– Так-так! – воскликнула Джейн. – Ты уверен?
– Да.
– А это не просто слух?
– Джейн. Ты имеешь дело со мной, с Чарли.
– Так откуда у тебя эта информация?
– Джейн, ты что – не доверяешь старине Чарли Равичу?
– Чарли, ну пожалуйста, у меня еще есть время сделать свою игру на этом!
– Я видел своими собственными…
– Черт, черт, черт!
– … глазами, Джейн. Он умер у меня на глазах.
– Цена падает! Ого! Уже шестьдесят четыре! – воскликнула она разочарованно. – Вот оно! Куплено девяносто тысяч акций! Уже кто-то распустил слух! Шестьдесят три, и – господи, Чарли, ты опередил всех буквально на минуту.
Он сказал, что позвонит позже, вылез из кеба, стараясь не потревожить спину, и вошел в клуб, место настолько демократичное, что служитель приветствовал его простым кивком. Народ толкался здесь целый день. Напитки можно было получить в главном баре, – квадратной комнате со множеством знаменитых черно-белых фотографий «Ассошиэйтед Пресс» и «Юнайтед Пресс Интернешнл». Это были фотографии из жизни Мао в Пекине, обнаженной вьетнамской девочки, бегущей прямо на камеру, – а на заднем плане ее деревня пылает от напалма; буддийского монаха, сжигающего себя в знак протеста; Никсона на Великой китайской стене. В баре сидело несколько десятков мужчин и женщин, дымя сигаретами и выпивая. Многие из этой братии были американскими и британскими журналистами, прочие – мелкими местными бизнесменами, которые давно уж стали алкоголиками, перегорели, опустились и никаких надежд, тем более перспектив, не имели.
Чарли заказал виски и уселся напротив ящика Блумберга, настраивая его, пока не добрался до нужного меню актуальных лондонских биржевых активов. Он уже нажил свои миллионы, а Нью-йоркская биржа еще не открывалась. Что вы знаете о войне, мистер Равич? Пожалуйста, расскажите мне, мне любопытно. Ха! Крупные американские держатели акций «ИТ» или, точнее, работающие на них аналитики, финансовые советники и эксперты по бирже представляли собой в большинстве тридцатилетний молодняк. Пока им ни до чего нет дела: кто завязывает шнурки на ботинках, кто лыбится в зеркало или читает «Нью-Йорк тайме». Но скоро – совсем скоро! – они усядутся за свои мониторы. Всего через несколько минут. Тогда им станет известно, что сэр Генри Лэй стал жертвой сердечного приступа и умер в Китайском клубе Гонконга в 8:45 пополудни по местному времени. Чарли ожидал, что все они немедленно сделают следующие заключения: поскольку Лэй управлял азиатской, семейного образца корпорацией и, естественно, в качестве патриарха всем верховодил – соглашение с «ИТ» будет отложено на неопределенное время. Наследники немедленно снизят цену контрольного пакета «ИТ», все еще заоблачной даже после некоторого ее падения в Лондоне.
Возможно, все так и произойдет. Он заказал еще виски, потом набрал номер Джейн.
– «ИТ» упали на пять пунктов. Нью-Йорк вот-вот откроется.
– Но я пока паники не заметил. На каком уровне продажи?
– В Лондоне этого не узнать, даже когда биржа в Нью-Йорке откроется. Буду сидеть и ждать.
– Отлично, Джейн. Спасибо.
– Нет, это тебе спасибо.
– Да неужто?
– Я начала торговать со своего счета, когда ставка была шестьдесят четыре, а закончила, когда она опустилась до шестидесяти одного. Так что я сегодня неплохо подзаработала, Чарли.
– Отчего же ты не придержала?
– Видно, кишка тонка.
– Джейн, Джейн. Ты что же, думаешь, что старикан Чарли блефует?
– Вовсе нет. Позвони, когда будешь готов к распродаже.
Он дал отбой и взглянул на монитор. Цена на акцию «ИТ» в настоящее время колебалась в пределах пятидесяти девяти долларов. Никаких новостей по информационным службам, ни по Блумбергу, ни по Рейтеру, пока не поступало.
Он вернулся в бар, протиснувшись к стойке.
– Еще один? – спросил бармен, задержав взгляд на руке Чарли, обезображенной шрамом.
– Да, сэр. Двойной, – ответил он громко. – Я только что получил очень скверное известие.
– Заранее сожалею, – бармен поднял на Чарли сочувственный взгляд.
– Да, скверное, – с грустью подтвердил Чарли. – Сэр Генри Лэй сегодня умер в Китайском клубе от инфаркта. Трагическое событие. – Он послал купюру в сто гонконгских долларов по стойке бара.
Журналисты глазели на него.
– Простите, – спросил один из них, длинный англичанин с копной рыжих волос, – вы, кажется, сказали, что сэр Генри Лэй умер?
Чарли кивнул.
– Меньше часа назад. Ужасно. Все произошло на моих глазах. Так уж случилось, что я там оказался – в Китайском клубе. – Он отпил виски. – Извините.
Чарли вернулся к экрану Блумберга. Англичанин, как он заметил, проскользнул к телефону в углу бара. Нью-йоркская биржа, это всемирное казино, была уже минуту как открыта. Чарли ждал. Три, четыре, пять минут. И наконец свершилось то, на что он рассчитывал: стоимость акций «ИТ» начала падать, количество акций на рынке возросло – полмиллиона акций, цена пятьдесят восемь, пятьдесят шесть каждая, два миллиона акций, цена пятьдесят пять с половиной каждая. Он наблюдал. Вот уже четыре миллиона акций. Когда цена дошла до пятидесяти пяти с четвертью, он позвонил Джейн и заявил о своем праве продавать по шестьдесят шесть. По цене 55, 8 он купил то же число акций, на которые приобрел опцион, что обеспечивало выручку чуть больше десяти долларов за акцию. Большие деньги. Шестнадцать миллионов до вычета налогов. Крупная сумма. Масштаб Элвиса Пресли.
От виски его потихоньку начинало разбирать, он не сомневался, что скоро здорово напьется.
Было почти одиннадцать вечера, когда Чарли вернулся в отель, ярко светившийся всей своей громадой. Привратник-сикх, имперский пережиток, кивком головы приветствовал Чарли. В громадном гостиничном вестибюле пианист наигрывал простенький мотивчик, от которого Чарли погрузился в беспросветную грусть. Он сидел в глубоком кресле, лицом к гавани. Движение в заливе было очень оживленным: сотни барж, джонок, сухогрузов и в отдалении супертанкеры. К востоку раскинулся новый аэропорт – на искусственно созданном участке суши, для чего потребовалась чуть ли не половина мирового оборудования для глубоководных грунтовых работ. Что и говорить, планетарные масштабы… Чарли смотрел на суда, плывшие по темной воде залива, и думал, что все это приметы уже двадцать первого века. Какие странные люди его соотечественники! Несчастное дурачье – если бы они только знали, какую огромную и безжалостную силу представляет возрождающийся Китай. Он, словно колесница Джагернаута, все сметал на своем пути. Китай строил авианосцы, намеревался купить Тайвань. Он встретил панику на биржевых рынках Запада пожатием плеч. Флуктуации валют, инфляция, дефляция, рыночная нестабильность – все это ничто по сравнению с тем фактом, что в Китае проживает 850 миллионов людей младше тридцати пяти, которые хотят того же, что американцы привыкли воспринимать как должное, включая право гадить на голову любой страны. И, надо отметить, у Китая неплохо получается. Китайцы проводили новые системы коммуникаций, используя тонковолокнистые оптические кабели, они заново отстраивали Шанхай, где живет четырнадцать миллионов человек. Центральное руководство Китая инвестировало триллионы долларов в этот проект, снося целые жилые кварталы, если те стояли на пути к прогрессу. А если такое самовольство было кому-то не по нраву, китайцы решительно расправлялись с инакомыслящим, на свой лад, разумеется. Они знали, что Америка не станет вмешиваться в их внутренние дела, ей совершенно наплевать на всякие там нарушения прав. Слишком большими деньгами пришлось бы рисковать.
Ха! Но должно же быть во всех этих печалях утешение! Чарли откинулся в кресле, надел в маленькой оправе очки и прикинул свои доходы на салфетке. За вычетом комиссионных и налогов его манипуляции принесли сегодня вечером нетто около восьми миллионов – сумма, поражающая не столько своим размером, сколько легкостью и быстротой, с которой она перекочевала в его карман. Всего пара телефонных звонков! Какая насмешка над трудами и радениями человеческими! Что ж, мы живем не в самом справедливом мире…