— Эх, надо было вчера его на угольях подпалить, да на плес к воде кинуть — во раков-то было бы!

Тяжело посмотрел на нее витязь.

— И кто же меня за язык вечно дергает — испуганно сжалась Гильда, — все не привыкну, что не сенешалева дочь уже, вот витязь сейчас рассердится, и даст по шее. И за дело. Чего сейчас языком молоть, вчера надо было ей и снесть Мырлока к реке да раков наловить.

Витязь по шее не дал, но глядел странно.

Вот и завтрак подоспел. Сняла Гильда с углей жаренное, с огня котелок, перед витязем поставила. Сама робко топталась в сторонке, не знала как ей быть. Но витязь позвал к трапезе и рукой указал напротив него сесть. Начали кушать, витязь рыбу наминает, а на грибы и варево косится, спрашивает — сьедобны ли и разбирается ли в грибах Гильда. У той даже дыхание сперло от обиды да горечи. Да чтоб она в грибах не разумела? Не смердов выплодыш, высокорожденная дочь сенешаля, битая, перебитая за грибной наукой благородной, давно уже все премудрости изучила, к приготовлению допущена. А может не верит витязь в ее происхождение, обидно. Только и нашлась, что головой покивать.

Мужчина, видя расстроенный Гильдин вид, молчаливым ответом удовлетворился и попробовал грибов. Вкусные, на куриное мясо похоже, а с виду такие неказистые были. Запили все варевом из котелка. Напиток был горьковат на вкус и явно имел тонизирующее воздействие.

Покушав вынул витязь из своей коробочки табачную палочку, закурил. Обвел долгим взглядом округу, дымок пускал. Потом на Гильду свой взор обратил, глядел долго, но не рассматривая, а свое что-то думая. Гильда сжалась под бездушным этим взглядом, глаза опустила, пальцами край платья перебирать начала.

— Ну, что, Гильда? — Наконец прервал тяжелое молчание витязь. — Покушали, поночевали, пора и честь знать. Мне идти надо. Я пожалуй вверх по реке двинусь, ну а ты, как знаешь, я тебя не держу.

Обомлела Гильда от этих слов, руки задрожали.

— Витязь великий, славный, да за что же ты меня от себя гонишь, что я дурного тебе сделала? Если кролика твоего съела, так не вели, больше есть не буду. Не гони меня только.

— Да не в том дело, съела — и правильно сделала. Куда я с тобою пойду? Нет уж. Я своею дорогой, а ты своей. Так лучше будет.

Гильда совсем расстроилась, на глаза навернулись слезы и медленно покатились по замурзанным щекам.

— Благородный витязь, до гроба верной рабыней твоей буду, на кого ты меня бросаешь? Ну, не прогоняй, пожалуста.

— Да куда же я тебя возьму, я и сам не знаю, куда пойду.

— А я с тобою вместе, мешок твой нести буду, пищу готовить, я все умею.

— Не приставай, Гильда, да зачем ты мне, что я с тобой делать буду?

— А делай что захочешь. — Бесстыдно ответила Гильда, преданно глядя в глаза витязя, телом напряглась, подалась вперед, вот мол — вся твоя.

Мужчина от такого оборота смущенно почесал в затылке. — Да уж, простота средневековая, да по тебе наверное, вирусов полчища бегают.

Чудно говорил витязь, Гильда сама ученая была, грамоту знала, но таких речей премудрых не слыхала. Однако хоть и не дословно, но общее направление мыслей воина поняла правильно и ответила стыдливо потупясь.

— Да, чтоб там, так нет, а на голове есть маленько. Но ты не бойся, я средство знаю верное, мигом изведу.

— Вот час от часу не легче! Ну зачем ты мне такая — подъискал слово — блохастая нужна. Иди уж лучше себе.

Гильда не знала, как уже умилостивить сурового воина. совсем расплакалась. — Я тебе, витязь, грибы буду готовить, Песни слагать о твоих славных подвигах, хочешь, сейчас спою о Ночной Битве Победной? — Использовала Гильда свой главный козырь.

Никакими угрозами, никаким битьем не смог бы заставить ее Мырлок воспевать его, Мырлоковы, доблести. Тот и сам это понимал, как понимал и то, что не заслуживает такого права быть героем торжественной Песни. А тут Гильда, сенешалева дочь, сама предлагает витязю такой почет, такое уважение выказвает.

Витязь, однако остался к такому предложению безучастным.

— Нет, Гильда, нам лучше разойтись. Гильда совсем расплакалась и только твердила ломая руки и всхлипывая:

— Не-е на-д-до, не-е г-гони-и.

Мужчина снова обвел взглядом все вокруг, опять посмотрел на Гильду, на ее хрупкую фигурку, острые в синяках коленки, торчащие из под рваного старья, на заплаканные глаза. Да, действительно зеленые, правильно догадался вчера вечером, и задумался. Действительно идти ей одной было некуда, разве до первого Мырлока какого-нибудь. Жалко девчонку, хотя она не девчонка, скорее среднее между подростком и молодой девушкой, а по здешним понятиям, наверное, уже взрослая женщина. Да и неплохо в путешествии иметь компаньона, особенно местного, знающие обычаи. И с языком есть у него проблемы. Это просто чудо, что здесь говорят по-варяжски. Учил он его когда-то. Притом изучал он, вероятно, более позднюю форму, а этот архаичный и до чрезвычайности засорен диалектизмами. Но живой язык разительно отличался от учебника, от классических текстов. Тут он и половины не понимает — наверное сленг. А она и в пути обузой не будет — вот как ловко все с утра приготовила. Может оказаться полезным помошником, если только, мужчина про себя улыбнулся, не посчитает целесообразным пустить меня на рачью приманку.

— Ну ладно, горе ты луковое, идем вместе.

Гильда не чаяла уже, что возьмет ее витязь с собой, кинулась в ноги, целовала сапоги и клялась в верности.

— Ой, феодальная твоя душа, вставай. Нашла чему радоваться, тебе бы, девочка в школу ходить, уроки дома делать, бегать на дискотеки, да с подружками шептаться, а не таскаться по лесам. Пойди лучше, физиономию умой, пора собираться.

Гильда всего не разобрала, но поняла, что не ругает ее витязь, а даже вроде как жалеет, сквозь слезы начала улыбаться, но с колен не встала.

— А как мне тебя звать-величать, витязь?

Тот опять молчаливо оглядел округу, посмотрел на Гильду. — Зови меня Сигмондом — сказал.

Счастливая Гильда побежала к реке, поплескала на лицо водой, подолом обтерлась и бегом в лагерь, приказ хозяина исполнять.

Начали в дорогу готовиться. Сигмонд скатал подстилку, к рюкзаку приторочил, по бокам два свои меча засунул. Гильда Мырлоков мешок вытрясла, малую долю, совсем уж хлам, выбросила, остальное обратно сложила вместе с курткой, плащем, котелок в руках повертела и тоже взяла. Меч с ножнами и перевязью прятать не стала. Думала витязь возьмет, его-то мечи больно тонкие, да Сигмонд почему-то отказался, а видя, что приглянулся Гильде богатый кинжал отдал ей. Сложила и оружие в сумку. Сигмонд говорил вообще мусор Мырлоков бросить, не обворовывать же ему мертвеца, да осмелевшая Гильда не согласилась. Мол, не ты, а Мырлок на тебя подло напал, а ты победил его в честном бою и теперь все это твое по праву. Жалко было Гильде с добром расставаться, столько уже таскала этот мешок, теперь пригодиться продать. А про себя, тишком уже попробовав тяжесть витязиной сумки, думала, осилит ли все это снести. Решила — осилит, авось сильно торопиться не будут. А оказалось, что витязь сам рюкзак свой неподъемный на плечи богатырские надел, пожалел Гильду. Хотел, смеясь, и мешок взять, но Гильда не дала.

В очередной раз устыдившись бесстыжего вида Сигмонда, Гильда решилась.

— Витязь, вот остался кильт Мырлоков, тебе подойдет, надел бы.

— Да зачем мне эта тряпка? — Искренне удивился Сигмонд.

— Да больно срамно уж без кильта. — Резала, будь что будет, правду-матку.

Сигмонд помолчал, посмотрел своим странным взглядом. — Ну если срамно, тогда одену.

Натянул витязь на себя еше мокрый после стирки кильт, примерился, как в нем будет. А Гильда, витязевым подарком полосу с низу от кильта отрезала, себе на шею повязала, чтоб всем ясно было, что не сама по себе она, а при витязе славном.

Подтянул витязь рукав, на его запястье был надет красивый браслет с кулоном посредине, да как Гильда заметила, немного побитый. Взглянул Сигмонд на кулон, посмотрел на солнце, приложил браслет к уху. Покрутил что-то, опять к уху приложил. — А черт! Сломались. — И сняв с руки без сожаления кинул в реку.