Искусственное дыхание. Искусственное питание. Всё искусственное. Но ведь это не могло продолжаться до бесконечности. Рано или поздно организм не выдержит, и Герман унесёт с собой в могилу нерешённую любопытнейшую медицинскую загадку.

Наконец консилиум опытнейших врачей и учёных единодушно пришёл к страшному выводу: случай с Германом — один из редчайших в истории медицины, когда заболевание ленью может окончиться смертельным исходом. Налицо наивысшая степень заболеваемости — лень жить.

Сам по себе случай этот, конечно, обогатит науку, послужит суровым уроком для всех тунеядцев всех возрастов и полов. Но как жаль мне моего дальнего родственника — третьеклассника Германа Белова!

И я решил рискнуть, решил пойти на эксперимент, сложный опыт, чтобы спасти лодыря.

Выход я нашёл совершенно неожиданно. Заметив, что Герман не худеет, а толстеет, я, естественно, предположил, что организм его приспособился к новым условиям существования. Значит, с некоторых пор мы не лечили Германа, а, можно сказать, губили, развивали в нём лень. Ему стало лень дышать — пожалуйста, искусственное дыхание. Ему стало лень есть — к его услугам искусственное питание.

И я перестал лечить моего дальнего родственника, вернее, стал лечить его по-новому. Я запретил поддерживать жизнь в организме Германа искусственными приёмами.

Он начал задыхаться. А у меня похолодели руки, учащённо забилось сердце, но я внушал себе: вот сейчас ему будет лень задыхаться!

Так оно и случилось. И вскоре Герман впервые за последнее время открыл один глаз — левый.

— Как себя чувствуешь? — спросил я, забыв, что говорить ему ещё наверняка лень. — Над тобой висит смертельная опасность. Жизнь твоя в твоих руках. Ты болен острейшей формой лени. Если не перестанешь лодырничать, погибнешь, не окончив даже начальной школы.

По открытому левому глазу Германа было видно, что он, не глаз, конечно, а Герман, безумно хочет есть, но ему лень сказать об этом.

Через несколько дней наступила угроза голодной смерти. Но я был уверен, что скоро Герману будет лень быть голодным.

— Есть, — почти беззвучно, почти не шевеля губами, попросил он, — есть… много…

Короче говоря, Герман понемногу начал двигаться, есть, пить и всё остальное. Постепенно к нему вернулся рассудок, не полностью, конечно, а так, примерно чуть больше половины. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы мальчик мог смотреть и понимать, что показывают по телевидению.

И вот тут случилось чудо. Демонстрировался фильм о шпионах. Выстрелы, погони, драки, убийства. Герман ожил. Он кричал, визжал, хохотал, подпрыгивал.

Едва закончился кинофильм, Герман вскочил и завопил, как совершенно здоровый ребёнок:

— Руки вверх!

Конечно, все мы с удовольствием и одновременно в чисто медицинских целях выполнили его приказание. Сколько было радости! Ещё бы — ведь ему не лень играть!

Я не льщу себя уверенностью, что излечение полностью закончено, ведь в школу Германа пока вернуть не удалось. Однако в скором времени я добьюсь, чтобы Герману стало лень быть ленивым!

Это я сказал, как вы догадались, в порядке шутки. На самом деле предстоит борьба за мальчика. Для нас же с вами несомненно одно: дети не только имеют право, но и обязаны во что-нибудь играть. И мы, взрослые, должны помогать им и в учёбе и в игре.

— Странно всё-таки получается, — пробормотал Юрий Анатольевич. — Какая же это игра, если у него из-за неё с головой не в порядке?! — рассердился он. — Я убеждён, что мой ребёнок психически ненормален!

— Спокойнее, спокойнее, объективнее, уравновешеннее! — строго сказал Моисей Григорьевич. — Учтите и ещё раз учтите, что внутренний мир современного ребёнка необычайно сложен, а местами противоречив и запутан. К примеру, от чрезмерной учёбы тоже возможны нарушения психической и умственной деятельности, вплоть до временного отупения. И помните, что по природе своей ребёнок не может не делать определённого количества глупостей. Так пусть он их делает в игре. А наша задача — проследить, чтобы учёба более или менее разумно сочеталась с игрой.

— Но если он кричит ночами, это же ненормально! Это, в конце концов, неудобно для окружающих! К тому же он ни о чём не думает, кроме как о своих шпионах! Это, по-вашему, по-научному, нормально? — горячился Юрий Анатольевич. — И я совершенно не понимаю смысла этой так называемой игры!

— Хорошо. Прекрасно. Замечательно, — спокойно проговорил Моисей Григорьевич. — Но вы рассуждаете поверхностно. А я веду вас к научной мысли. Будьте терпеливы. Если мальчик болен, я это обнаружу. Мальчик, почему тебе нравится играть в шпионов?

— Я не играю, — ответил Толик. — Я тренируюсь. А они считают, что я играю. Я должен поймать иностранного агента. Это моя мечта. Я хочу доказать, что мальчишки такие же люди, как все, только ростом поменьше. И нисколько мы других не хуже. А некоторые даже лучше некоторых.

— Вот видите! — торжествующе воскликнул Юрий Анатольевич. — Он же заговаривается! Он же несёт белиберду! Чепуху! Ерунду! Абракадабру! А вы — патологопсихонерловог…

— Психоневропатолог.

— Всё равно мне сейчас уже не выговорить. Я слишком взволнован. Поставьте ему хоть какой-нибудь укол хоть куда-нибудь!

— Успеется. Продолжай, мальчик.

— Я мечтаю поймать нескольких агентов иностранных разведок, — ответил Толик. — Вот и всё.

— А как ты учишься?

— Учусь я… не очень… Но что, по-вашему, важнее — пятёрки получать или врага обезвредить?

— Так вопрос ставить нельзя, — возразил психоневропатолог. — А почему бы тебе не совмещать полезное с приятным — пятёрки получать и врагов обезвреживать?

— Пятёрки многие получать могут, особенно девчонки, — сказал Толик и вздохнул. — Пятёрками не прославишься. Подумаешь, на доску Почёта повесят! А я хочу героем быть, чтобы обо мне все знали. А отличников всяких круглых и без меня хватает. Можно всю жизнь отличником быть, а тебя никто и знать не будет. А когда я шпиона поймаю, то буду считаться выдающимся человеком. Меня в открытой машине через весь город провезут, а на центральной площади митинг в честь меня организуют. По телевизору меня будут показывать.

— И — последний вопрос! — Моисей Григорьевич предельно внимательно вгляделся в мальчика. — Что для тебя важнее: поймать шпиона или считаться выдающимся человеком?

— То и другое! — воскликнул Толик. — Разве плохо мечтать о том, чтобы стать героем наших дней?

Психоневропатолог Моисей Григорьевич в заметном волнении прошёлся по кабинету, остановился перед Толиком, сказал:

— Выйди, пожалуйста.

Когда Толик закрыл за собой дверь, Юрий Анатольевич торопливо спросил:

— В чём дело, доктор?

— Вы оказались правы, — угрюмо ответил Моисей Григорьевич. — Организм мальчика способен на очень опасную болезнь.

— Какую, доктор?

— Ему грозит мания величия. Причём в очень острой форме. Распространённое заболевание среди современных детей. Внук одного моего знакомого возомнил себя котом Васькой. Ночами пытался ловить мышей, лазал по крышам, лакал из блюдечка на полу и прочее. Ему, видите ли, казалось, что кошачья жизнь необыкновенно легка. В частности, не надо ходить в школу.

— Я не предполагал… не подозревал…

— В том-то и наша беда, — со вздохом сказал Моисей Григорьевич, — что мы и не предполагаем, и не подозреваем. Для ребёнка враг номер один — это лень. А может быть, это и единственный враг ребёнка. Вот ваш мальчик. Ведь ему хочется ловить шпионов только потому, что это дело представляется ему необыкновенно лёгким. А прославиться ему хочется лишь для того, чтобы ничего не делать. Он у вас очень избалован. Скорее всего бабушкой.

— Что же делать? — еле слышно спросил Юрий Анатольевич. — Есть какой-нибудь выход?

— Найдём, — убеждённо произнёс Моисей Григорьевич. — Самое страшное произойдёт в том случае, если мальчик действительно поймает шпиона. Тогда ему, мальчику, несдобровать.