Всякий знает, конечно, старого рыбака-негра Черного Сэма, или, как его обычно зовут, Сэма-Грязнуху, который рыбачит на Саунде вот уже целых полстолетия. Так вот, как-то давным-давно этот хорошо известный вам Сэм, бывший в те времена более энергичным молодым негром, чем кто-либо в целой провинции, и работавший на ферме Киллиана Сюйдема, что на Лонг-Айленде, окончив пораньше дневную работу, тихим безоблачным летним вечером удил рыбу поблизости от Врат Дьявола.

У него был легкий челнок, и, будучи хорошо знаком с течениями и водоворотами, он перегонял его с места на место по мере того, как подымалась вода, перемещаясь от Курицы с Цыплятами к Свиному Заду, от Свиного Зада к Горшку, от Горшка к Сковороде; однако, увлекшись ужением, он не заметил, как начался отлив, и только рев стремнин и водоворотов предупредил его об опасности. Не без усилий провел он челнок между рифами и бурунами и добрался до Черного родника. Здесь, бросив на время якорь, он решил дожидаться, пока снова начнется прилив и он сможет возвратиться домой. Спускалась ночь; разбушевался ветер. Черные тучи стремительно неслись с запада, грохотавший время от времени гром и сверкавшие вспышками молнии говорили о приближении грозы. Сэм подгреб поэтому к подветренной стороне острова Манхеттен и, плывя вдоль него, добрался до укромного уголка под нависшей над рекою скалой, где и привязал свой челнок у подножия дерева, выросшего в расщелине этой скалы и, точно полог, простиравшего над водою свои могучие ветви. Налетел шквал; порывы ветра погнали по реке белые гребни, дождь забарабанил по листьям; гром грохотал сильнее, чем он грохочет сейчас; молнии, казалось, лизали барашки на бурной реке, но Сэм, укрытый от непогоды скалою и деревом, лежал, скорчившись, у себя в лодке, покачивался на волнах и в конце концов погрузился в сон.

Когда он проснулся, все было тихо. Гроза пронеслась, и лишь на востоке то здесь, то там полыхали слабые вспышки молнии, указывая, куда именно умчалась она. Ночь была темною и безлунною, и по уровню воды Сэм заключил, что было близко к полуночи. Он собрался уже выбрать якорь и пуститься домой, как увидел мерцающий на воде огонек, который быстро приближался к нему. Через некоторое время Сэм обнаружил, что это огонек фонаря на носу лодки, бесшумно скользившей в прибрежной тени. Она вошла в маленькую бухточку, совсем рядом с тем местом, где нашел убежище Сэм. На берег выскочил человек и, отыскав что-то с помощью фонаря, воскликнул:

– Здесь, здесь – вот и железное кольцо! Лодку привязали, и человек, войдя в нее снова, помог своим спутникам выгрузить на берег что-то чрезвычайно тяжелое. Так как время от времени на них падали лучи фонаря, Сэм увидел, что там было пять дюжих, отчаянного вида парней в красных шерстяных колпаках и во главе их – человек в треуголке, а также, что некоторые меж ними были вооружены тесаками или длинными морскими ножами и пистолетами. Они говорили между собою вполголоса, и притом на каком-то чужом языке, который Сэму был непонятен.

Высадившись на сушу, они стали пробираться между кустами, помогая друг другу втащить тяжелую ношу на крутой и скалистый берег. Любопытство Сэма разгорелось вовсю; итак, оставив свой челнок, он осторожно вскарабкался на гребень скалы, под которым проходила тропа. Они остановились, чтобы передохнуть, и их начальник принялся шарить в кустах, светя себе фонарем.

– Принесли ли лопаты? – спросил кто-то из них.

– Они здесь, – ответил второй, тащивший их на плече.

– Придется рыть глубже, чтобы никто, чего доброго, не нашел, – сказал третий.

По жилам Сэма пробежал холодок. Ему представилось, что перед ним шайка убийц, собирающихся зарыть свою жертву. Колени его подогнулись. Ветка дерева, за которую он в волнении ухватился, перегнувшись над краем обрыва, качнулась и затрещала.

– Кто там? – вскричал один из этой таинственной шайки. – Кто-то шевелится в кустах...

Они принялись светить фонарем в том направлении, откуда послышался шум. Один из красных колпаков взвел курок своего пистолета и навел его прямо туда, где притаился и замер Сэм. Он стоял неподвижно, затаив дыхание, уверенный, что еще мгновенье – и ему крышка. К счастью для Сэма, лицо его благодаря своему темному цвету осталось незамеченным среди листвы, и это спасло его от неминуемой смерти.

– Там нет никого, – сказал человек с фонарем. – Черт возьми! Не вздумай, пожалуй, палить из своего пистолета; ты подымешь на ноги всю округу.

Красный колпак опустил пистолет; все снова взялись за ношу и медленно двинулись дальше вдоль берега. Сэм следил за ними и видел, как они шли, как тусклый их огонек мерцал среди мокрых кустов, и только тогда, когда они почти исчезли из виду, решился вздохнуть свободнее. Он хотел было возвратиться к своему челноку и убраться подальше от столь чреватого опасностями соседства, но любопытство все же оказалось сильнее его. Он колебался, медлил, прислушивался. Вскоре послышались глухие удары заступа. "Они роют могилу", – сказал он себе, и у него на лбу выступили капельки холодного пота. Каждый удар, раздававшийся среди безмолвия зарослей, отзывался у него в сердце. Было очевидно, что они стараются работать, по возможности не производя шума. Во всем этом заключалось столько необыкновенного, столько таинственного. Что до Сэма, то у него была склонность ко всяким ужасам – рассказ об убийстве был для него величайшим из наслаждений, и он неизменно присутствовал при всех без исключения казнях. Он не в силах был поэтому устоять пред искушением и, несмотря на опасность, решился подкрасться поближе и еще раз взглянуть на злодеев за их работою. Он пополз вперед, дюйм за дюймом, с величайшею осторожностью касаясь коленями сухих листьев, дабы ни малейший шорох не выдал его присутствия. Он добрался, наконец, до крутой скалы, отделявшей его от таинственной шайки; он видел уже свет их фонаря, освещавший ветви деревьев на той стороне скалы. Сэм медленно и бесшумно вскарабкался на скалу, высунул голову над ее лишенным всякой растительности гребнем и обнаружил прямо под собою преступников, и притом до того близко, что хотя он и боялся, как бы его не открыли, все же не мог решиться податься назад, ибо малейшее движение могло бы выдать его с головой. В этом положении он и замер; его круглая черная физиономия поднималась над гребнем скалы, подобно солнцу, только что показавшемуся над горизонтом, или круглолицей луне на циферблате башенных часов.