— Знаешь каких-нибудь высоких блондинок?

— Надо подумать, — сказал я. — Может быть. А насколько высоких?

— Просто высоких. Не знаю насколько. Настолько, что покажется высокой для высокого парня. Этим домом на Курт-стрит владеет один итальяшка по имени Палермо. Мы к нему заглянули — в похоронное бюро напротив. Он сказал, что видел, как около половины четвертого из дома выходила высокая блондинка. Управляющий Пассмор не мог вспомнить никого, кто подходил бы под это определение. Итальяшка говорит, что эта дама была красоткой. Ему можно верить — тебя он описал хорошо. Как эта блондинка входила в дом, он не заметил, видел только, как она выходила. Она была в брюках, спортивной куртке, на голове — легкий шарфик, и под ним очень много очень светлых волос.

— Что-то ничего не приходит в голову, — сказал я. — Но я только сейчас вспомнил, что у меня записан номер машины Филипса. Это, вероятно, поможет вам выяснить его прежний адрес. Минуточку.

Они подождали, пока я пройду в спальню и вытащу из кармана пиджака мятый конверт. Я вручил его Бризу, тот прочитал написанное и сунул конверт в бумажник.

— Значит, только сейчас вспомнил, да?

— Ей-богу.

— Ну-ну, — сказал он. — Ну-ну.

И оба полицейских, тряся головами, двинулись по коридору к лифту.

Я закрыл дверь и вернулся к своему второму, почти не тронутому коктейлю. Он показался мне безвкусным. Я унес стакан на кухню и долил в него виски. Стоя со стаканом в руке у окна, я смотрел, как раскачиваются гибкие верхушки эвкалиптов на фоне темного синеватого неба. Похоже, снова поднимался ветер.

Я попробовал коктейль и подумал, что не надо было портить виски. И, вылив содержимое стакана в раковину, выпил просто холодной воды.

Двенадцать часов на то, чтобы разобраться в ситуации, которую я еще даже не начал понимать. В противном случае выдать клиента и оставить полицейским на растерзание его и его семью. Нанимайте частного детектива Марлоу — и ваш дом будет полон представителями официальных властей. Зачем беспокоиться? К чему сомнения и страхи? К чему терзаться подозрениями? Посоветуйтесь с косоглазым, косолапым, тупым и рассеянным следователем. Филип Марлоу, Гленвью, 7537. Обращайтесь ко мне — и вы познакомитесь с лучшими фараонами города. Зачем отчаиваться? Зачем оставаться в одиночестве? Обратитесь к Марлоу — и вы увидите, как к вашему дому подъезжает полицейский фургон.

Это не помогало. Я вернулся в гостиную и раскурил уже остывшую трубку. Я медленно затянулся, но табачный дым все равно отдавал паленой резиной. Отложив трубку, я задумчиво стоял посреди комнаты, оттягивая и отпуская нижнюю губу.

Зазвонил телефон. Я поднял трубку и прорычал в нее что-то неразборчивое.

— Марлоу?

Это был жесткий тихий шепот. Жесткий тихий шепот, который я уже слышал.

— Все в порядке, — сказал я. — Выкладывай, кто бы ты ни был. Кому я теперь перебежал дорогу?

— Может быть, ты толковый парень, Марлоу? — произнес жесткий тихий шепот. — Может быть, ты желаешь себе добра?

— А в каком количестве?

— В количестве, скажем, пяти сотен.

— Грандиозно, — сказал я. — И что я должен делать?

— Держаться от греха подальше. Хочешь подробней обсудить эту тему?

— Где, когда и с кем?

— Клуб «Айдл Вэли». Морни. В любое время.

— А ты кто?

На другом конце провода приглушенно хихикнули:

— Спросишь у ворот Эдди Пру.

Раздался щелчок, и я положил трубку.

Было около половины двенадцатого, когда я вывел из гаража машину и тронулся к проезду Кахуэнга.

Миль через двадцать по Кахуэнга к подножию холмов сворачивал широкий проспект с поросшей цветущим мхом разделительной полосой. Вдоль него тянулись пять жилых кварталов, и дальше на протяжении всей его длины по обе стороны не было видно ни домика. В самом конце проспекта в сторону холмов виражем уходила асфальтовая дорога. Она вела к «Айдл Вэли».

У подножия первого холма вблизи дороги стоял низенький белый домик с черепичной крышей. К козырьку над ступеньками крепилась освещенная прожекторами вывеска: «Патруль Айдл Вэли». Створки перекрывающих дорогу ворот были раскрыты, и выставленный на середину дороги квадратный белый знак гласил «стоп» фосфоресцирующими буквами. Другой прожектор высвечивал пространство перед знаком.

Я остановился. Человек в форме со звездой и с плетеной кожаной кобурой на поясе посмотрел на номер моей машины, а потом в список на столе. Он подошел.

— Добрый вечер. У меня ваша машина не значится. Это частная дорога. Вы в гости?

— В клуб.

— Который?

— «Айдл Вэли».

— Восемьдесят семь-семьдесят семь. Его здесь так называют. Вы имеете в виду заведение мистера Морни?

— Именно.

— Вы, кажется, не являетесь членом клуба.

— Нет.

— За вас должны поручиться. Кто-нибудь из членов клуба или из живущих в долине. Частные владения, сами понимаете.

— Филип Марлоу, — сказал я. — К Эдди Пру.

— Пру?

— Это секретарь мистера Морни. Или что-то вроде этого.

— Минуточку, пожалуйста.

Он подошел к двери домика и что-то сказал в нее дежурному у телефона. Сзади подъехал и просигналил автомобиль. Из открытой двери патрульного поста послышался стук пишущей машинки. Человек, который разговаривал со мной, махнул сигналящему автомобилю, чтобы тот проезжал. Он плавно объехал меня и унесся в темноту — зеленый длинный «седан» с тремя сногсшибательными дамами — все при сигаретах, выщипанных бровях и высокомерных минах. Автомобиль на полной скорости прошел вираж и исчез с глаз.

Человек в форме снова подошел к машине и положил руку на дверцу.

— О'кей, мистер Марлоу. Отметьтесь, пожалуйста, у дежурного офицера в клубе. Миля вперед, справа. Там освещенная автостоянка и номер на стене. Восемьдесят семь — семьдесят семь. И отметьтесь у дежурного.

— Предположим, я не отмечусь.

— Вы шутите? — в его голосе послышались металлические нотки.

— Нет. Просто интересно.

— Вас начнет искать пара патрульных машин.

— А сколько вас всего в патруле?

— Извините, — сказал он. — Миля вперед, справа, мистер Марлоу.

Я посмотрел на его кобуру, на прицепленный к рубашке специальный значок.

— И это называется демократией, — сказал я.

Он оглянулся, сплюнул под ноги и положил руку на крышку машины.

— Я знал одного паренька, который был членом клуба Джона Рида. Ты не из этой компании?

— Товарищ, — сказал я.

— Беда революций заключается в том, — сказал он, — что они попадают в плохие руки.

— Точно, — согласился я.

— С другой стороны, — продолжал он, — что может быть хуже кучки обитающих здесь Богатых шарлатанов?

— Может быть, ты сам когда-нибудь будешь здесь жить.

Он снова сплюнул.

— Я не буду здесь жить, даже если мне за это будут отваливать пятьдесят тысяч в год и укладывать спать в шифоновой пижаме и в ожерелье из розового жемчуга.

— Не хотел бы я подступиться к тебе с таким предложением.

— Ты всегда можешь подступиться ко мне с таким предложением и посмотреть, чем это для тебя кончится.

— Ну ладно, тогда я поехал отмечаться у дежурного в клубе, — сказал я.

Сзади подъехал еще один автомобиль и просигналил. Я тронулся. Через сотню метров я прижался к обочине, заслышав гудок, — и черный лимузин пронесся мимо с тихим сухим шелестом, подобным шелесту мертвых осенних листьев.

Ветра здесь не было, и льющийся в долину лунный свет был таким ярким и резким, что черные тени казались высеченными из камня.

За поворотом моему взору открылась вся долина. Тысяча белых домов, рассыпанных по склонам холмов, десять тысяч сияющих окон — и всему этому великолепию вежливо улыбались звезды, не спускаясь, однако, низко — из-за патруля.

Обращенная к дороге глухая стена клуба была белого цвета. На ней был номер — маленький, но очень яркий, из-за фиолетовых неоновых ламп. 8777 — и больше ничего. В стороне на расчерченном белыми линиями черном асфальте стояли ряды машин, освещенные направленными вниз многочисленными фонарями. По залитой светом площадке двигались служители, одетые в новенькую форму.