тут грязных индейцев и их полюбовников тоже не обслуживаем… А вот джентльменам всегда рады.

– Ты обслужишь нас первыми.

Бармен наливает порцию левой рукой, в то время как его правая шарит под стойкой в поисках обреза под охотничий патрон «десятку».Ртутная пуля 32-20

Пятеро человек вскакивают с мест, пытаясь перекрыть выход. Ким выбирает из них того, кто даже не вздрогнул, когда Рыжий Пес пристрелил бармена, – узкоплечего мужчину с бледными глазами, на груди у которого звезда помощника шерифа. Выстрел узкоплечего не заставляет себя ждать: Ким резко поворачивается боком, и пуля чиркает по пряжке его ремня.

– Ой! – выкрикивает Рыжий Пес. Ким стреляет блюстителю закона прямо в солнечное сплетение. Тот со стоном складывается пополам, извергая красные искры ненависти из мутнеющих глаз. Ким нашпиговывает ему свинцом шею. Помощник шерифа падает, с хрипом извергая кровь из разорванной гортани. Какой-то бородач медленно валится на живот с мечтательным выражением распятого Христа на лице; во лбу у него зияет синеватое отверстие, проделанное пулей 32-20, выпущенной Рыжим Псом, из лопнувшего затылка вытекают мозги, похожие на подгоревший омлет.

Убивать людей – это затягивает, как наркотик. Ким худеет на глазах, пора с этим как-то завязывать. К тому же городок невелик, убивать скоро будет некого. Но вот этот уродливый, прыщавый парнишка выглядит весьма привлекательно. Главное – ничем не выдать себя. Делать вид, что его не замечаешь. Парнишка подходит к стойке и прислоняется к ней, разглядывая Кима наглыми поросячьими глазками.

– Я слышал, hombre, что у тебя дурная репутация?

– А я ничего такого не слышал.

Ким слегка вздрагивает. От него исходит резкий мускусный запах, похожий на запах скунса. Это запах лихорадки убийц, но парнишка туповат и ничего не замечает. Ким распрямляется, чтобы достать оружие.

ДАААААА, русский револьвер 44-го калибра прыгает Киму прямо в ладонь. Пуля с хлопком входит парню в живот, и парень со стоном складывается пополам, Ким чувствует этот стон всем своим нутром. Это та-а-ак приятно!

Паренек оседает на пол очаровательной грудой мяса и тряпья.

Я однажды видел его в деле. Ну, дело-то, впрочем, было так себе. Какая-то мелкая шпана, просто славы хотел парень, чтобы всюду похваляться, я, мол, убил Кима Карсонса. Не такой уж молодой, лет под тридцать. Ким никогда, не делал зарубок на рукоятке револьвера, не хотел ее портить, тонкой работы штучка – черное дерево, железное, розовое, тик и тонкие металлические инкрустации – медь, серебро и золото. Специально под его руку сделана была.

Мы вышли из бакалейной лавки, встали на крыльце – какое там крыльцо, две деревянные ступеньки вниз к улице. Ким, должно быть, этого типа еще из лавки заприметил, потому что, выходя из двери, он сказал: «Не подержишь ли вот это?» и передал мне пакет с покупками. (Мы в это время делили одну комнату на двоих.) Выходим и тут же прямо перед крыльцом напарываемся на этого толстомордого типа.

Ким стоит, глаза внимательные, чуткие, руки висят как плети по бокам, ждет. Даже и не знаю почему, но мне и в голову не пришло прятаться, словно мы все на сцене, а у меня роль такая – стоять с коричневым бумажным мешком в руках, и тут вдруг до меня доходит. Внезапная ледяная испарина по спине, а дело-то было в июле, жара стояла за тридцать…

«Ты, голубец ебаный!» – кричит этот тип, выхватывает пушку и два раза стреляет, выбивая стекло в окне лавки футах в двух над головой у Кима.

Ким на это ни малейшего внимания не обратил, просто поднял револьвер на уровень глаз и выстрелил этому дурню прямо туда, где у него брюхо на ремень наползало… Ну, тот сложился пополам, блюя кровью, и Ким добил его выстрелом в лоб и сказал, обернувшись ко мне:

«Из соображений гуманности…»

А затем он засунул револьвер обратно в кобуру и смахнул осколок стекла с плеча.

Да, особенно шустрым он не был… «Я никогда не стреляю, пока не почувствую, что обязательно попаду, – говаривал он мне. – Каждому стрелку требуется определенное время на то, чтобы извлечь револьвер, прицелиться, выстрелить и при этом попасть. Если у кого-то это время меньше, чем у тебя, тебе приходит конец».

Некоторые стрелки, которые показывают чудеса в тире, не могут попасть в цель вовремя перестрелки. Ким в тире был середнячком из середнячков. Говорил, что это для него такая же скучища, как игра в шашки. Он вообще играть не любил, карт в руки отродясь не брал.

Ким сошел со сцены в Коттонвуд-Джанкшн. Сцена двигалась на запад, а ему хотелось на север. Иногда он решал, в каком направлении двигаться, исходя из знаков, ведомых ему одному, иногда просто позволял ногам нести его, куда им вздумается. Или же услышав рассказ про какое-нибудь место, он загорался желанием побывать там. При этом он старался избегать городов, население которых славилось набожностью. Утром, перед тем как выйти на сцену, он посоветовался со своим оракулом, который представлял собой нечто вроде той спиритической доски, что была у его матери, которая увлекалась столоверчением, предсказаниями по хрустальному шару и имела собственных духов-хранителей. Один из них, которого Ким особенно любил, был индейским мальчишкой но прозвищу Малыш Риверс.

Однажды, когда матери не было дома, Ким надел одно из ее платьев, накрасился, как шлюха, и позвал Малыша Риверса, а в следующее мгновение он уже срывал с себя одежду, и хотя руки были, конечно, его, делал это словно бы не он сам, и он извивался и стонал, а Малыш Риверс тем временем еб его, закинув его ноги себе на плечи, а затем вспыхнула яркая серебристая вспышка, и он потерял сознание.

Оракул сообщил ему, что Малыш Риверс неподалеку. Он должен внимательно следить за всем, и тогда он поймет, что ему делать, так что, когда он увидел знак, показывающий на север, – КЛИР-КРИК 20 МИЛЬ, – он, стоя посреди дороги с «аллигатором» в руке, принял решение сойти со сцены.

Город располагался в тополиной роще у слияния двух рек19. Он слышал журчание реки и шорох листвы на полуденном ветерке. Он прошел мимо повозки, в которую была впряжена чалая в яблоках. На борту – «ТОМ Д. ДАРК, СТРАНСТВУЮЩИЙ ФОТОГРАФ». Он зашел в салун, швырнул «аллигатор» на пол и заказал пиво, приметив юнца, сидевшего у стойки. Отхлебнул пива, разглядывая тенистую улочку. Парнишка очутился вдруг прямо под его локтем. Он не услышал, как тот пересел.

– Ты – Ким Карсонс, верно?

Парнишке было на вид лет двадцать, высокий и худой, с рыжими волосами, тонким лицом, украшенным парой прыщей, вскочивших на гладкой, розовой плоти; глаза – серо-голубые, с темными мешками под нижними веками.

– Да, я – Карсонс.

– А я – Том Дарк. Это моя повозка снаружи. Они пожали друг другу руки. Когда они разжали пальцы, Том легонько провел по ладони Кима и тот почувствовал, как кровь прилила к его чреслам.

– На север едешь?

– Да.

– Хочешь, подвезу?

– Конечно.

На козлах повозки Тома сидел мексиканский парнишка.

– Это – Ким Карсонс, а это – мой ассистент, Хуанито с моста Пекос.

У мальчишки была понимающая улыбка. Дорога петляет вдоль реки, ветви деревьев над головой… осколки кварца блестят на дороге, которой не часто ездят, это видно по заросшей травой колее. Похоже на дорогу возле Сент-Албанса. Они выезжают на старый каменный мост.

– Это мост Пекос… здесь мы и остановимся… через час уже стемнеет.

Хуанито сворачивает с дороги на поляну на берегу реки, которая в этом месте глубока и почти неподвижна. Он распрягает лошадь и начинает доставать треноги и фотографические камеры из повозки.

– Я специализируюсь на эротике, – объясняет Том. – Богатые коллекционеры. Париж… Нью-Йорк… Лондон. Я тебя разыскивал по заказу. Клиент хочет сексуальные фотографии настоящего бандита.