— Извините, Вы не подскажите, где можно найти директора, или главного администратора этого отеля? — Учтиво осведомился Сигмонд. Баба, услыхав такую околесицу, вытаращила на витязя свои мутные глаза. Конечно, народ с пьяну, бывает, несет всяку несуразицу, но такую белиберду?

— Хозяин где? — Без излишних церемоний спросила Гильда.

— А, хозяин. Так бы сразу и сказали. А то несет невесть что. Нетути их здеся. Они теперича срать пошли.

Крякнул Сигмонд от простоты откровенного ответа. — Ну мы подождем.

— Ждите. — И пошла разносить кувшины. Ждать пришлось долговато.

— Наверное у хозяина проблемы с пищеварительным трактом. — Высказал предположение Сигмонд.

Изумилась Гильда — ох, и горазд же ее хозяин такие речи глаголить, а по правде сказать, то такую иной раз ахинею несет, что простит ее Бугх, но и деревенскому дурачку не приснится. Сама испугалась таких мыслей мятежных, но так велико было ее изумление, что рискнула спросить: — О чем баишь, витязюшко? Ну сам посуди, что это за проблеммы с кухонной торной дорогой? Да и что это за дорога такая? У хозяина — запор, перехарчился. Попить бы ему настоя гриба подъясенника проносливого, и все было бы в порядке.

— Я о том же и говорю.

Витязь удивленно смотрел на Гильду, Гильда на витязя. Каждый думал свое.

Нет, увольте, уразуметь речения хозяина было свыше слабых Гильдиных сил. Сигмонд же понял, что это у него серьезные проблемы. С древневаряжским. И не только.

Наконец обьявился плешивый, обрюзгший тип, тоже в переднике, и то же засаленном. По тому, как заискивающе встретила его мясная баба: «С облегченьицем Вас, батюшка», путники поняли, что это и есть хозяин заведения. Подошли к нему. Тот окинул наметанным взглядом новых гостей. Затрапезный вид девки вызвал брезгливую ухмылку, с такими постояльцами не разбогатеешь. На Сигмонда посмотрел с любопытством, кого только нынче не носит нелегкая, но без почтения.

— Нету у меня местов. — Сразу, чтоб губу не расскатывали надармак ночевать, резанул грубо.

— Нам нужен номер. — Малопонятно, но властно сказал мужчина, пес войны по цвету кильта судя.

— Сказал нету, убирайтесь. — Упорствовал хозяин, — Не переживай, заплатим. — Сказал воин, да все так говорят, но деньги вынул.

— Ну раз так, не под забором же вам… спать. — Похабно осклабился хозяин и заломил цену, как Гильде показалось, непомерную. Хотела она начать торговаться, но Сигмонд небрежно уже отсчитывал медяки.

— Эй, Роха, ану, проведи постояльцев в их покои, пущай там задрыхнут. — Распорядился хозяин.

Появилась уже знакомая путникам баба со свечою в руках. Неохотно шевеля сундучным задом, побрела через зал, поднялась по леснице, лениво, на второй этаж, осветила коридор и первую справа дверь.

— Здеся почивать будете.

Здеся, как оказалось, уже почивало четверо. Двое на полу, двое на единственной кровати. Кровать скрипела, люди на ней шумно дышали.

— По моему мнению произошла ошибка, этот номер уже занят, нет ли свободного? — Вежливо поинтересовался у Рохи Сигмонд.

— Других нема, не бары небось, и в тесноте невпервой вам будет. — Роха и, по примеру хозяина, тоже похабно ухмыльнулась.

— Ну, вы там, чо толкетесь, ложись, не мешай. — Обозвался с кровати хриплый голос и скрип продолжился.

— Прошу прощения. — Сказал Сигмонд и прикрыл дверь. — Я все же настоятельно требую свободный номер, за который, между прочим, уже заплачено.

— Говорю нема, значит нема! Что за бестолковые! Чо вам здеся худо? Ишь, бары какие затрапезные выискались. — Нагло отвечала Роха.

Конечно не годилось Гильде поперед витязя влазить, но говорил он с обращением чужеземным, здешним зачуханным селянам не ясным и потому недоходчивым. И не по-женски, кулаком, не только за наглость подлой бабы, а за все свои последние унижения и обиды, с размаху врезала по хамской роже сенешалева дочь. Да так, что плюхнулась Роха на свой зад ленивый, многомясый, жалобно взвизгнула.

— Ах ты быдло поганое, сорная плешь, да как ты смеешь с высокорожденным витязем так разговаривать, деревенщина ты неотесанная, свинячий выкидыш! — Приговаривала Гильда и уже по-женски отвешивала одну за другой звонкие оплеухи. [7]

Такое обращение было Рохе доходчиво, узнала она за рваными отрепьями, за патлами кудлатыми госпожу высокородную, от материнской утробы властную. Заскулила жалобно:

— Да я то шо, по мне, хоть в лучшие покои господ высокородных провести. Так мне хозяин сказали, с них и спрашивайте, а у меня и ключа даже нема.

Так путники и сделали. Спустились вниз к хозяину заведения.

— Не хочут господа спать у тех покоях, — залебезила, но опять, хозяйским взглядом приободренная, не без наглости толстозадая Роха. — Говорят людно там больно. Не привыкши они.

— Ну не првыкши, так могут и уматывать отсель. — Хозяин видимо был нраву грубого, о клиентах и репутации своего отеля не беспокоился, таков видно здешний менталитет. — Подумал Сигмонд и поделился своими мыслями с Гильдой. Та поняла мало, хозяин еще меньше, хотя и уразумел, что не хвалят его и не упрашивают, и от того озлился еще более.

— Давай, вали, неча тут оборванцам всяким шляться. Ночуйте где хотите, а у меня вам делать нечего. Голь перекатная, а тоже нос задирает, плесень болотная.

— Они кровей благородных, к такому обращению не привыкшие, — Подъегоривала, окончательно осмелевшая после коридорной взбучки, подлая Роха.

Народ, бывший в зале, ужинно-выпивающий, доволен был этой потехе, предвкушая еще большую, когда под свист и улюлюканье погонят пинками под зад этого наглого наемника и его замухрыжистую девку. А может и шею намылят да бока намнут. Во потеха-то будет!

Особо ухмылялась компания местных завсегдатаев, доводилось им за счет заведения стакан вина дешевого пропускать иной раз. Одобрительно на хозяина поглядывали, нагло гоготали и плечами поводили, готовились потеху, всеми ожидаемую, организовать.

— Тогда деньги возвращай, холопская твоя рожа! — Опять не удержалась Гильда.

— Чево, какие такие деньги, ты мне их давала, что-ли? Не было никаких денег. — Совсем уже, чувствуя поддержку дружков, наглел хозяин.

— Чево там, да у них денег отродясь не бывало. — Вставляли из компании хозяйской и кулаки готовно сжимали.

Гильда, уже поостыв, отведя на холопке свою злость, испугалась. Понимала, что не с отцовским кланом, а хоть и с могучим, но только одним витязем, с дороги уставшим, она в этом доме, и сила неправая на стороне хозяина. Надо же было с этим вором связываться. Действительно, можно было переспать и в тех покоях, места хватало, а то и ни денег, ни ночлега. А уходить надо и поскорее, пока чего не вышло.

Но теперь уже, видела она, осерчал витязь Сигмонд. По обычаю своему не говорил ничего. Но лицо его приняло то пустое, мертвенное выражение, которое уже дважды видела Гильда. И не сулило оно ничего хорошего. Но не стоило бы тут на рожон лезть, вот их сколько, здоровых быков.

— Давай, давай отселя! — Орал хозяин.

— Давай, давай! — Подхватывали дружки, вставая из-за стола, молчание Сигмонда принимая за робость одинокого человека против грозной такой кабацкой силы.

— Давай, давай! — Двое подходили вплотную и один протянув немытую лапу схватил Сигмонда за ворот куртки, а второй попытался ухватить Гильду. Не двигался витязь, только взглядом совсем поскучнел. Гильда же, взвизгнув, укусила хамову руку и, совсем уже стервенея, зацарапала по морде ногтями.

— Ух, сука! — Отпрянул тот. — Ну ты у меня!

Потеха обещалась быть отменной. Да только в знакомый завсегдатаям сценарий Сигмонд ввел свои, радикальные коррективы.

Резко и без особых ухищрений, но со скоростью мастера, публике не постижимой, ударил соперника коленом в пах, а обеими раскрытыми ладонями по ушам. Не успел тот, залившись кровью, свалиться на пол, как мелькнула в воздухе Сигмондова нога и захрустела раздробленная челюсть второго хозяйского прихвостня. Потом ступил шаг, другой и взмыл в прыжке, словно белка-летяга пронесся в воздухе и ногами пнул сразу двоих, отправил их через стол под стену на пол. Как приземлился, что за кувырок сотворил, никто не разобрал. А только крутнувшись юлой, подсек ногу, кинувшегося было на него мужика и пока тот валился, стукнул по шее, подсобив падению, и тут же поджал под себя ногу и, почти не оборачиваясь, залепил в живот еще одному типу. Согнулся тот в трипогибели, упал на колени, сблевнул.