На чистом снегу были заметны следы какой-то птицы, четко отпечатались заячьи лапы…
Удивительный запах зимы почуял Святик. Совсем не так пахла зима в Зуеве! Зима десятого века пахла сосновой смолкой и свежим огурцом! Никакого бензина!
— Ну и в глушь мы попали! — огляделся Тимка и спрыгнул с Телеги в глубокий снег.
— Напротив, — ответил Святик из Телеги, потягивая носом. — Чую людей и дым костра…
— Тогда чего стоим?! — Тимка решительно сделал несколько шагов. Пошли!
— Идти надо в другую сторону! — Святик спрыгнул и пропал под снегом. Эй, где ты?.. — глухо раздалось откуда-то издалека.
Наконец, Тимка разворошил снег и вытащил.
— Ох, и глубоко же здесь! Утонуть можно!
— Ну, вот! — недовольно пробурчал зуевский богатырь и посадил великого артиста себе за пазуху. — Видали! Утонуть он может!
— Я направление подсказывать буду, понял? — сказал Святик.
— Слышу скрип колес! — сообщал Святик из-за пазухи.
— Запах дыма приближается!
— А вот и голоса!..
Путешественники во Времени вышли наконец на проезжую дорогу. По ней двигались груженные телеги. Кто-то шел своим ходом. Все спешили к раскрытым настежь городским воротам. Сторожевые люди взимали плату за вход по одному золотнику.
Тимка запустил руку в пустой карман и нащупал старый юбилейный рубль, который мать давно зашила туда «на счастье». Он решительно надорвал подкладку и протянул монету одному из сторожевых. Тот взял, с удивленьем оглядел её, попробовал на зуб, затем показал рубль другому, третьему, и вместе они стали разглядывать профиль Ленина.
— Это что такое?! — строго спросил первый сторожевой.
— Княжий серебрянник! — соврал Тимка и ткнул пальцем в монету. — Из Киева мы.
Сторожевые пошептались, впустили Плугова в город, а один незаметно пошел следом.
Невдалеке от княжеских хором на возвышении раскинулась большая деревянная крепость с резными башенками.
— Детинец! — сразил Святика своей эрудицией Тимка. — Древний Кремль…
На ровной квадратной площадке прямо под открытым небом были врыты в землю десять деревянных статуй в человеческий рост, увенчанных парчовыми шапками.
— Да ведь это же — капище! Ну, языческий храм! — воскликнул Плугов, продолжая преподносить щенку чудеса знаний из пятого класса.
Тимофей обошел площадку с видом знатока, вытащил фотоаппарат.
— Ну, и кадры будут!.. Любой музей выхватит!.. — и направил объектив на деревянные божества.
Но тут случилось что-то непонятное: на противоположной стороне появилась мужская фигура с охапкой соломы. Беспокойно оглядываясь по сторонам, злоумышленник торопливо обложил ею одну из деревянных скульптур и стал высекать кремнем огонь. Спустя всего минуту-другую ввысь взметнулся огнененный столб.
Огонь охватил бородатого истукана. Тимка нажал кнопку фотоаппарата.
Сверкнула фотовспышка, а возле Храма уже появились ратники с железными топорами и луками, схватили поджигателя и Тимку. Святик держался в сторонке.
— За что, ребята?.. — Тимофей почти отбился. Но древние кряжистые мужики снова дали Плугову по ребрам, которые все ещё ныли после драки у киоска. Вобщем, скрутили его, как барашка.
На пожар сбежались жители городища и стали забрасывать огненный столб снегом. Огонь удалось погасить. Все древние идолы остались целы, кроме бородатого.
— За сие подлое дело, — разнесся над Храмом громовой голос Князя, завтра поутру принести обоих в жертву сгоревшему Перуну! Через сожжение!
— Оборжаться! — охнул, не на шутку испугавшийся Тимка. — Да что я вам сделал, уроды?! Это вон, из-за него!
Неизвестный молчал, стоял на одной ноге — подвернул в драве — и кусал губы от боли.
— Эй, Гнездило и Безобраз! Тащите злодеев в застенок!
Их поволокли в темницу.
— Да не трогал я вашего Перуна! И вообще, никаких богов на свете нет! — бесполезно орал зуевский богатырь.
От этих слов Гнездило и Безобраз замерли на месте и в ужасе закрыли глаза.
— Как так нет?! — изумился Князь. — А это кто? — Он указал на идолов. — Разве он — не бог солнца Ярило? Или, она — не богиня любви Ладо?.. А, может быть, тот кумир — не хозяин огня Сварог? Кому же тогда мы молимся о мире, как не Коляде? Кого просим о щедрых плодах, как не Купалу?.. А Стрибог? И сожженый вами, злодеями, Перун — наш мироправитель?! Это ли не боги?! — Казалось, он был рад сказать лекцию перед народом.
— Никого я не сжигал! — упрямо твердил Тимофей Плугов. — Может, Сварогу захотелось стать главным — вот он и спалил вашего мироправителя.
— Замолчи!.. — крикнул в гневе князь Зуеслав. — Ты — богохульник и злодей! Что это у тебя? Никак, волшебное кресало!
Он вырвал у Тимки фотоаппарат и случайно задел спусковую кнопку. Вспышка моментально сработала. Князь от неожиданности выронил аппарат в сугроб и тут же заметил на земле две фотографии. Зуеслав поднял их и с удивленьем увидел на одном цветном снимке — идолов, а на другом хитровато-напуганное лицо Тимки. Князь ужаснулся и отбросил фото в снег, прибив для верности каблуком сафьянового сапога.
— Никак, колдовская береста?.. Э-э, да вы, как я погляжу, — чародеи! Эй, Гнездило и Безобраз! Вы что, уснули?! Волочите их в темницу!..
Сопротивляться было бесполезно, и Тимофея вместе с Незнакомцем повели в тюрьму.
Святик бежал следом.
Наконец, Тимку и Незнакомца втолкнули в темное подземелье. Загрохотали засовы.
— Гляди-ка! — удивленно воскликнул один из сторожей. — А это откуда?!..
— Значит ключник принес.
— У нас такие не куют!
— Работа не наша! — согласился другой.
Раздался недолгий железный скрежет. Сторожа навешивали новый секретный замок на кованую дверь. Потом ушли греться.
В темнице Тимка прижался к мерзлой стене и впервые в жизни растерялся от своей беспомощности.
«Вот и все, — сцепил он зубы. — Завтра меня уже не будет в живых! Эх, оборрржаться!..»
Он вспомнил город Зуев, стариков, которым хамил, торговцев, у которых отнимал заработанное, школу, которую так и не окончил. Даже милиция из дали веков казалась ему теперь родной и близкой.
Ах, мама, мама!..
— Не боись! — тихо сказал Незнакомец.
— Кто вы?
— Выруба, — представился он.
— Зачем вы его сожгли?!..
— Хотел и других спалить — да не успел.
— Я видел. Но за что? Ведь это — ваши боги!
— Боги?!.. — хмыкнул Выруба. — Идолы! Истуканы! Я этих богов сам вырубил, когда был молодым и глупым. Красивые деревяшки — вот кто они! Истинный Бог — один на всех. Я про него в херсонских степях узнал. Там и крестился…
Они помолчали. Потом Тимка снова спросил:
— Кто же вы?
— Истуканов мастер!.. Сколько я их на дорогах понавыставил!.. Еще и неизвестно, кто из нас богом-то был: не они меня — я их сотворил! усмехнулся Выруба. — А однажды наскучило! Ушел из городища.
— Вернулись?
— Новое время, брат, на Руси настает. Вернулся, чтобы людям глаза открыть, — ответил Выруба. — Однакож, придет то время, не я — так другие сожгут тех. Или на дрова порубят!.. Одного только себе не прощу: из-за меня тебя завтра погубят…
Тимка не ответил.
— У Зуеслава — суд скорый: княжий, — продолжал Выруба. — И слово княжье. Дал его — а назад взять нельзя. Иначе, к чему тогда оно?..
За кованой дверью что-то звякнуло. Узники оборвали разговор и прислушались: ни голосов, ни скрипа шагов… Только — свист метели…
За кованой дверью что-то громко плюхнулось на крыльцо, и тут же послышалось знакомое сопенье.
— Святик! — насторожился Тимка.
— Тимофей! — раздалось из-за тюремной двери, — Толкани дверь-то! Не справлюсь я: тяжелая она очень.
Зуевский богатырь удивился, но на дверь приналег.
И вдруг темница… распахнулась. В лунном свете на пороге стоял дрожащий щенок. Его шерсть обледенела и торчала дыбом.
— В-вы-хходите! — сказал он узникам. — Пока сторож-жей нет.
— Ты как отпер-то?! — удивился Выруба.
— А я в з-замок перев-воплотился, — ответил Святик. — Совсем неслож-жная роль!.. Только х-холодная!