Ко второй половине VI столетия до н. э. должно быть приурочено плавание Эвтимена из Массалии вдоль западных берегов Африки,[19] а также, может быть, и в противоположном направлении. Он составил, по словам Маркиана Гераклейского,[20] перипл Средиземного моря и внешнего океана. К этому периплу, судя по отсутствию у Авиена фактических данных, относящихся ко времени позже VI столетия до н. э., восходят соответствующие части Ora maritime, содержащие описание восточных берегов Испании. Трудно сказать, в каком отношении находился упомянутый океанский перипл Эвтимена к периплу Гимилькона; во всяком случае следует думать, что под именем и того и другого греческая географическая традиция собрала все то, чем она располагала в те отдаленные времена в отношении северо-западных стран на основании финикийского и собственного опыта.

Достоянием этого опыта были и те смутные полулегендарные сведения об Эстримнидских островах, а, может быть, также об Иерне и Альбионе, которые мы находим в Ora maritima Авиена. Сюда же должны быть отнесены и сообщения этнографического характера, которые касаются жителей Эстримнид, в особенности их обычая обтягивать свои морские суда кожей, а не изготовлять из дерева. Правдоподобность этих сообщений относительно северных кельтов подтверждает Цезарь. Возможно, что сообщение Авиена, основанное на греческом источнике, покоится на наблюдениях или рассказах также и о каких-либо других северных племенах. Такого же рода сведения о неких североевропейских племенах следует предполагать и в основе сообщения Страбона об одежде жителей Касситеридских островов, которые, по его словам, носят длинные одеяния и выглядят как театральные фурии.[21]

Сведения об Эстримнидах и Касситеридах, равно как и древнейшие сообщения о северной Кельтике и Британии, о трудностях плавания в северных водах, о морских чудовищах, о непроходимом "застывшем" море (πεπύγγια θάλασσα), о смешении на дальнем севере воедино всех стихий и т. д. отражают скудность реальных географических сведений. Последние пополнялись и расцвечивались за счет различных фантазий о северных странах Западной Европы, напоминавших о себе средиземноморским народам доставлявшимися из них редкостными продуктами, из которых с глубокой древности особенно славились олово и янтарь. Пути к этим искомым греками и финикиянами товарам предстают перед нами в сообщениях о легендарных "Оловянных островах" и о мифической трехустой реке Эридане.

В древности утвердилось мнение, что составителем первой карты мира был Анаксимандр из Милета,[1] живший в первой половине VI столетия до н. э. и известный в качестве одного из старейших ионийских космологов. Так как традиция связывает с ним введение в обиход греческой науки гномона (солнечных часов), бывшего, по словам Геродота, первоначально в употреблении у вавилонян (II, 109), то следует думать, что с именем Анаксимандра были соединены впоследствии древнейшие успехи ионийской науки в области естествознания и в, частности, землеведения.

Наличные примитивные древневавилонские карты или, точнее, абстрактные изображения Вселенной, должны были уже и в VII столетии послужить примером для подобных же попыток у ионийцев. В качестве художественного прототипа такой древнейшей греческой "карты" следует принять знаменитое изображение на щите Ахилла, описанное в Илиаде. Опыт для создания ионийских карт мира, известных позднее под именем карты Анаксимандра, мог накапливаться и объединяться по двум руслам. С одной стороны, это должны были быть изображения отвлеченных представлений о вселенной, наподобие упоминавшихся древневосточных, а с другой, следует себе представить накопление известного опыта по части составления планов и схем земельных участков и поселений. Когда в "Облаках" у Аристофана[2] Стрептиад узнает от одного из учеников Сократа о том, что предметом геометрии является измерение Земли, то первое, что ему приходит в голову, - это измерение земли надельной (τήν χληρουχιχήν, т. е. полевых участков).

Из подобных планов и схематических изображений отдельных местностей могла возникнуть картография целых стран или каких-то частей Вселенной; наличие такой картографии у ионийцев засвидетельствовано псевдогиппократовым сочинением "О числе семь". В главе XI этого произведения, между прочим, излагается представление о разделении всей Земли на семь частей, а Земля при этом сравнивается с человеческим телом: "(1) в качестве головы она имеет Пелопоннес, местожительство благомыслящих людей; (2) Истм, соответствующий спинному хребту; (3) Ионию, в качестве грудобрюшной преграды;[3] (4) Геллеспонт - в качестве бедра; (5) Фракийский и Киммерийский Боспор - в качестве ног; (6) Египет и Египетское море - в качестве (верхней части) живота; (7) Понт Эвксинский и Меотиду - в качестве (нижней части) живота и прямой кишки".

Названное псевдогиппократово сочинение рассматривается его издателями и комментаторами[4] в качестве натурфилософского трактата, написанного на основе древнеионийского образца, созданного в Милете и относящегося к VI столетию до н. э. Цитированная его часть должна быть признана, следовательно, древнейшим, из числа дошедших до нас, географическим описанием обобщающего характера. Совершенно несомненно к тому же, что ассоциации, подобные изложенным в этом сочинении, могли возникнуть лишь при созерцании географической карты. Карта эта относится ко времени до Гекатея и, следовательно, представляет собой образец ионийской картографической продукции того именно времени, которое связывается позднейшей традицией с именем Анаксимандра. Однако это была не карта Анаксимандра или, вернее, нечто не совсем то, что имела в виду традиция, сообщавшая об Анаксимандровой карте всего мира, тогда как описание из псевдогишюкратова сочинения Περί έβδομάδων опирается, несомненно, лишь на частичную карту мира. Созданная в Милете, эта карта обнимает лишь те страны, которые были в особенности в кругу торговых и колониальных интересов Милета: материковую Грецию, бассейн Эгейского моря, Египет и Восточное. Средиземноморье, а также Черное и Азовское моря.

Как ни туманны в географическом отношении ассоциации с частями человеческого тела очертаний соответствующих стран и морей на древней карте, однако данные гл. XI Περί έβδομάδων позволяют высказать чрезвычайно важные предположения об изображении северных стран на древнейших ионийских картах. Прежде всего псевдогиппократово сравнение фракийского и Киммерийского Боспора. с ногами человека предполагает известную параллельность расположения Константинопольского и Керченского проливов на древнеионийской карте. Из этого следует, со значительной вероятностью, что Азовское море изображалось ионийцами как восточное продолжение Черного моря, а не как северный его придаток. Сравнение же Египетского моря (Восточного Средиземноморья) с верхней частью живота, а Эвксинского Понта с нижней его частью допускает мысль о том, что Черное море представлялось на ионийской карте расположенным значительно восточней египетско-сирийского угла Средиземного моря.

Сопоставление же Меотиды с прямой кишкой заставляет предполагать, что на ионийской карте Азовское море было представлено в качестве открытого бассейна, соединяющегося с внешним океаном. Это отнюдь не противоречило бы, как мы знаем, древним мифико-географическим представлениям. Не противоречит им и восточное положение черноморского бассейна, по которому, соответственно древнейшей версии Аргонавтики, лежал путь в царство Ээта, жившего в океане, на острове, расположенном у солнечного восхода. Многие из этих представлений сохранились еще и в описании пути Ио в "Прикованном Прометее" Эсхила, основывавшегося, однако, в общем уже на других, более развитых географических представлениях, о чем речь будет впереди.