Оскар проводил взглядом проезжающего мимо мотоциклиста. Рубашка водителя плескалась за его спиной, как флаг на ветру, он был босиком и без шляпы. Волосы всклокочены. Одеться хуже было просто невозможно.

— Согласен с вами.

Оскар чувствовал, что Донна была в настроении пооткровенничать. В принципе он всегда стремился появляться в жизни своих сотрудников в тот момент, когда они желали пооткровенничать.

— Жизнь иногда насмехается над нами, — вздохнула Донна. — Помню, как я ненавидела, когда мать обучала меня шить. Я поступила в колледж. Мне никогда не приходило в голову, что я стану заниматься ручным шитьем и работать имиджмейкером. Когда я была молодой, никому и в голову не могло прийти заниматься ручным шитьем. Мой бывший муж расхохотался бы во весь голос, если бы я предложила вручную сшить ему костюм.

— Донна, а как сейчас ваш бывший муж?

— Он живет в уверенности, что настоящие люди работают с девяти до пяти. Он идиот, — она помолчала. — Кроме того, его уволили, он разорен.

Люди в белоснежных, без единого пятнышка халатах появились среди посевов генетически усовершенствованных зерновых. В руках у них были блестящие алюминиевые опрыскиватели, сверкающие хромированные ножницы, высокотехнологичные титановые мотыги.

— Мне так нравится здесь, — сказала Донна. — Как мило со стороны сенатора прислать нас сюда. Это гораздо лучше, чем я представляла. Воздух пахнет так необычно, вы заметили? В таком месте я смогла бы жить, если бы еще поменьше разгильдяев в лохмотьях…

Оскар по быстрым ссылкам вышел на записи заседания сенатского комитета по науке и технике 2029 года. Архивы шестнадцатилетней давности содержали отчеты об основании Бунского национального коллаборатория. У Оскара появилось чувство абсолютной уверенности в том, что эти архивные документы никто внимательно не просматривал на протяжении многих лет. Они были битком набиты ценными сведениями.

— Это была тяжелая кампания. После таких трудов необходимо немного расслабиться. Вы это заслужили.

— Да, кампания меня утомила до смерти, но я довольна. Мы действительно сработались, мы прекрасно сотрудничали. Знаете, мне нравится политика. Если следовать демографическим отчетам, то я отношусь к категории американских женщин «от пятидесяти до семидесяти», то есть к тем, для кого жизнь не имеет смысла. Никогда уже ничто не вернется к тому, к чему я приучена и чего я могу ожидать. И даже если развалится экономика и Сеть съест все… Но когда занимаешься политикой, все выглядит по-другому. Я не чувствую себя былинкой, несущейся по ветру. Я на самом деле однажды почувствовала, что это я изменяю мир. А не мир изменяет меня.

Оскар внимательно и с сочувствием посмотрел на нее.

— Донна, вы прекрасный работник. И надежный человек. Когда сидишь в замкнутом помещении, в стрессовой и давящей обстановке, очень важно, чтобы кто-то в команде обладал спокойным характером и уравновешенностью. И даже немного философствовал. — Оскар улыбнулся подмигивая.

— С чего это вы, Оскар, так любезничаете? Уж не собираетесь ли вы меня уволить?

— Ни в коем случае! Наоборот, я бы очень хотел, чтобы вы остались с нами. По крайней мере еще на один месяц. Понимаю, что это не слишком многообещающее предложение для женщины с вашими талантами, вы ведь можете найти себе что-либо более постоянное. Но Фонтено тоже остается пока с нами.

— Остается? — Она недоуменно посмотрела на него. — Но почему?

— И, конечно же, Пеликанос, и Лана Рамачандран, и я — мы все будем вкалывать изо всех сил… Так что и для вас найдется работа. Не совсем то, что во время кампании, конечно, ничего столь напряженно-лихорадочного, но правильный имидж для нас очень важен. Даже здесь. Может быть, здесь в особенности.

— Я могу на некоторое время остаться с вами. Но, Оскар, я ведь не вчера родилась. Вам лучше рассказать мне, в чем дело.

Оскар со щелчком захлопнул лэптоп и встал.

— Да, вы правы, Донна. Нам надо серьезно поговорить. Давайте немного прогуляемся.

Донна быстро собрала корзинку с шитьем и вскочила. Она знала привычки Оскара и была польщена тем, что удостоилась особого конфиденциального разговора. Оскар был тронут ее простодушной наивностью — она с увлечением оглядывалась через плечо, будто ожидая заметить, как за ними следят киноэкранные злодеи в черных масках.

— Видите ли, в чем дело, — тихо начал Оскар, — мы выиграли кампанию, и выиграли ее, потому что не боялись идти вперед. Однако Бамбакиас пока что новое лицо в политике, чужак. Хотя он получил должность, ему еще придется добиваться большего политического влияния, добиваться доверия. Пока он — всего лишь молодой сенатор от Массачусетса. Чтобы выдвинуться, надо суметь поднять и успешно разрешить какую-нибудь серьезную проблему.

— Да, конечно.

— Он архитектор, строитель широкого профиля, который ввел в практику совершенно новый способ строительства. Следовательно, научно-технические проблемы — как раз то, что ему подходит. — Оскар помолчал, взвешивая слова. — И конечно же, развитие городов. Однако это пока не наша проблема.

— Наша проблема — то место, где мы находимся? Оскар кивнул.

— Именно. Я уверен, что в этой гигантской, запертой под куполом генной лаборатории можно откопать что-то этакое, что даст мировой резонанс. Конечно, это не самое большое сенатское задание, это не сравнимо с Голландской холодной войной или с катастрофой в Роки. Но Лаборатория по сей день остается самым крупным федеральным проектом. Когда он только начинался, все работало блестяще — здесь было сделано множество фундаментальных открытий в биотехнологии, что обеспечило резкий подъем американской промышленности, особенно в окрестностях Луизианы. Но эти славные дни уже далеко в прошлом, и ныне это место является просто бочкой с салом (Бочка с салом (амер. полит, жарг.) — общественная «кормушка», т. е. деньги, выделяемые казной местным властям для общественных нужд.) И я даже не знаю, с чего здесь начать.

Донна выглядела польщенной его откровенностью.

— Так вы уже начали работать?

— Ну… Официально я здесь по заданию Сенатского комитета по науке. Формально ничто не связывает меня с Бамбакиасом. Но организовал все это он. Сенатор считает, что местечко нуждается в серьезной встряске. Так что наша задача — добыть для него нужную информацию, чтобы он смог предложить эффективные реформы. Мы закладываем основу его первого успеха среди избирателей.

— Понятно.

Оскар вежливо поддержал ее под локоть, когда им пришлось уступить дорогу проходящему окапи.

— Я не хочу сказать, что работа будет легкой. Она может выйти нам боком. Слишком много переплетений интересов. Тайные махинации. Гораздо больше, чем видится на первый взгляд. Но если бы это была легкая работа, с ней могли бы справиться и другие люди. Не обладающие нашими талантами.

— Я останусь с вами!

— Отлично! Я очень рад.

— Это я очень рада, что вы так откровенны со мной, Оскар. И знаете, думаю, мне нужно сказать прямо сейчас. Проблема с вашим происхождением меня совершенно никогда не волновала. Совершенно. Я имею в виду, что я обдумала это, а потом просто выкинула из головы.

Кажется невероятным, чтобы кому-то пришло в голову вести важные телефонные разговоры на детской площадке. Именно поэтому Фонтено организовал все так, чтобы звонок сенатора застал Оскара здесь. Оскар наблюдал за неугомонной стайкой детей работников лаборатории, орущих на спортивной площадке, как дикие обезьяны в джунглях.

Фонтено осторожно прикрепил сертифицированный Секретной службой шифратор к микрофону разноцветной телефонной трубки.

— Будет небольшая задержка при разговоре, — предупредил Фонтено. — Они там, в Бостоне, должны расшифровывать то, о чем вы будете говорить.

— А как местные службы? Они могут отследить?

— Ты уже был у них?

— Нет, пока нет.

— А я к ним заходил. Наверное, несколько десятилетий назад они воспринимали вопросы безопасности более серьезно. А сейчас здесь можно хоть на помеле летать, никто ничего не заметит. — Фонтено повесил ярко раскрашенную телефонную трубку на пластмассовый аппарат, потом повернулся и посмотрел на дурачащихся детей. Как и их родители, они были без головных уборов, взлохмачены и плохо одеты.