Пухлая и безмятежно-спокойная, слишком спокойная, чтобы привлечь внимание менее решительных поклонников, мадам Роза была безупречной мачехой. Она дала Ане любовь и тепло, успокоила девочку, прижав ее к своей массивной груди, и создала для Ани и ее отца тот дом, которого им так недоставало. По мере того как девочка росла, мадам Роза иногда жаловалась на ее поведение, но никогда не ругала ее и, конечно же, никогда не пыталась ее наказать. Частично в основе ее поведения лежала леность, но при этом мадам Роза опиралась и на свою природную проницательность. Потеря Аней своей матери и обожавших ее бабушки и дедушки в то самое время, когда она была вырвана из знакомого окружения в Вирджинии и попала в новую обстановку, привели к тому, что девочку стали преследовать по ночам сильнейшие кошмары. Из-за этого она стала пользоваться всеобщей снисходительностью, все потакали ее желаниям, а если учесть, что рабы, выигранные ее отцом вместе с плантацией, относились к ней как к принцессе, то становится ясно, почему Аня была своенравным, необузданным ребенком. Мадам Роза избавила ее от страхов и дала ей то ощущение безопасности, в котором девочка так нуждалась. Она приложила все силы, чтобы сделать из Ани послушную юную леди, и казалось, что эти усилия увенчались успехом – вплоть до смерти двоих самых близких Ане людей: Жана и отца.

Натан Гамильтон умер от ушибов, полученных в результате падения с лошади, всего через два месяца после смерти Аниного жениха. Эта двойная трагедия привела к тому, что Аня взбунтовалась. Ей было всего восемнадцать лет, но казалось, что жизнь кончена. Если жизнь и любовь могут закончиться так скоро и из-за таких ничтожных причин, решила Аня, то с таким же успехом можно проводить отведенное на жизнь время так, как хочется. Если этот кошмар происходит с людьми, которые следовали всем жестким законам, продиктованным церковью и обществом, а такие типы, как Равель Дюральд, убивший ее Жана, продолжают радоваться жизни, презирая все правила приличий, то какой смысл соблюдать их? Она не будет больше делать этого.

Так Аня забросила свои нижние юбки и дамское седло и стала объезжать плантации отца, сидя на лошади по-мужски, надев мягкие кожаные брюки, мужскую рубашку и широкополую шляпу. Она читала сельскохозяйственные книги и журналы и когда обнаружила, что отцовский управляющий с неохотой прислушивается к ее замечаниям и соображениям об улучшении хозяйствования, она уволила его и сама стала управлять плантацией. Иногда она спорила с мужчинами-соседями о различных теориях выращивания лошадей или свиней – предмет, о котором истинная леди не должна ничего знать, а уж тем более обсуждать в смешанной компании. Она научилась плавать вместе с негритянскими детьми, научилась преодолевать предательские речные течения и никак не могла понять, почему для женщины считается более предпочтительным утонуть, нежели заниматься подобными вещами. Она лечила рабов с плантации, не только женщин, но и мужчин, помогала пожилым негритянкам вправлять вывихи и зашивать раны, принимала роды и помогала женщинам избавиться от нежелательной беременности. А еще она выслушивала страшные истории о любви и страсти, ненависти и насилии, которые витали над бараками рабов в темноте. Рабыни же сообщили ей целый ряд интересных сведений и, кроме того, научили нескольким приемам самосохранения.

Во время своих приездов в эти годы в Новый Орлеан Аня сблизилась с компанией, состоявшей в основном из молодых супружеских пар, многие из которых были американцами. Это было довольно беспутное общество, которое считало чудесным развлечением покататься при лунном свете на лодках по озеру Понтшартрен, прогуляться в полночь на кладбище, где обилие мавзолеев из оштукатуренного кирпича или белого мрамора создавало впечатление, что находишься в призрачном городе мертвых, или проскакать галопом в субботу вечером по Галлатин-стрит, разглядывая женщин легкого поведения, которые сидели на балконах, выглядывали из окон или предлагали свой товар прямо на улице. Они не отваживались ехать медленно во время подобных путешествий, поскольку это представляло собой опасность: на этой короткой улице каждую ночь в среднем совершалось по одному убийству, если считать обнаруженные трупы. Всем было известно, что много трупов уплывало отсюда вниз но реке: на этой улице существовал закон, что каждый должен избавиться от тела своей жертвы.

С этой группой друзей Аня провела очень много вечеров в лучших ресторанах города, открыто запивая вином каждое из подаваемых блюд. Иногда они отправлялись на званый вечер или бал, а если никаких развлечений не предполагалось, то забавлялись тем, что заключали между собой нелепые и смешные пари. Однажды Аню убедили украсть ночной колпак оперного тенора.

Оперные труппы обычно приезжали в город на три-четыре недели. Тенор труппы, дававшей тогда представления, был самодовольным и тщеславным типом, придерживавшимся чрезвычайно высокого мнения о себе как о кавалере. Все знали, что он был, мягко говоря, лысоват. Это приключение началось с шутливых рассуждений о том, какое приспособление мог бы подобный Лотарио надевать ночью на голову, чтобы скрыть свою достаточно обширную тонзуру, которая на сцене всегда была прикрыта париком.

Тенор жил в меблированных комнатах «Понтальба», которые тогда были только что отделаны и представляли собой первое подобное строение в Соединенных Штатах. В каждом номере был балкон, украшенный узорчатой чугунной решеткой, и все они выходили на Джексон-сквер, бывшую Place d'Armes[5] при французах и испанцах. Чтобы выполнить свою задачу, Аня уговорила кучера проехать поздно ночью под балконом у тенора. Сама же она, одевшись в мужскую одежду, сначала выбралась на крышу экипажа, а уже оттуда перебралась на балкон, двери которого вели к нужную ей комнату. Она специально выбрала теплую ночь в расчете на то, что балконная дверь будет открыта. Но она не понимала, что он может не спать или находиться в постели не один.

Аня оказалась в затруднительном положении, но все же бесстрашно пробралась в спальню и сдернула ночной колпак – чудесную бархатную вещицу, отделанную золотыми кружевами, – прямо с головы тенора, который как раз в этот момент со страстным пылом подтверждал свое реноме первого любовника. Схватив этот трофей, Аня мигом выскочила из комнаты на балкон и бросилась наутек, спасая свою жизнь.

Тенор взревел и пустился в погоню. Возможности легких оперной звезды оказались настолько велики, что его крики разбудили весь дом, и когда Аня, распластавшись на крыше своего экипажа, с головоломной скоростью покидала площадь, балконы «Понтальба» были уже усеяны зрителями. Она, слава Богу, осталась неузнанной, но история об украденном ночном колпаке разлетелась по городу так быстро, что на следующем представлении несчастный тенор был осмеян при первом же выходе на сцену. Из-за этого Аня ощутила такое глубокое чувство вины, что тут же прекратила принимать участие в подобных эскападах и со временем вообще отдалилась от своей прежней компании.

Аня снова бросила взгляд на танцующих. Разговоры становились все громче, должно быть, под воздействием охлажденного пунша, который подавали в буфете наряду с лимонадом. Это был публичный бал в пользу одного из многочисленных городских сиротских приютов и пригласительные билеты распространялись по подписке. В результате собравшееся общество нельзя было назвать изысканным, так как сюда пришли все, кто мог заплатить за билет. По мере приближения ночи ощущение вольности нарастало, и это было неудивительно.

Контрданс закончился, и через несколько секунд зазвучал еще один вальс. Селестина и Муррей, по-видимому, собирались еще потанцевать. Аня оставила свое места у колонны и начала пробираться к мадам Розе и Гаспару, пытаясь найти какой-то повод, чтобы попросить их отправиться домой.

В этот момент она заметила вверху какое-то движение. Темная тень устремилась вниз, и с балкона у нее над головой спрыгнул мужчина в костюме и приземлился, став на ноги прямо перед ней. Тяжелые складки его плаща развевались, окутывая всю его фигуру до пят.

вернуться

5

Place d'Armes —плац(фр.)


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: