Сопоставление плана Александрии - столицы эллинистического мира - с формой всей Вселенной, напоминающей македонский плащ, заставляет думать, что это сравнение Вселенной с плащом восходит во всяком случае к IV столетию до и. э. и было в уме у македонского (или родосского) архитектора Дейнократа, строившего Александрию.

Эратосфен не только принимает Парменидово и Аристотелево деление Земли на обитаемые и необитаемые зоны, хотя практически южная необитаемая зона оказывается для него обитаемой чуть ли не до самого экватора, а на севере обитаемое пространство достигает о. Туле, т. е. полярного круга, - он сохраняет также и древнеионийское деление на материки, высказывая, впрочем, подобно Геродоту, сомнения в практической целесообразности подобного разделения.[10]

Отмечает он также и условность разделения материков по рекам (Танаису и Нилу), равно как и по перешейкам, Кавказскому и Суэцкому, введенного, быть может, Аристотелем (см. выше). И то и другое разделение не основывается, по его мнению, на каких-либо объективных границах.

Сам же Эратосфен делит вселенную различным образом и по различным признакам. Основное деление суши на две части - северную и южную - вслед за Дикеархом, делившим мир на две половины от Геракловых столпов до Индии, Эратосфен производит посредством так называемой диафрарш - линии, проведенной им по горным хребтам, открытым походами Александра и составляющим продолжение малоазийскрго Тавра.[11] Однако эта линия, проведенная по параллели о. Родоса, является для Эратосфена лишь одной из семи параллельных линий, проведенных им в долготном направлении через пункты, широта которых была ему известна.

По традиции, однако, через Аристотеля восходящей к древне-ионийскому делению мира на две части Средиземным морем и р. Фасисом, разделение обитаемой земли на северную и южную половины представляет и для Эратосфена значение несравненно большее, чем остальные его параллели. Он указывает на необходимость исправления прежней карты Азии в том смысле, что положение восточных горных хребтов, пересекающих материки в долготном направлении на старых картах, является чересчур северным,[12] вследствие чего, севернее, чем следовало бы, изображена и Индия, в действительности южной своей оконечностью лежащая на широте Мероэ.

Разделив мир параллельными линиями, проходящими через Мероэ, Сиену, Александрию, Родос, Геллеспонт, Борисфен и Туле, Эратосфен провел также несколько меридиональных линий: через Геракловы столпы, Карфаген, Александрию, Тапсак, Каспийские ворота и устье р. Инда. Кроме того, Эратосфен делил обитаемую землю на сфрагиды, которые, видимо, находились в некотором соответствии с перечисленными только что меридианами и параллелями. Первая сфрагида обнимала Индию, вторая Ариану, третья Иран до р. Евфрата и т. д. Об остальных сфрагидах, равно как и об их общем числе, Страбон, к сожалению, не сообщает.

Из описания названных сфрагид, однако, явствует, что Эратосфен старался представить их себе в виде правильных геометрических фигур, отдавая этим дань стремлению к геометризации географических представлений, свойственному древнеионийской науке.

Индия имела у Эратосфена ромбоидальную форму, Ариана - форму правильного параллелограмма и т. д. Труднее было привести к правильным геометрическим очертаниям третью сфрагиду, ограниченную с юга Персидским заливом, а с запада р. Евфратом, не представлявшими собой прямых линий.[13]

Помимо введения в географию астрономических и математических мерок, Эратосфен подошел к этой области знания также и с исторической точки зрения. Из полемики с ним Страбона, которому подобный подход к науке остался совершенно непонятен, явствует, что Эратосфен пытался проследить постепенное расширение географических знаний, а также и эволюцию космологических представлений. Он доказывал, например, что Гомер не знал многих стран и народов, что его кругозор был ограничен преимущественно бассейном Эгейского моря, что он не знал европейских скифов, а на место них поместил абиев и галактофагов, относительно которых Эратосфену было известно из сочинений спутников Александра Македонского, что они имеют совершенно другую локализацию, а именно за р. Яксартом.

Эратосфен утверждает, будто эпизоды странствований Одиссея, мыслившиеся Гомеру где-то в океане, локализовал в Западном Средиземноморье впервые лишь Гесиод, который отождествил со скифами и гомеровых гиппемолгов.[14] Далее, Эратосфен отмечал, что первоначально греки распространяли наименование Европы и Азии (а также и Ливии) лишь на те области, где они жили сами и которые были им известны в результате непосредственных впечатлений, и только лишь впоследствии эти наименования: распространились на малоизвестные и вовсе неизвестные части* соответствующих материков. И в данном случае Страбон обнаруживает свою резкую враждебность к исторической точке зрения (I, 4, 7) Эратосфена, не допуская, чтобы то или иное наименование прилагалось когда-либо к части материка, а не к его целому..

Эратосфен воспринял у Аристотеля его гидрологическую теорию и также полагал, будто моря вследствие речных наносов обречены на постепенное отступание и обмеление. Он согласился с Аристотелем и в том, что моря истекают одно в другое - Меотида течет в Понт, Понт - в Эгейское море; соответственно этому возрастают глубины морей. Наибольшие глубины ему известны были в Ионическом и Тирренском морях.[15] Он полагал также, что соединение морей между собой произошло вследствие напора скопившихся вод, которые разрывали перешейки - таково было, по его мнению, происхождение проливов - обоих Боспоров и Геракловых столпов. Он считал также, что Суэцкий перешеек образовался именно благодаря спаду средиземноморских вод вследствие прорыва Геракловых столпов и соединения Средиземного моря с Атлантическим океаном.[16] Он привлекает также в круг своих аргументов палеонтологические наблюдения - наличие раковин и других морских остатков на суше для доказательства своего тезиса о постепенном отступании моря.[17]

Эратосфен, как мы видели, принял древнеионийскую точку зрения об общности океанов, подтвержденную для него наблюдениями Питея и других мореплавателей над регулярностью морских приливов и отливов. Скептицизм, высказанный на этот счет Геродотом и продолжавший существовать в других формах, в частности у Пс. Скилака, в отношении общности Эритрейского моря и Атлантики, не существовал для Эратосфена после наблюдений Питея и Патрокла, доказавших, как он полагал, наличие соединенных между собой морей на севере и на востоке обитаемого мира. На востоке Индии, за Гангом, где Эратосфен знал мыс Тамарос,[18] известный также Помпонию Меле (III, 67), наименование которого слышится, вероятно, в promontorium Samara у Орозия,[19] азиатский берег поворачивал к северо-западу и достигал Каспийского моря, вход в которое изображался в виде довольно узкого пролива, расширявшегося в глубину.[20]

Описание северного побережья Азии и в особенности описание берегов Каспийского моря Эратосфен производил, как уже было сказано, на основании данных Патрокла. Наряду с Каспийским морем в качестве заливов океана им были описаны Персидский и Аравийский заливы, вливавшиеся из Южного океана, и как самый большой океанский залив было представлено Средиземное море.[21] В дальнейшем, при описании северных берегов Европы, Эратосфен широко использовал наблюдения и предположения Питея, ввиду чего и был строго раскритикован Страбоном, обладавшим в отношении берегов Кельтики и Британии значительно более точными и обстоятельными данными Цезаря и Друза. В частности, Страбон порицает Эратосфена за то, что, доверившись Питею, он изобразил южный берег Британии в четыре раза длинней, чем он был на самом деле, вследствие чего были сильно преувеличены общие размеры этого острова.