И еще написал, что их дружба - дело естественное. Ему рассказывали, что у хевсуров, жителей горной Грузии, есть похожий обычай. Там из хозяйственных соображений принято было сыновей женить пораньше, а невест подбирать не слишком молоденьких, чтобы в дом входила крепкая работница, ломовая лошадка. Естественно, чувства в этих расчетах не было. Но юношам и девушкам разрешалось до свадьбы выбрать себе друга по влечению. Этот выбор даже отмечали подобием обручения, и побратимы ночь проводили вместе. Только не раздевались, и обнаженный меч лежал между ними.

"Очевидно, это естественно, - заключил Алеша. - Есть возраст дружбы, и есть возраст любви. Кончилась наша хевсурская дружба. Но я рад, что она была у нас. Прощай, друг-девушка".

И это нелепое письмо он кинул в почтовый ящик.

Ия не ответила. Больше писем не было. И вторников не было.

Эту историю выслушал я в кафе "Романтики", сидя за столиком у окна под тяжеловесной бригантиной и чугунным витязем. Я уже говорил, что эти "Романтики" разыскать нетрудно. Нужно доехать до станции метро "Фрунзенская", не переходя проспекта, завернуть направо, миновать зеленого карася на вывеске, полуфабрикаты и туфли, а там, не доходя до магазина пластинок, будет кафе на углу. Вот как раз я и шел за пластинками, по дороге меня захватил дождь, зонтика я не взял, а столики за витриной выглядели так заманчиво. Но везде сидели парочки, мешать им не хотелось. Я подсел к одинокому мужчине. Потом уж разглядел его: серые глаза навыкате и пухлые, словно надутые губы. Странное выражение: смесь взрослой пытливости и обиженного детства. Словно человек задает вопросы беспрерывно и недоволен, когда от него отмахиваются: дескать, "вырастешь - узнаешь" или "много будешь знать - скоро состаришься".

Я немножко продрог под дождем, потребовал целый кофейник, чтобы согреться, естественно, предложил чашечку соседу. Мы поговорили о меню "Романтиков", слово за слово, он сказал, что бывает здесь частенько по вторникам, за этим самым столиком. "Почему за этим?" - спросил я. И услышал изложенную выше историю. Конечно, не со всеми подробностями. Кое-что я узнал позже, кое-что домыслил. Отличить легко. То, что неудачно, - это я домыслил.

- Ну и где теперь Ия? - спросил я.

- Ия на Ио, - ответил он быстро. - Простите за привычный каламбур. Имею в виду, что на Ио главная Интеллектуальная машина, стационарная машина-матка, сборщик сведений, хранитель сведений и распорядитель, диспетчер проворных разведчиков. Но все это вписывается наилучшим образом в мою лестницу - в лестницу, ведущую к моделированию человеческого поведения. Ведь последние машины-то наши связаны по радио. Радиосигналы поступают в их эмоциональные блоки, они воспринимают чужой страх и все кидаются на помощь, они воспринимают чужую удачу и все кидаются на плодотворную разработку. Как вы считаете, ведь и нам, людям, полезна была бы такая связь? Мы бы ощущали общий страх, общую боль, общую заботу и общую радость, и общее ликование тоже. Ведь если бы я... в свое время... если бы тогда я... если бы не был глух к боли Ии, все было бы иначе у нас, как следует, не то, что сейчас...

- Я вас и спрашивал про Ию, - сказал я, не про Ию-машину, про Ию-девушку.

- А девушку я с той поры...

И тут он осекся. Замер с открытым ртом, не договорив фразы. Я обернулся, проследив его взгляд.

По проходу шла невысокая молодая женщина в строгом темном костюме с белым воротничком. У нее было резко очерченное, немного усталое лицо, узкие сжатые губы, подчеркнутые помадой, чуть прищуренные глаза. Она осматривалась несколько настороженно и замкнуто. И вдруг...

Словно свет озарил ее изнутри, лицо потеплело, заиграло румянцем. Поплыли уголки рта, глаза заискрились. Так бывает в лесу после дождя, когда солнце пробьется сквозь тучи и мокрая зелень разом вспыхнет россыпью самоцветов. Впрочем, этого словами не расскажешь. Вы меня поняли, если хоть раз смотрели в глаза влюбленной женщине. А если не смотрели ни разу, несчастнейший вы человек.

Алексей поднялся, улыбаясь широко и растерянно. Взялся за мой стул, чтобы предложить его, забыл, что на нем сидит кто-то.

И я удалился на цыпочках. Шепотом спросил счет. Мог бы и кричать на все кафе, Алексей ничего не заметил бы.

Дождь уже кончился. Последние капли стекали по стеклу, кривя лица за витриной. Когда я проходил мимо, двое сидели молча, уставившись друг на друга. Женщина порылась в сумочке и, ничего не вынув, забыла руку на столе. Мужчина положил рядом свою разлапистую длань.