— Ты действительно вызываешь у них враждебное отношение, Рааб. По крайней мере, ты не облегчил мою задачу.
Рааб почувствовал, что слегка краснеет.
— Я очень сожалею об этом, но что вы хотите от меня? Эта ложь, которой они, кажется, верят… — его горло сжалось, и он не смог закончить фразу.
Утомленный Клайн откинулся на спинку стула и нахмурил брови.
— Я надеюсь, что в дальнейшем ты будешь более сдержан. Я знал твоего отца немного дольше, чем ты, и, возможно, в некоторых вопросах гораздо лучше, а обвинения, выдвинутые против него, меня тоже раздражают. Но я не бегаю по всей Столовой Горе, неистово ораторствуя и порождая новых врагов, — он сделал паузу и усмехнулся. — Однако я сомневаюсь, что это, в конечном счете, составит большую разницу. Такие вещи забываются, — он вздохнул. — Да, я ухитрился получить их согласие, но не знаю, хочешь ли ты сейчас заниматься этим, или нет. Точнее, я не знаю, должен ли я разрешить тебе это.
Рааб бросил на него быстрый взгляд, чувствуя, что в нем снова зашевелился гнев.
— Почему нет, сэр? Мы… вы же признали, что это должно быть сделано!
Клайн повернулся на шарнирном стуле и уныло посмотрел в затянутое сеткой окно кабинета. Слабый ветерок, проникающий внутрь, едва колыхал натянутую сетку. Этот ветерок, прошедший через всю Столовую Гору, принес с собой запах теплой осенней ночи — запах мяты, пожухлой и высохшей больше от недостатка удобрений, чем из-за позднего времени года; немножко горьковатый — так пахли флейтовые вязы, роща которых находилась в полумиле вверх по реке (Рааб мог даже слышать слабые звуки труб, возникавшие, когда ветер продувался через странно закрученные листья); запах апельсиновых деревьев, земная разновидность которых сумела выжить в долгих скитаниях корабля колонии. Эти деревья, как и большинство растений, растущих на Столовой Горе Лоури — все они не были местными, а попросту хорошо адаптировались к высоте и изначально бедной почве вершины Столовой горы — могли погибнуть, если блокада, введенная Мэдерлинком, исключавшая ввоз гуано, который являлся единственным отвечающим требованиям естественным удобрением, продолжится сколько-нибудь дольше.
Клайн со вздохом снова повернулся к Раабу.
— Да, я согласен с тобой, что некоторые действия необходимы как знак некоего сопротивления и что ни один другой молодой офицер не имеет такого хорошего шанса прорваться через блокаду, кроме тебя, если, конечно, ты помнишь все, чему научил тебя отец касательно блимпов и навигации. Но дело вот в чем: Штаб не хочет рисковать людьми Флота. Если ты всё-таки решишься на это предприятие, можешь набрать экипаж из восемнадцати гражданских, которые подпишутся под этим из-за все более усиливающегося голода или по каким-либо иным причинам, не оставляющим им никакой надежды. Плюс второй офицер и два триммера.
Рааб недоверчиво Посмотрел на него. — Восемнадцать?
Клайн сделал жест, который показал его отношение к Штабу и, возможно, к некоторым другим решениям, которые ему пришлось поддержать.
— Это будет маленький экипаж даже для «Пустельги». Но ее газовый баллон наполнен только наполовину, так что поднять полный экипаж она не в состоянии.
Внезапно Рааб осознал, что вскочил на ноги и дрожит от гнева и досады. Он шагнул к старому, покрытому царапинами столу, напомнив себе на всякий случай, что адмирал Клайн был его другом, а не врагом.
— «Пустельга»? Учебный корабль? Почему… почему… она не способна поднять больше, чем… наперсток груза, даже если мы все-таки прорвемся! Какая чепуха…
Клайн нетерпеливо махнул рукой.
— О, конечно, конечно, но это все, чем они согласились рискнуть. В любом случае, главный вопрос не в размерах груза. Самый большой блимп, который мы могли бы послать, не сможет доставить столько гуано, чтобы изменить ситуацию. Это будет только символом. Во всяком случае, все, на что мы надеемся — символ, — он сделал паузу и мрачно взглянул на Рааба. — Теперь ты понял, почему я колеблюсь, посылать тебя или нет? Для тебя это может равняться самоубийству.
Рааб приложил все усилия, чтобы хотя бы наполовину контролировать себя. В. конце концов, хотя его маленький палец еще пульсировал, он понизил голос и жестко сказал:
— Дайте мне ваше слово, сэр. Клайн усмехнулся без тени юмора.
— Я уже дал слово твоему отцу, когда он лежал на смертном одре, что присмотрю за тобой и твоей матерью. Я думаю о ней так же, как и о тебе. Я не хочу, чтобы она, кроме всего прочего, еще лишилась единственного сына. Но я не знаю, имею ли я право в данной ситуации беспокоиться о таком вопросе, как мое слово, или о тебе и твоей матери как отдельных личностях. Это возвращает нас к нашему первоначальному спору между мной и тобой. Если мы хотим, чтобы Столовая Гора Лоури выдержала — а мы единственные, кто остался стоять между Мэдерлинком и полным господством, которое он хочет получить, — необходимо предоставить что-нибудь в поддержку морального состояния народа. Вот что ты должен сделать, Рааб: провести «Пустельгу» в страну ущельев, собрать гелий, чтобы полностью накачать ее газовый баллон, проскользнуть к морю и, добравшись до одного из островов, загрузить в нее столько гуано, сколько сможешь — возможно, даже тонну, если ты используешь его вместо балласта, — а затем вернуться домой, не давая себя перехватит Если откровенно, то только сумасшедший может думать, что он удачливее других может сделать это, — Клайн еще раз вздохнул. — Хорошо… если этот сумасшедший ты, я не стану останавливать тебя.
Рааб безмолвно поднялся. Гнев медленно покидал его, но вместе с ним его покинули и другие эмоции. Почему он ничего не чувствует сейчас? Он так тревожился и в то же время был так решительно настроен, пока Штаб решал судьбу этого предприятия. Рааб снова сел, безвольно опустив руки.
— Такой окольный путь. Я думаю… надеюсь, это может занять три-четыре дня, чтобы обойти блокаду, самое большее один день на каком-нибудь маленьком острове, чтобы собрать гуано, возможно, пару дней, чтобы дождаться благоприятной погоды, а затем с попутным ветром быстро вернуться назад…
Клайн снова улыбнулся своей безрадостной улыбкой.
— Вероятно, будет более выгодно, я имею в виду с политической точки зрения, если ваше путешествие займет больше времени. До выборов осталось не так долго. Если вы опоздаете или, предположим, будете взяты в плен, оппозиция выставит это как доказательство бесполезности дальнейшего сопротивления, поэтому вам лучше вернуться перед самыми выборами. Если, по мнению народа, у нас остался какой-нибудь шанс, то он в твоих руках: Такая попытка, в конечном счете, не может рассматриваться как обязательство с нашей стороны. На данном этапе положение таково, что Президент Вольфан может удержать минимальное большинство голосов. И я думаю, если ничего не случится, мы сможем обеспечить ему это. — Клайн кисло поморщился и внимательно посмотрел на Рааба своими поблекшими, но ясными серыми глазами. — Ну?
Рааб глубоко вздохнул.
— Я… я хочу попробовать сделать это, сэр.
— Тогда все нормально, — выдохнул Клайн. — Первое, что я сделаю завтра утром, пошлю кого-нибудь собрать ваш экипаж.
Он взглянул на Рааба, размышляя о чем-то, рассеянно отвернулся, затем тяжело поднялся на ноги и, обойдя вокруг стола, облокотился на руку.
— Кстати, Рааб, ты случайно не связывался с членом Совета Ольвани, или, возможно, передавал через своих друзей какие-нибудь просьбы?
Рааб на некоторое время задумался. Вопрос заинтересовал его.
— Нет, сэр. Но когда он уходил, как-то странно посмотрел на меня, хотя я никогда не говорил с ним ни на улице, ни здесь или в Столице. А почему вы спросили об этом?
Клайн подошел к двери, открыл ее и придержал, пропуская Рааба.
— Он поддержал твое предложение, что очень странно. Мы были абсолютно уверены, что он возглавляет движение капитуляции. Он выступал перед народом с речью о «соглашении» с Мэдерлинком. Хотел бы я знать… Ладно, завтра у тебя будет много дел. На тот случай, если я перёд твоим отъездом не смогу поговорить с тобой наедине, хочу пожелать тебе удачи, Рааб. И побереги себя!