Потом ее пронзила внезапная боль, будто кто-то воткнул ей в нос иглу, но боль исчезла почти мгновенно, осталось только странное онемение.
Колдунья повторила магический знак в обратном порядке, на этот раз правой рукой. Чарли вновь обрела способность двигаться.
– Теперь ты под властью заклинания, но еще не связана, – сказала ей чародейка тоном врача, который объясняет больному действие лекарства. – Оно дает достаточно свободы, и ты очень скоро к нему привыкнешь, но вот снять его невозможно. Помнишь боль, которую ты почувствовала? Если ты сорвешь кольцо, то боль вернется, но на этот раз у тебя не будет моего лекарства. Заклинание обязывает тебя повиноваться. Сейчас, пока ты еще не привязана к своему господину, ты будешь повиноваться всем, и немедленно. Стой только на правой ноге!
Чарли почувствовала, что действительно стоит, как цапля, совершенно помимо воли.
– Хорошо. Встань нормально. Не беспокойся, ты не станешь добычей первого встречного. В тот момент, когда твоего кольца коснется невольник Ходамока, который связан тем же заклинанием, ты подчинишься и будешь повиноваться только тем, кто носит это же заклинание. Когда тебя приведут к Ходамоку, он коснется кольца, и оно признает в нем господина. Тогда ты будешь повиноваться только ему. Хозяин может передать власть над тобой кому-нибудь другому. Если твой господин умрет, власть переходит к его ближайшему потомку. Заклинание порабощает только твое тело, а не мозг и душу. Смирись с этим. Даже господин не сможет тебя освободить. С этого момента ты, а вскоре и твоя спутница будете до конца своей жизни чьей-нибудь собственностью. Стой тут и не двигайся. Я приведу раба.
Вошел коротышка в черном, и, когда он посмотрел на нее, она разглядела наконец его необычайно вытянутое лицо, огромный круглый нос, маленькие бусинки глаз и крохотный рот над широким подбородком. На таком лице кольцо в носу было почти незаметно, но Чарли поняла, почему он предпочитает скрывать голову под капюшоном.
Коротышка протянул руку и коснулся кольца у нее в носу, она почувствовала внезапное головокружение, которое почти немедленно прошло. Раб убрал руку.
– Отлично, – проговорил он тоненьким дрожащим голоском. – Теперь повинуйся приказам нашего господина. Пока ты не связана, ты будешь повиноваться тем и только тем, кто привязан к нашему господину, так, будто это сам господин. Ты не причинишь вреда никому, даже самой себе, если только тебе не прикажут это сделать. Ты не допустишь, чтобы пострадал кто-то другой. Пока ты не будешь связана, ты постоянно будешь на виду у кого-нибудь, привязанного к нашему господину, или у самого господина. Ты ничего не сделаешь без разрешения. К рабам, даже к тем, кто выше тебя по должности, ты будешь обращаться как к равным. К остальным, каким бы ни было их положение, ты будешь обращаться как к высшим. Но господином ты будешь называть только Ходамока и повиноваться тоже будешь только ему или тем, кто к нему привязан. Таков приказ нашего господина Ходамока. Слушай и повинуйся.
Ну, если не считать странного ощущения в носу, то она не чувствовала никакой разницы.
– Теперь следуй за мной, – приказал коротышка, и девушка обнаружила, что поворачивается и идет в нескольких шагах позади него. Они вышли из лавки и прошли мимо Бодэ. Чарли видела художницу, но не смогла ни остановиться, ни подать ей хоть какой-нибудь знак. Она была будто привязана к коротышке и ни на минуту не могла выпустить его из виду. Там, в лавке, с Бодэ должны были сделать то же самое, только принадлежать она будет другому хозяину. Интересно, как ей это понравится?
Чарли было совсем не по вкусу то положение, в которое они попали, но какую-то часть ее существа забавляла мысль о невольнице-Бодэ. Ведь эта надменная женщина своими руками превратила стольких несчастных доверчивых девушек в красивые игрушки для удовлетворения мужских прихотей. Если теперь и она хлебнет собственной микстуры, это хоть немного восстановит справедливость.
А что будет с самой Чарли? Кем или чем окажется этот Ходамок? Что теперь из нее сделают? Куртизанку, которая должна будет прислуживать краснобородому с его шайкой? Боже, об этом даже думать противно! Ее вели в чужой дом, к чужим людям, порвалось последнее звено, связывающее ее с Акахларом. Нет больше ни Сэм, ни Бодэ, и положиться ей не на кого. И никому, кроме Сэм, даже этому распроклятому Булеану, нет до нее дела.
Ходамок неплохо устроился в этом городе отверженных. Ходили слухи, что раньше он был генералом армии Маштопола, доверенным начальником Королевской гвардии, а это была не только самая высокая честь для солдата, но и возможность большого политического влияния. У него была власть, ему подчинялась армия. В жилах Ходамока текла королевская кровь, но титула у него не было. Такие люди, как правило, становились либо солдатами, либо чародеями, либо занимали другие высокие посты.
Однако Ходамок не рассчитал своих сил. В таких королевствах, как Маштопол, престол обычно доставался самому отчаянному головорезу из числа возможных наследников, так что тому приходилось заранее заботиться о союзниках. Семь жен старого монарха подарили ему двадцать девять детей, пятнадцать из них были мальчики. Шестерым уже перевалило за двадцать. Когда старик скончался, Ходамок, который давно лелеял мечту о титуле герцога или лорда, а там, возможно, и о министерском портфеле, обещал свою поддержку одному из наследников, который показался ему сильнейшим, но – ошибся. Его ставленник не учел, насколько далеко зашло безумие Варога, Королевского Волшебника, который не поддержал ни одного из претендентов, хотя и обещал. Престол перешел к другому наследнику.
Едва избежав гибели во время резни, которая последовала за сменой власти, Ходамок бежал в Пустоши Кудаана. К счастью, генерал оказался достаточно дальновидным и заранее припрятал часть своего состояния. Он надеялся, что в один прекрасный день вернется в столицу и покажет всем этим ублюдкам, что он еще чего-то стоит.
А пока Ходамок и его приближенные обосновались на Пустошах, где большим влиянием обладал его сердобольный кузен, герцог Алон-Паседо, губернатор этой провинции, посредник между отверженными и власть предержащими. Отверженные не беспокоили Паседо, его людей и владения, а герцог в знак благодарности через своего кузена снабжал бандитов продуктами, которые в Пустошах Кудаана ценились дороже золота.
Бывший генерал Королевской гвардии стал королем фруктов и овощей в подземном мире.
Хотя такое положение и можно было счесть несколько унизительным, оно наделяло Ходамока значительным влиянием и властью. Подземные владения генерала помещались в его собственной, довольно обширной пещере, где был даже подземный источник. Его энергию он использовал, чтобы устроить что-то вроде лифта, с помощью которого можно было подняться на поверхность, где в скалах был высечен главный дворец Ходамока. Утесы скрывали здание от посторонних глаз. Из дворца можно было легко попасть прямо в Пустоши.
Ходамок был высокий и поразительно красивый мужчина лет пятидесяти с черными слегка подернутыми сединой волосами, с проницательными карими глазами и с аккуратными седеющими усами. Он почти всегда носил генеральскую форму и домом управлял так, будто это был штаб, а он все еще командовал армией. За исключением рабов, все называли его либо «сэр», либо «генерал». У Ходамока была обычная для всех военных страсть к чистоте и порядку, и, хотя среди челяди попадались существа, которых трудно было назвать людьми, среди свободных слуг у генерала не было любимчиков.
Чарли стала привыкать к своему положению и даже смирилась с ним. Сопротивляться не было смысла, девушка знала, что могло быть и хуже. Она уже не думала о кольце в носу и едва замечала его. Однако она успела почувствовать, как велика магическая сила кольца. Когда ей отдавали приказ, он просто «прилипал».
Чарли могла относительно свободно бродить по дворцу – ей было запрещено входить лишь в несколько покоев, – однако не было никакой возможности покинуть его четко очерченные границы. Пришлось порядком потрудиться, чтобы научиться правильно произносить несколько акхарских фраз, ибо ей постоянно приходилось обращаться за разрешением к кому-нибудь, кто был за нее в ответе в данный момент. А она должна была просить позволения, чтобы искупаться, погулять, поесть или даже сходить в туалет. Вскоре это уже не внушало ей отвращения и делалось просто автоматически. Таким образом, новой рабыне не давали позабыть свое место.