Париж, 9 января, 1739.
Со времени моего последнего письма я неустанно размышляла, дорогой братец, о занимающем нас вопросе и в заключение пришла к выводам, с которыми, я уверена, Вы не преминете согласиться, когда я изложу Вам их. Как я уже сообщала Вам, наша барышня Фреваль не может дальше оставаться в монастыре Вандмон; нам необходимо поэтому подыскать место, где она могла бы быть поселена. Я прекрасно сознаю, что она для нас ничто, и что мы отлично могли бы не принимать в ней никакого участия. Это было моим первым движением, потому что, в конце концов, мы вовсе не ответственны за судьбу этого дитяти греха. Однако, после некоторого размышления я стала думать иначе. Эта малютка более, чем вероятно, является дочерью г-на де Шомюзи, и она может когда-нибудь использовать против нас это обстоятельство. А между тем в благородных семьях существует обычай обеспечивать положение всех их членов, даже незаконных. Иной образ действия отдавал бы мещанством и мелочностью, что было бы недостойно нас. Как бы ни был обесславлен Шомюзи благодаря своим порокам и беспутству, он все же принадлежал к членам нашей семьи. Своим контрастом с нами он только подчеркивал наши достоинства, к которым прибавляет новый блеск путешествие г-на Де Морамбер ко двору владетельного герцога. Это соображение должно определять наше поведение.
Прежде, всего должна сказать Вам, что я довольно долго беседовала с этой малюткой. Свидание происходило в приемной Вандмона. Г-жа де Грамадек предварительно осведомила ее о смерти ее опекуна, так как между нами было условлено, что ей не будет сделано никакого намека на родство ее с г-ном де Шомюзи. Пр известии об этой смерти Анна-Клавдия пролила несколько слез, оттого ли, что она почувствовала действительную горесть от этой утраты, оттого ли, что, по ее мнению, приличия требовали выказать себя чувствительной, или же, наконец, оттого, что она испугалась, как бы эта смерть не внесла какого-нибудь изменения в ее положение. Мне было довольно трудно разобрать, какому из этих чувств она повиновалась, потому что она произвела на меня впечатление девицы очень скрытной, в душу которой проникнуть не легко. Как бы там ни было, она в отлично подобранных словах выразила свою признательность за благодеяния г-на де Шомюзи. Я сказала ей тогда о нашем намерении заняться ею, на что она ответила реверансом самого лучшего тона. Я воспользовалась всем этим, чтобы исследовать ее поближе и рассмотреть повнимательнее, и, должна признаться, она пошла навстречу моим намерениям с видом самым скромным и самым послушным.
По мере того, как я производила это исследование, мысли мои прояснялись, и я говорила себе: «Нет, любезная Анна-Клавдия де Фреваль, несмотря на всю вашу сдержанность и хорошие манеры, я не возьму вас к себе. Вы красивы, робки, хорошо воспитаны, способны к признательности; у вас тысяча достоинств, и г-жа де Грамадек вполне права, приписывая их вам; но, моя красавица, вы есть вы! – и этого мне достаточно, чтобы держаться настороже по отношению к вашей миловидности и вашей молодости. Один Бог знает, сколько ловушек таится под прекрасной внешностью, которой природа украсила вас! Вы слишком красивы, моя крошка, и вы станете еще более красивы, когда отвыкните от кое каких монастырских ужимок и усвоите светские манеры. К тому же, разве вы не дочь греха, и кто знает, какой пожар зажжет однажды в вашем теле огонек, вспыхивающий по временам в ваших глазах? Дочь наслаждения и сладострастия, какой могущественной приманкой окажутся ваши прелести! Понятно, я не виню вас в том, что вы помышляете сделать из них употребление, но кто поручится мне, что они не окажут влияния помимо вашей воли, прежде чем вы успеете отдать отчет в произведенных ими опустошениях? Неужели вы думаете, что я пожелаю подвергать этим опасностям лиц, которые меня окружают? Я не сомневаюсь в их добродетели, как не сомневаюсь и в вашей, моя красавица! Г-н де Морамбер – примернейший из мужей, но разве сама его продолжительная верность не делает его тем более способным исполниться желанием новизны? Мужчина его возраста очень чувствителен к очарованию молодости и очень легко попадается в сети кокетства. Вот видите, как вы опасны. У меня двое сыновей, которые оба приближаются к поре, когда начинает громко звучать голос чувства. Кто поручится мне, что этот голос не пробудите в них вы? Нет, мадемуазель де Фреваль, вы не поселитесь под моей кровлей, и я поищу вам другое пристанище».
Так обращалась я мысленно к этой малютке, а между тем она находится подле меня, даже в этот момент, когда я пишу Вам эти строки. Она сидит на табуретке и занимается вышиванием. Быть может, она мечтает о своем монастыре, где прошли ее счастливые годы, или тревожится по поводу превратностей судьбы? На лице у нее ничего нельзя прочесть. Она мастерски владеет собою и умеет управлять выражениями своего лица. При прощании с г-жей де Грамадек она держалась чрезвычайно благопристойно, и эта благопристойность неизменная черта ее поведения. С тех пор как она здесь, я не могу ни в чем упрекнуть ее. Я вверила ее попечению нашей Гоготы Бишлон и позаботилась за тем, чтобы ее прилично одели. Вы скажете мне, что ее присутствие в моем доме противоречит только что высказанным Вам мною принципам, но разве г-н де Морамбер и его сыновья не находятся в отсутствии? К тому же, она Долго здесь не останется. В надлежащий момент я посажу ее в хорошую карету, дам ей надежных спутников, и она отправится в место, которое выбрано мною для нее, а именно – в Эспиньольский замок, где мой деверь г-н барон де Вердло, выйдет встречать ее и оставит ее жить подле себя.
Таково, действительно, дорогой братец, решение, на котором я остановилась для блага этой девочки и – должна прибавить – также и для Вашего блага.
Недалеко уже время, когда Ваше одиночество начнет тяготить Вас, и когда бремя лет покажется Вам очень чувствительным. Если в недалеком будущем подагра отягчит ваши члены или усталость будет ложиться на Ваше тело, то Вы ощутите потребность в чужой помощи, и вот я подумала, что дочка Вашего брата может оказаться очень приятной для Вас компаньонкой. Она будет Вам обязана всем, и так как сердце у нее, по-видимому, достаточно доброе, то она исполнится признательностью к Вам и пожелает выразить Вам ее в виде забот, которыми она окружит Вас. Заботы эти будут самые разнообразные, ибо воспитанницы Вандмонского монастыря не только образованные девушки, но еще и опытные хозяйки. Они одинаково пригодны как для светских удовольствий так и для ведения хозяйства в доме. Подле Вас будет находиться особа, способная поговорить с Вами или почитать Вам вслух, способная также проверять Ваши счета и наблюдать за всем. Прибавьте к этому, что пансионерки Вандмона умеют шить, стряпать и даже смыслят немного в медицине. Анна-Клавдия будет лечить Вас при случае и, порадовав Ваши глаза, закроет их Вам, когда понадобится, разумеется, очень еще нескоро.
Я уверена, мой дорогой Вердло, что этот проект может только понравиться Вам, и что Вы подпишитесь под ним от всего сердца в память об этом несчастном Шомюзи и ради выгод, которые Вам сулит осуществление моего предложения. Я не сомневаюсь, что г-н де Морамбер даст свое согласие. Не раз мне доводилось слышать его сокрушения по поводу Вашего одиночества, хотя такой образ жизни был избран Вами добровольно. Поэтому он будет счастлив узнать, что судьба посылает нам средство скрасить Ваше положение, – средство, которое искренно кажется мне удивительным. Ведь Вы уже достаточно давно и достаточно твердо обращаетесь с женщинами сурово, так что Вам нечего страшиться молодой девушки, которая, в случае надобности, быстро поймет, что ее наивная стратегия и наивное кокетничанье не произведут на Вас никакого впечатления. Они могут только позабавить Вас, показывая Вам, как неисправим слабый пол, от которого Вы так тщательно отгородились, и это лишь укрепит Вас в Ваших чувствах на его счет. Я знаю, дорогой братец, что Вы обойдетесь с Анной-Клавдией подобающим образом, приняв в соображение ее беззащитное положение и деликатность ее особы. Я убеждена, что придет время, когда она отлично выпутается из всех своих затруднений. Маленькая плутовка очень соблазнительна со своим покорным и порою гордым видом, и она уже одержала победу над нашей Гоготой, которая теперь только ею и клянется. Эта самая Гогота и будет сопровождать ее в Эспиньоли. Пришлите мне Вашего Аркнэна, чтобы он эскортировал карету, так как на дорогах сейчас, говорят, небезопасно. Г-н де Морамбер пишет мне, что он возвратится еще не скоро. Владетельный герцог удерживает его, окружая большими почестями. Я уверена, что Вы разделяете удовлетворение, которое я испытываю по этому поводу, и с которым соединяется также удовлетворение быть преданной Вашей сестрой.