— Да, — согласился Рааб»— Они предполагают, что мы провалились и потерпели аварию, я в этом не сомневаюсь, но поступая благоразумно, они могут только надеяться на это — не больше. Во-вторых, если только их шпионы не забрались выше, чем я думаю, они не могут быть уверены, что через блокаду пытался прорваться только один блимп. Кроме того, они не могут исключить вероятность, что мы просто выполняли отвлекающий маневр. Так что все правильно, они сохранят наблюдение!

— Думаю, ты прав. — Олини выглянул за правый борт и на минуту затих. — Куда мы пойдем сначала?

— К маленькому озеру в пределах мили, где, как я подозреваю, находится ближайшая курица, — ответил ему Рааб. — Это озеро даже названия не имеет, и я не надеюсь собрать там урожай больше пяти-шести плавунов, а это меньше одной десятой того, что нам нужно. Но зато даже такое количество гелия увеличит нашу плавучесть и улучшит маневренность, а сам блимп не будет выглядеть истощенной дворняжкой.

Олини заметил, что полдюжины плавунов не сделают погоды.

Медленно поворачивая голову, Рааб всматривался в каменистую поверхность, пытаясь рассмотреть знакомые ориентиры. Он внимательно высматривал узкое ущелье, которое могло вывести их прямо к маленькому озеру без малейшей необходимости снова подниматься в открытый воздух. Ему нельзя было проскочить это ущелье — до восхода Золотистой оставалось меньше часа. Он прислушался к голосу отсчитывающего ритм Бена. Даже младший алтерн после двухдневного отдыха был в довольно хорошем настроении.

Прошло еще четверть часа, может, больше, а может, меньше. От беспокойства, что он мог не заметить ущелья и пройти мимо, Рааб начал покрываться потом, когда вдруг увидел черную линию, по диагонали пересекающую темную поверхность.

— Все весла — стоп!

В корзине стало так тихо, что он услышал, как сглотнул Бен. Веревки слабо скрипели. Рааб повернулся лицом к экипажу, хотя, судя по тому, что он видел только смутные пятна в темноте, они не могли видеть его лицо.

— Ущелье, в которое мы сейчас спустимся, такое узкое, что нам потребуются щупы. В конце этого тяжелого ночного путешествия мы получим несколько плавунов. В течение следующих четырех часов мы будем двигаться медленной с небольшими остановками на отдых, потому что к озеру мы должны добраться чуть после полуночи. Чтобы собрать плавуны, нам потребуется еще четыре часа. Затем до восхода солнца — который мы, кстати сказать, не увидим — я хочу уйти от него не менее, чем на десять миль. После этого, если не возникнет никаких неприятностей, мы сможем отдохнуть.

Послышался низкий голос Кадебека.

— Мы успеем собрать весь урожай за ночь?

— Успеем. Мы не знаем, сколько маленьких озер с плавунами враг уже обнаружил сейчас и какие из них находятся под наблюдением. Я знаю несколько озер, которые лунный свет заливает в очень короткие промежутки. В течение этого времени мы должны будем быстро осмотреть озеро, определить созревшие плавуны и выбрать маршрут от одного к другому. Мы будем передвигаться, сколько потребуется, но, чтобы нас никто не заметил сверху, будем оставаться глубоко в ущелье.

Около минуты стояла тишина, а затем заговорил Кадебек.

— Как я понял, ты хочешь сказать, что мы будем двигаться по ущельям в течение восьми — десяти дней, не видя солнца? Если не больше….

— Это примерно то, что я хотел сказать. Вы, вероятно, заметили, сколько кислых фруктов мы погрузили на борт. Они будут необходимы, потому что мы будем находиться в темноте и сырости так долго, сколько потребуется. До тех пор, пока мы не покинем страну ущельев и не направимся к побережью, солнечные лучи, вероятно, не коснутся нашей кожи.

— А затем, — воскликнул Кадебек, — ночами мы будем усиленно грести против ветра, а в течение дня скрываться в тумане или в облаках, чтобы нас не заметили вражеские блимпы!

— Ты точно оценил, обстановку, — сказал Рааб с некоторой досадой в голосе. — Может, для тебя было бы предпочтительнее умереть на Лоури от истощения?

Снова установилась тишина, которую первым нарушил Кадебек.

— Думаю, мы переживем то, что ты спланировал для нас, — усмехнулся он, — хотя и не говорим, что это очень нам нравится.

— Нет, — ответил Рааб и начал спуск в ущелье.

* * *

В узком ущелье было так темно, что Рааб не видел даже вездесущих, которые пролетали в нескольких ярдах от «Пустельги», издавая пронзительные крики. Рааб знал, что они находят дорогу в темноте, прислушиваясь к эху, отражаемому твердыни объектами. Где-то далеко внизу недовольно шелестела река, выбирая извилистый путь вокруг беспорядочно, разбросанных и ещё не покрытых илом камней. Оснастка Олимпа скрипела. Но Рааб не прислушивался к этим звукам. С напряженным вниманием он прислушивался к тому, как концы щупов скребут по крутой каменной стене. Ориентируясь по этим звукам, Рааб вел свой блимп вперед, хотя Бен Спрейк еще пытался неуверенным, запинающимся голосом отсчитывать ритм. Рааб сам отдавал все команды.

Какая все-таки упрямая штука эта жизнь, думал Рааб. Он и его экипаж, борясь за жизнь в кромешной темноте, испытывая неудобства и тревогу, делали свою тяжелую работу — и, надо сказать, неплохо справлялись с этим. Но и другая жизнь в ущелье боролась тоже. Стены ущелья покрывал похожий на лишайник мох. Он не был виден в темноте, но исходивший от него залах сырости не позволял забывать о его присутствии. На этом мху жили насекомые; вездесущие, извиваясь, двигались в воздухе и, отыскивая насекомых, хватали их; еще большие сущи терзали меньших. На такой высоте, в полумиле от вершины древней лавы шести футовые вездесущие едва ли смогли бы летать, и оптимальный размер хищников составлял четыре фута. Пожиратели насекомых были в два раза меньше.

Во всяком случае, кто-то считал, что здесь можно жить — и жил. Громкий скрежет щупа с левого борта резко оборвал его размышления.

— Весла правого борта — стоп!

Щуп, зацепившийся за какой-то выступ на стене, издал жалобный звук. От страха, что он может сломаться, Рааб почувствовал пустоту в желудке. Затем согнувшийся щуп высвободился, и он снова услышал скрежет по камню. Он с облегченней вздохнул, усмехаясь в ответ на такую свою реакцию. Сломанный щуп не являлся катастрофой — у них были запасные, которые можно было заменить за пять минут — но ощущение слепоты в этом сыром ущелье приводило его в такое смятение, что он не желал даже минимально кризисной ситуации.

Было бы гораздо легче, подумал он, если бы эта проклятая магма, остывая, треснула по прямой линии…

Они медленно ползли вперед. Дыхание гребцов становилось все более тяжелым и прерывистым. Наконец Кадебек проворчал:

— Джеран… сколько еще до перерыва? Рааб вздохнул.

— Все весла — стоп! — Некоторое время он сидел неподвижно, давая своим нервам немного успокоиться. — Сейчас мы с успехом можем съесть сэндвичи и немного фруктов. Олини, достань полдюжины караваев хлеба, ты понял? Кэмпел, нарежь мясо, которое мы заготовили, — распорядился Рааб, а сам двинулся по середине корзины и начал раздавать фрукты. Подойдя к Кадебеку, он сказал: — Не видя луны и поддающихся распознаванию звезд, невозможно точно определить время. Если бы у. меня был Флотский экипаж и блимп с нормально накачанным баллоном, я мог бы сказать, сколько времени займет это путешествие. Но при таком положении дел, по самым точным подсчетам, я могу лишь сказать, что до озера мы доберемся через час-полтора, плюс-минус несколько минут, потому что я не учитываю слабый бриз, который мы можем встретить в ущелье. Движение воздуха здесь не имеет ничего общего с направлениями ветров на поверхности. Еще час работы веслами…

Он прошел на корму, отвязал концы щупов и, опустив, оставил вертикально висеть за бортом, чтобы они не сломались, если блимп начнет дрейфовать в сторону. «Пустельга» могла повернуть в ту или иную сторону и застрять, уткнувшись носом и кормой в противоположные утесы; но в таком положении она не будет рыскать носом вверх и вниз и сноситься ветром назад, а это было то, что нужно Раабу.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: