Славка, слывший крупным специалистом в области нелитературных выражений, на этот раз был так поражен, что не нашел ответа.

А Зина пришла к себе в общежитие, поужинала, легла на кровать, раскрыла книгу.

И стала вдумчиво читать.

И уснула на десятой странице.

Первый раз за много дней она крепко спала.

* * *

В Москве на заводе у Люси был обеденный перерыв, Люся заняла стол, и пока две другие девушки стояли в очереди у кассы, Люся говорила с подругой о ребятах, уехавших на стройки в Сибирь. Вернее, говорила Люсина подруга, а Люся поддакивала. Она думала о Вовке, и мысли у нее были мрачные. Между тем подруга, позавидовав уехавшим ребятам (мол, вон как они хорошо устроились, как там интересно, а мы глупые, что сразу не поехали), спросила:

- Ну, а что пишет Вовка?

Вопрос был трудный. Люсе не хотелось говорить, что она не получила от него ни одного письма. А первая - она ни за что не напишет. Значит, или он ее забыл, - что ж, Люся переживет, - или ему плохо. О, это с Вовкой случалось чаще всего. И Люся ответила:

- У Вовки странный характер. Он обладает поразительной способностью выбирать самые плохие места, попадать на самую плохую работу...

За соседним столиком сел Глеб с приятелем. Тот самый Глеб. Мамин любимец. Глеб рассказывал:

- Когда я был в Болгарии, да спрашиваю: как по-болгарски "девушка"? И знаешь как? "Булка"! А я говорю: "Парень", наверное, по-болгарски "батон"?

Приятель поперхнулся и задергался на стуле.

Подруга тихо спросила Люсю:

- Что, Глеб был в Болгарии?

- Да, с делегацией нашего завода. Ведь он же у нас герой-производственник. Впрочем, - добавила она, помолчав, - он...

Подруга вопросительно взглянула на Люсю.

Глеб, почувствовав, что Люся говорит о нем, повторил уже громче:

- Да, так "девушка" - "булка". А я говорю: "Парень", наверно, "батон"?

* * *

Шалин вышел из "большого московского" корпуса, По дорожке к корпусу шли пятеро молодых ребят. Шли цепочкой, в ногу, лихо отбивая шаг. Впереди шел парень постарше, помахивал топориком и насвистывал марш.

- Ну как, плотники? Здравствуй, Иванов!-приветствовал их Шалин. - С работы?

- Так точно.

Не меняя шаг, весело размахивая руками и, казалось, не обращая ни малейшего внимания на Шалина, плотники вошли в корпус.

"Молодцы!" - захотел крикнуть Шалин вдогонку.

Около "женского московского" корпуса Шалин ветретил знаменитую бригаду Матвеевой. Девушки шли обнявшись. Пели.

- Как жизнь, штукатуры? Сто двадцать процентов?

- Сто двадцать пять.

- Так скоро получим булки с хлебозавода. Маша, как у тебя рука, устает?

- Нет. Мастер снял меня с потолка. Перевел на стены. Легче. А вы бы к нам зашли, Владимир Павлович, у нас сегодня концерт. Самодеятельности.

- Так я хоть сейчас.

- Нет, до восьми у нас стирка.

"Да, - подумал Шалин, - молодцы матвеевцы. Все успевают. Таких бы нам побольше комсомольцев".

...........................

(Черт бы побрал этого журналиста. Не мог взять кого-нибудь из шоферов, плотников, бетонщиков, штукатуров. Не разобрался, выбрал Андрианова, написал о нем очерк. И я, дурак, поверил этому очерку, схватился за Вовку и вот до сих пор маюсь. У всех все в порядке. У Вовки одни неприятности, и неизвестно, когда кончатся.)

* * *

Где-то за Омском электровоз вел состав "Москва - Хабаровск". В третьем вагоне ехали молодые строители. Ехали весело, дружно. Играли, болтали, любезничали с девушками, пели песни и т. д.

А в тамбуре стоял паренек.

В его лице не было ничего героического. И глаза обыкновенные, а не "вдохновенно-планперевыполняющие".

Паренек был в потертом пиджачке и в "кепочке-хулиганочке".

И он смотрел на притихшую под грозовыми тучами степь, на темнеющую у самого горизонта тайгу и мечтал о самостоятельной жизни, о подвигах, о горячей работе на важных объектах стройки, о большой любви и о новых городах.

И шли эшелоны с запада на восток.

ГЛАВА XIV

КОМИТЕТ

Сложилось глубокое убеждение, что комсорги только и делают, что заседают, пишут ненужные человечеству бумаги, произносят длиннющие речи и, шляясь по участкам, вдохновляют своим видом строителей.

Странные люди комсорги! И зачем они на свет родились?

И почему-то все забывают, что если у комсорга четыре тысячи комсомольцев, то он за всех отвечает. За всех.

Комсомолец Иван Петров напился и надебоширил в общежитии. Ивана Петрова Шалин и в глаза не видел. Однако начальство встречает Шалина и спрашивает:

- Что это у вас в общежитии происходит?

Как любят ругать комсоргов! Многие готовы без обеда остаться, лишь бы съехидничать:

"А Шалина мы редко видим у себя на участке. Прозаседался!"

Лето. Комитет в разъезде. Кто на учебе, кто в отпуске, кто болен. Осталось несколько членов комитета. А работы прибавилось. Сегодня Шалину надо побывать на четырех участках - проверить, как идет строительство детского сада, зайти в два общежития, увидеть злополучного Ивана Петрова, быть на "летучке" у начальства, разобраться с бригадой бетонщиков (пришли в комитет, жалуются, мало выписали им зарплаты), принять человек десять (у каждого личный вопрос), подготовить воскресник по строительству стадиона.

А вечером заседание комитета. Комитет стройки - это как райком. Прием в комсомол, дело о дезертирстве (значит, исключение из комсомола) и разное.

Спрашивается, сколько Шалиных? Десять? Пятнадцать? Нет, только один. Две ноги, две руки. И одна голова. Маловато для комсорга.

Идеальный комсорг должен бы иметь двадцать ног, ну и хоть четыре головы на первый случай.

Ведь не туристская поездка по участкам.

Надо во всем разобраться, правильно понять, правильно решить. А время? И Шалин, к сожалению, один.

Собачья работа!

Но Шалин любил эту "собачью работу". И чем труднее, чем сложнее и запутаннее казалось дело, тем оно больше увлекало.

Что может быть интереснее работы с людьми? Нет, здесь играло роль не честолюбие (хотя, конечно, честолюбие было).

Каждый человек представлялся Шалину замкoм. Замки бывали разные. Стандартные, самооткрываюшие-ся, с трудным, заржавленным механизмом и, наоборот, открывающиеся ногтем. Иногда попадались такие головоломные замки, ключ к которым подобрать было необыкновенно трудно.

И вот подобрать ключ, уметь направить человека, помочь ему - и составляло работу Шалина. Самое главное - считал Шалин - это понять, почему данный человек делает так, а не иначе. Понять правильно. Тогда в руках ключ.

Иногда требовался ключ не к отдельным личностям, а к целым бригадам, собраниям, участкам.

И Шалин знал, что когда ему надоест искать ключи к людям, когда каждый человек перестанет для него быть Человеком, а превратится просто в одного из безликих комсомольцев с билетом за номером, - вот тогда конец Шалину-организатору.

Вот тогда Шалину придется срочно идти в шоферы или грузчики, проветриться, иначе он рискует стать бюрократом, то есть одним из тех, кого он ненавидел и с кем воевал всю жизнь.

В восемь часов вечера Шалин пришел на комитет. Кроме него присутствовало три члена комитета. И так все в разъезде, а тут еще двое не явились по неизвестным причинам. Этого еще не хватало! Шалин порядочно измотался за сегодняшний день, а тут...

Шалин умел держать себя в руках, и по его лицу никто бы не догадался, что он не в духе.

Шалин пригласил в комнату старшего воспитателя общежитий Дунькина и... Андрианова.

Андрианов был вызван на комитет. Его вопрос разбирался последним, и Шалин рассудил: "Чего парню болтаться так по коридорам. Пусть посидит, полезно".

Вовка, в свою очередь, не знал, зачем его вызвали. Тем более он не понимал этот "ход" Шалина. Но потом Вовка решил, что начальство определенно хитрит. И, оставив эту хитрость на совести начальства, Вовка, внутренне готовый к неожиданному нападению, сам стал наблюдать за начальством.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: