— Говорил же вам, что я телепат, — пошутил Коваль. — Знал, когда приехать. А то, что не хотели присылать, понимаю. Дело повисло у них на шее.

Келеберда горько усмехнулся. Он уже не верил, что Дмитрий Иванович сможет помочь в розыске убийцы Чайкуна. А начальство тем временем торопило, напоминая о закончившихся сроках. То, что Коваль заинтересовался незавершенным делом об убийстве на Днестре и другими схожими историями из архива управления, свидетельствовало, по мнению Келеберды, что он отходит от розысков убийцы Чайкуна.

— Читайте, Дмитрий Иванович, — без всякого энтузиазма сказал майор, — а я к начальству. На ковер зовет. — Он вздохнул и, взяв со стола бумаги, вышел из кабинета.

Коваль принялся листать знакомые странички с наклеенными фотографиями места убийства, трупа застреленного мужчины, протоколы допроса свидетелей. Часть их была написана его рукой. Эти записи он знал почти на память. Но тянуло еще раз вчитаться в происшествие на Днестре, в чем-то схожее с историей убийства Чайкуна в днепровских плавнях. Вдруг что-то упустил. Может, взглянув по-новому на прошлое трагическое событие, найдет ключ и к сегодняшней трагедии. Есть много общего: ружье — как орудие преступления, глухие плавни — как место событий, отсутствие видимых мотивов преступления. И главное то, что убийца и там, и тут словно сквозь землю проваливается. Как говорится, прячет концы в воду. На Днестре, правда, нашли на дне пролива ружье Чемодурова, а тут оружие, из которого убили человека, спокойненько стояло в помещении рыбинспекции. А ружье Чайкуна в воде найдено.

Коваль листал дело. Дошел до страничек, озаглавленных «Обстоятельства события».

«17 октября около 14.00 в камышах в районе отделения совхоза «Днестровский» в лодке типа «южанка» обнаружен труп гражданина Гуцу Михайла — водолаза спасательной станции — с огнестрельной раной в голове и обезображенным картечью лицом…»

«…Обстоятельства преступления и осмотр трупа дают основание выдвинуть по делу следующие версии о мотивах убийства и личностях, совершивших правонарушение:

а) убийство произошло с целью мести, во время ссоры;

б) с целью ограбления;

в) в момент неправомочных действий потерпевшего (выбирание рыбы из чужих сетей, кражи ондатры из ловушек и т. п.).

Убить могли:

а) браконьеры;

б) рыбаки и охотники;

в) рыболовные и охотничьи инспектора.

С целью проверки выдвинутых версий необходимо осуществить такие оперативно-розыскные меры…»

Дмитрия Ивановича интересовало прежде всего то, куда делся после преступления предполагаемый убийца Чемодуров? На это он обращал внимание, когда работал над делом. И теперь, раздумывая в Лиманском об убийстве Петра Чайкуна, почувствовал необходимость еще раз перечитать протокол допроса свидетеля Адаменко, который последним видел преступника. Нашел нужную страницу и углубился в чтение. Не услышал, как вернулся Келеберда. Только когда майор заговорил по телефону, поднял на миг на него задумчивый взгляд и снова уставился в пожелтевшие странички. Адаменко свидетельствовал: «…Пятнадцатого октября в три часа дня, по дороге в магазин за хлебом, я встретил Марусяка. Он предложил мне поехать ловить ондатру. Я сначала не хотел, но он сказал, что я ничего делать не буду, только за компанию побуду.

Мы возвратились домой. Я оделся и пришел к Марусяку. Он взял мотор, и мы спустились к лодке. Дорогой я спросил: «А чем будем ловить?» Он ответил коротко: «Не беспокойся, все уже готово».

Потом установил мотор, мы сели в лодку и поехали вниз по направлению залива. Когда пересекли рукав Днестра, то шли вдоль берега. Скоро подъехали к камышам, но ловить ничего не стали, а двинулись дальше, в глухие плавни. Навстречу нам попалась какая-то рыбацкая лодка. На речке было еще несколько лодок: рыбаки там, может, сети ставили, может, выбирали, не знаю, было далековато, не очень видно. Но и тут мы с Марусяком ничего не делали. Он сказал, что рыбаки могут подумать, будто мы хотим потрясти их сети, и мы снова поехали дальше. Возле островка нам встретилась еще одна лодка, она кружила в протоках между камышами. Видать, хозяин не желал при нас показывать свое уловное место. На хозяина лодки я не обратил внимания, он сидел к нам боком. Был он в новой черной телогрейке, и на голове у него торчала меховая шапка.

Мы пристали к камышам. Пробрались на сухой холм, перенесли сети и ловушки на более глухую сторону, и Марусяк установил их там. Потом он двинулся к лодке, я за ним. В это время на берег пролива вышли два милиционера. Марусяк крикнул: «Милиция!» — и бросился наутек. Побежал и я, но в другую сторону, через поросший ивняком холм, и спрятался в камышах.

Прошел, может, час. Было тихо, но очень сыро и холодно, я скоро замерз, не выдержал и снова выбрался на сушу. Ни Марусяка, ни милиции нигде не было видно. Я слышал, как он заводил мотор, — наверное, и милиционеры поехали с ним.

По осени солнце садится быстро. Больше в зарослях сидеть было невмоготу. И тут снова увидел ту же лодку, которая раньше кружила в протоках. Теперь она стояла на месте, и хозяин ее вытряхивал из верши рыбу. К нему приближалась еще одна моторка.

Я вышел на открытое место и помахал рукой, чтобы меня заметили и забрали из камышей. Браконьерам, видать, было не до меня. Еще издали человек, который приближался, кричал другому, чтобы тот не двигался с места. Но мужик в телогрейке быстро завел мотор и стал удаляться. Преследователь выстрелил вверх. Тогда убегавший тоже схватил ружье и выстрелил в воздух. И тут лодку его повернуло и кинуло в камыши. Преследователь подплыл ближе. Это был высокий белокурый парень лет двадцати пяти, в спортивной шапочке и кожушке. Он приблизился к лодке на пять — семь метров и, наставив ружье на человека в телогрейке, стал что-то кричать ему. Слов я не слышал, но хорошо видел этих людей, потому что они находились напротив того места, где я прятался. И в страхе наблюдал, что будет дальше.

Человек в телогрейке и с двустволкой в руках внезапно выстрелил в белокурого. Но то ли торопился, то ли лодка качнулась — промахнулся. Я даже слышал, как дробь зашипела в воде прямо возле меня. Он стал лихорадочно перезаряжать ружье. В это время белокурый спокойно прицелился и разрядил оба ствола ему в лицо. Тот зашатался и свалился в лодку.

Я весь дрожал от страха. Если белокурый видел, как я махал рукой, то убьет, чтобы избавиться от свидетеля. С испугу я упал на землю и пополз в обход холма. Потом услышал, как убийца завел мотор и отъехал. Шел он тихо, — наверно, боялся привлечь к себе внимание, — а потом рванул во всю мочь и скрылся где-то на Днестре.

Меня он, конечно, не заметил, но я все равно еще целый час прятался в камышах, боялся нос высунуть. Блуждал по пойме, среди бесчисленных рукавов, которые здесь создает река, то выходил на сушу, то снова брел по колено в тине. Не представлял, куда идти, как выбраться на дорогу. Сколько бродил, не знаю; в часы попала вода, и они остановились. Уже стемнело, я выбился из сил и решил дожидаться рассвета.

Это была страшная ночь. Как я выжил, сам не знаю. С первым рассветом снова потащился от островка к островку. Когда поднялось солнце, я увидел вдалеке за проливом хаты и дорогу, по которой пробежала похожая на «скорую помощь» машина. Из последних сил стал выбираться из камышей.

…Водитель самосвала, который затормозил возле меня, потому что я свалился у дороги, сначала подумал, что я пьяный. Но когда пригляделся, в каком я состоянии, только ахнул и помог залезть в кабину…

Марусяка я встретил дня через два, он сказал, что его вызывали в милицию…»

Коваль оторвался от протокола. Ничего нового он для себя не нашел. Подробности того, как Адаменко пролежал два дня в больнице, его не интересовали. Это сотрудники Беляевского уголовного розыска, допросив Марусяка, вышли на Адаменко. Но больше про убийцу Михайла Гуцу тот ничего не знал. Видел этого белокурого парня впервые и с перепугу как следует не запомнил его. Еле-еле помог составить словесный портрет подозреваемого.