Рассказывает, что сама только раз в жизни ненавидела, но эта ненависть была полной, всезахватывающей. Предметом ненависти была дама положения общественного такого — на грани буржуазии и аристократии. Вид у нее был вдовствующей императрицы, она в военное время была сестрой милосердия, была богата. Очень любила говорить, что в нее влюблен миллиардер и что она ему отказала. Миллиардер такой действительно был, после революции он ее даже устроил за границу (?). Кажется, этот миллиардер заведовал картонным заводом что ли… Ненависть была обоюдной и одинаково острой как с той, так и с другой стороны. Но они целый год встречались…

У этой дамы были причины ненавидеть АА.

В разговоре о "Заговоре императрицы" (которого АА не видела), Л. Н. З. сказала, что она никогда не видела царя. На это АА ответила, что видела его несчетное количество раз.

Стихотворение "В объятой пожарами, скорбной Польше…", для которого взяты эпиграфом строки Гумилева, относится не к Н. С., а к Михаилу.

На мой вопрос — какие ее стихотворения относятся к Н. С., АА перечислила:

1. "Заплакала осень, как вдова…"

2. "Твой белый дом и тихий сад оставлю…"

3. "Воспоминание" — стихотворение о войне.

4. "Далеко в лесу огромном…"

5. "Тот август, как желтое пламя…"

6. В "Четках" — о пенале.

Спрашиваю, какое стихотворение АА написала в 1914 году, когда ездила в Новгород к Н. С. (осенью). АА прочитала стихотворение "Пустых небес прозрачное стекло"…

После ухода Рыбакова говорит: "Он мне 400 рублей предлагал, чтоб я в санаторию ехала… Подумайте!.. Зачем он меня огорчил? Я теперь все время помню".

Садится в кресло к столу.

"Конечно, я отказалась. Это значит, что когда в "Петрограде" вышла бы моя книга — нужно было бы все это ухлопать, чтоб отдать ему. И потом, — сказала фразу по-французски, смысл которой "Entre nous soit dit", но другую. В ней было слово "ami", — уж если иметь 400 рублей, так какой смысл в Царское ехать? Еще я понимаю — за границу. А в Царское? Подумайте! Я там заболела и вдруг ехать туда лечиться!"

Говорит, что вообще в Ц. С., где она столько жила, где у нее столько воспоминаний с каждым днем связано, ей было бы очень трудно лежать.

"Если в 21 году было тяжело, — теперь хуже будет".

18.03.1925

Всев. Рождественский в Союзе при мне передал Ф. Сологубу заявление Кубуча, что Кубуч, устраивая лит. вечера, будет брать на себя все предварительные расходы по их устройству и платить Союзу 50 % чистого сбора только в том случае, если Союз обеспечивает участие Ахматовой, Сологуба и Ал. Толстого. Если же Союз не может обеспечить участие этих 3-х лиц, Кубуч снимает с себя упомянутые обязательства и ставит Союзу совершенно иные, гораздо менее выгодные для Союза условия.

Хорошее дело! Не могут же АА, Сологуб и Толстой устраивать благополучие Союза, отдуваясь за всех! Да и помимо всего — из этих трех — одна постоянно болеет, у другого подагра, а третий — пьяница!

19.03.1925

Говорили о литерат. вечере, устроенном 16.III.1925 Кубучем. Ал. Толстого участвовать в вечере приглашал Вс. Рождественский и получил ответ от жены А. Т., что А. Толстой в отъезде; в действительности же А. Т. был дома — мне сказал Ф. Сологуб. АА по этому поводу сказала мне, что процедуру приглашения участников должно возлагать на специального человека, ибо вовсе не дело поэта приглашать других поэтом и писателей к участию в таких вечерах, — и уж хотя бы по одному тому, что поэт всегда может что-нибудь напутать и забыть.

Говорили о А. Толстом, о том, что он много авторских денег с "Заговора Императрицы" получает.

АА заметила, что это нехорошо, потому что "Алешка их пропивать будет"…

Пришел к АА в Мр. дв. Она больна и лежит в постели в белом свитере, ярко освещенная лампой, стоящей на ночном столике у кровати. В мягком кресле у кровати сидит Л. Н. З., Н. В. Рыкова — на постели, в ногах АА.

Я взял стул и сел у кровати.

Много разговаривали. АА шутит и блещет остроумием.

АА при мне вспоминала с Н. В. Рыковой, когда и при каких обстоятельствах она в первый раз читала ей стихотворение "Страх, во тьме перебирая вещи…". АА спросила тогда Н. В., нет ли в этом стихотворении Гумилева? Сейчас АА тщетно пытается вспомнить, почему она задала тогда такой вопрос.

АА высчитывает и устанавливает, что стихотворение это было написано 25 августа.

Федин умеет хорошо танцевать вприсядку.

Четверг. Лежит. Больна. Вечером температура 37,8. В 9 часов вечера упала до 37,1. Лежит в белом свитере, освещенная лампой, стоящей на ночном столике. Пришел в 8 веч. У нее Н. В. Гуковская и Л. Н. Замятина. Уговорились с Л. Н. З. завтра в 2 ч. дня поехать к проф. Лангу.

Разговор о Мандельштаме, который был недавно у АА и об Н. Я., которая больна так же, как АА. АА передает некоторые остроты О. М.

Прочел АА письмо Горнунга, полученное мной. АА советует написать ему, чтоб он приехал сюда скорее — тогда выяснится и что им собрано. Разговор о Шкапской, о письме, рекомендующем меня, которое по совету АА Шкапская собирается написать Шенгели. Разговор о Ф. Сологубе, по поводу вечера Кубуча 16.III, в связи с Ал. Толстым и Вс. Рождественским, приглашавшим Толстого выступить на этом вечере.

Замятина уходит скоро.

В 9 1/2 пришел Пунин.

В 9 3/4 Н. В. Р. уходит, и я провожаю ее немного по Марсову Полю, с Тапом, и возвращаюсь обратно с Тапом. Пунин уходит к управдому платить за квартиру (срок истек 1-го марта) и скоро возвращается. Ухожу в 10 1/2.

20.03.1925

АА недавно обедала у знакомых (у Рыбаковых?). В числе гостей был Озолин.

Озолин в разговоре с АА о ее стихах сказал ей: "Ближе бы к жизни!.. Мистики много у Вас!" Фраза передана точно.

"Господи, господи! — мне это трудно слушать, чтоб от себя зависеть и не поправиться…" — фраза, сказанная АА в то время, как Данько рассказывала ей что-то о своей болезни, гипнозе, требующемся ей, и пр.

Все лето 1924 г. АА ухаживала за О. А. Судейкиной, у которой было воспаление брюшины и которая была при смерти. О. А. пролежала 2 месяца.

В тяжелые годы, когда АА жила с В. К. Шилейко, АА проводила лето в городе.

Шилейко переводил клинописи (диктуя АА прямо "с листа", — даже стихи), а АА писала под его диктовку. АА по 6 часов подряд записывала. Во "Всемирной литературе" должна быть целая кипа переводов В. К. Ш. ассирийского эпоса, переписанных рукой АА.

И АА переписывала точно, каллиграфическим почерком, так, чтоб ни одной ошибки не было. И это при отвращении АА к процессу писания!.. Если попадалась ошибка, В. К. страшно ругал АА.

Они выходили на улицу на час, гуляли, потом возвращались — и до 4-х часов ночи работали. И все только для того, чтоб на следующий день купить фунт хлеба и 4 фунта картошки! В. К. халтурил, конечно. Все халтурили — нельзя было иначе.