— Эй! Может, так и было столетия назад, но сейчас все по-другому! Запад США так же цивилизован, как и другие места. Мне это хорошо известно, собственными глазами видел! Там есть водопровод и канализация, библиотеки…

— Звучит неправдоподобно, — сказал Фессахен. — Мы прочитали много книг, просмотрели немало фильмов и пришли к однозначному выводу. Будь Запад так цивилизован, как ты говоришь, об этом бы непременно говорилось в земной литературе.

— Шиширхе! — воскликнул Коши. — Сделай что-нибудь!

Шиширхе выехал из группы как-бы-ковбоев и развел в стороны когтистые лапы:

— Я пытался возражать, но мои доводы отвергли голосованием.

— Если ты готов, — сказал Фессахен, — мы…

— Я не готов! — завопил Коши, с трудом поднимаясь на ноги. — Я обращусь к земному послу! А почему вы не предали суду другого человека? Это он все начал!

— Сначала твоя очередь. Когда мы закончим с твоим делом, то займемся мистером Коши. Конечно, если тебя к тому времени не будет, вряд ли он будет осужден. Ты будешь соблюдать этикет, или нам придется тебя связать и заткнуть рот? Высокий суд сейчас начнет заседание, и всем присутствующим приказано соблюдать порядок. Прошу всех освободить место. Мистер Коши, — он показал на Глоппенхеймера, — вы, как главный свидетель обвинения, сядете на корточках здесь.

Коши осмотрелся. Револьвер у него отобрали, он был окружен, и даже преданная Афасия куда-то делась. Другие ша-акфи смотрели на него без враждебности или дружелюбия — только с любопытством. Хотя по бесстрастным чешуйчатым лицам трудно понять, что творится в головах у этих импульсивных особ.

Суд продолжался два часа. Постепенно выяснились все обстоятельства присвоения Коши имени Глоппенхеймера.

Фессахен сказал:

— Заседание окончено. Достопочтенный Шиширхе, как вы голосуете?

— Не виновен, — сказал деловой партнер Коши.

— Достопочтенный Ятасия, что скажете?

— Виновен! — воскликнул компаньон Глоппенхеймера.

— По-моему тоже, виновен, — сказал Фессахен. — Этим существам следует преподать хороший урок. Пусть не думают, что могут устанавливать у нас законы своего Дикого Запада. Таким образом, Глоппенхеймер… То есть Коши… Я приговариваю тебя к подвешиванию за шею на ближайшей ветке кхаффасеха до тех пор, пока ты не умрешь. На Диком Западе в таких случаях обвиняемого обычно сажали на его собственную лошадь с веревкой вокруг шеи, и подгоняли животное, чтобы когда они сойдет с места, преступник был удавлен. Нам следует, руководствуясь самыми лучшими сентиментальными чувствами, поступить точно так же. К тому же обвиняемый благодаря этому сможет вспомнить в свои последние минуты родную Землю. Верхом же сентиментальности будет, если мы воспользуемся его собственной веревкой.

Все ша-акфи возбужденно защебетали. Коши попытался вырваться, но его тут же схватили и связали ему за спиной руки.

— Ха, ха! — сказал Глоппенхеймер. — Я громко смеюсь! Мне сразу стало ясно, что тебе суждено быть повешенным, ты мерзавец. А раз ты так хорошо позаботился о моем имени и на нем числится большая часть акций твоего ранчо, я постараюсь оформить на них свою собственность. Ха!

Коши попросил:

— Дайте мне немного времени — я хочу поговорить с этим типом, а?

— Нет, — сказал Фессахен, хотя некоторые ша-акфи по поводу этого предложения одобрительно засвистели. Они посадили Коши верхом на ахеахи, захлестнули шею веревкой, а другой ее конец перекинули через толстую ветку. Один из них наступил на него.

— Прощай, мой партнер, — сказал Шиширхе. Мне очень жаль, что наше сотрудничество заканчивается именно так. Будь это в моих силах — непременно бы тебе помог.

— Твоя жалость даже не в половину моей, — сказал Коши.

Фессахен отдал приказание:

— Когда я скажу: «Вперед», стеганите его ахеахи. Вперед!

Щелкнул кнут, ахеахи скакнула, и веревка сдернула Коши с ее спины. Так как падение его не было достаточно длинным, а ша-акфи не успели поднатореть в казнях через повешение, ему было умирать от медленного удушья, а не от моментального перелома шеи. Он стал вращаться, бешено суча ногами.

Толпа ша-акфи так увлеклась, что никто не заметил совершившего рядом посадку вертолета. Его лопасти еще вращались, когда из него вылезли два ша-акфи. На шее у каждого красовался отличительный знак полицейского, а по бокам висели электрошоковые пистолеты. Первым делом они бросились к дереву и перерезали веревку. Полубесчувственный Коши упал на землю. Шум в его ушах стал постепенно стихать, и он почувствовал, что шнур, стягивавший его запястья, тоже перерезан.

Фессахен воскликнул:

— С каких это пор провинциальная префектура стала посылать своих сотрудников, чтобы они воспрепятствовали исполнению законных решений муниципального суда?

Одни из вновь прибывших ша-акфи сказал:

— Никакие это не законные решения, потому что Ятасия был деловым партнером потерпевшего и у него есть своя заинтересованность в этом деле. Мне рассказали, так называемое правосудие здесь вершилось и с другими вопиющими ошибками. В любом случае дело будет передано в местный Апелляционный суд.

Толпа одобрительно зашумела. Даже прежний приговор вызвал меньше эмоций.

Шея у Коши жутко ныла. Превозмогая боль, он прохрипел своим спасителям:

— Как это вам удалось прибыть как раз вовремя?

Один из полицейских объяснил:

— Одна из ваших постоялиц, Афасия, поскакала на ранчо и позвонила оттуда своему дяде, инспектору Эяише. Он приказал нам остановить казня по тем основаниям, о которых я сказал раньше. Вы можете стоять, землянин?

— Думаю, да.

— Остановите их! — крикнул Фессахен, и полицейские бросились вперед. Глоппенхеймер взял большой камень и двинулся к Коши, который поднял с земли толстый сук и ждал своего противника, и у обоих яростно сверкали глаза.

Коши посадили в тюрьму Сереф Акха. Афасия и Шиширхе навестили его в камере. Осирианка сказала:

— Они решили вас обоих депортировать, дорогой… дорогой мистер Глоппен… То есть я имела в виду, мистер Коши. Моя печень будет разбита от горя.

— Полагаю, ничего хуже не придумаешь. В любом случае, спасибо за спасение моей жизни. Хоть она и гроша ломаного не стоит.

— Не за что. О, если бы вашу душу перенести в тело ша-акфи, вместо нынешнего отвратительного чудовища! Хотя я несу полную чушь. Этого никогда не будет. — Она подалась вперед, высунула свой раздвоенный язычок и коснулась им в осирианском поцелуе щеки Коши. — Прощайте! Я ухожу, пока могу сдерживать эмоции и сохранять остатки женского достоинства!

Коши проводил ее взглядом. При этом на душе у него немного полегчало.

Шиширхе сказал:

— Бедная девочка! Как это сентиментально! Словно в земной сказке про красавицу и чудовище! Что касается вас, мой уважаемый партнер, вас завтра отправят рейсов номер 36 на Нептун.

— А как насчет денег за ранчо? Мне что-нибудь причитается?

— Весьма сожалею, но ваша доля будет конфискована в местную казну.

— Ладно. По крайней мере я никогда больше не увижу этого борова Глоппенхеймера — полагаю, он испытывает по отношению ко мне те же чувства. Худшее наказание — снова оказаться с ним в одной комнате…

— Ох-хо-хо, — вздохнул Шиширхе. — Как мне ни жаль об этом говорить, но именно так и будет. На корабле, следующем рейсом 36, только одна каюта для неосирианских пассажиров, и вам обоим придется провести в ней весь полет. Но не надо так расстраиваться. Придется потерпеть всего пол земных года. Позвольте пожелать вам приятного путешествия!

— Синьор! Дорогой мой! — воскликнул Абреу. — Дьявол вас побери! Где вы только все это взяли?! Половину земных ломбардов обчистили? — Он наклонился поближе, чтобы хорошенько рассмотреть награды на груди Феликса Бореля. — Знак отличия Тевтонского ордена! Знак Чести Французского иностранного легиона! Медаль участника Третьей мировой войны! Североамериканская медаль «За заслуги перед обществом»! Орден 4-й степени Рыцарей Св. Стефана! Датский Орден Слона! Что-то такое-этакое из Японии. Первенство по баскетболу среди университетов. Соревнования по стрельбе в полиции Рио-де-Жанейро… Боже, ну и коллекция!