- Милорд, могу я взять несколько безоаров? – попросила Ингрид. При взгляде на нее Салазар помрачнел, лицо превратилось в серую гримасу, змеиные глаза полыхнули презрением.

- Елена одолжит тебе все, что понадобится, – сквозь зубы проговорил он, стремительно отходя в сторону.

- Что это с ним? – недоуменно спросила Ингрид. Елена растеряно пожала плечами.

Когда зелье было приготовлено, и Салазар похвалил Елену, Фредерика и еще нескольких человек, ребята покинули подземелья. Разношерстная толпа учеников Когтеврана и Слизерина спешила в сторону Обеденной залы. Елена сама не заметила, когда поравнялась с Фредериком. Взлохматив светло-каштановые волосы, мальчик улыбнулся.

- Спасибо, – немного смущенно поблагодарила его Елена.

- Ерунда. Для этого и нужны друзья, верно? – усмехнулся Фредерик. Девочка, засмеявшись, кивнула.

В Обеденную залу они вошли вместе. О чем-то весело переговариваясь, они дошли до стола Когтевран, и Фредерик, вежливо кивнув на прощание, поторопился к столу своего факультета. Проводив его внимательным взглядом, Елена потупила взгляд и поспешно завела разговор с Ингрид. Наблюдавшая за дочерью Кандида прищурилась, поглядев на мальчика, но решила оставить все наблюдения при себе.

Семью Фредерика Джеймса Кандида лично не знала, но была наслышана. Чистокровные волшебники, превосходные чародеи, предсказатели и зельевары, к тому же титул баронов. Сам Фредерик производил довольно приятное впечатление: воспитанный, образованный, талантливый… Но что-то в нем напрягало Кандиду. Только объяснить свои опасения женщина, увы, не могла.

С каждым днем Елена и Фредерик сближались все больше. Юный слизеринец пусть и не сразу, но сумел вписаться в компанию когтевранцев. Кандида хоть и была этому рада, не могла отделаться от настороженности в отношении к мальчику. А вот Салазару откровенно не нравилось, что его лучшие ученики столь близко общаются с маглорожденными. С каждым часом его ненависть к детям маглов росла, а отношение к Фредерику ухудшалось.

Сам Салазар тоже мрачнел не по дням, а по часам. Письма от Розалии приходили каждую неделю, и, получая очередное послание, волшебник будто закрывался в себе. Оставшиеся в замке Мерлин и Мелюзина по мере сил старались разговорить лорда Слизерина. Но даже от своего самого любимого ученика мужчина не желал слышать слов утешения. Равно как и от друзей. На все вопросы Салазар отвечал кратко и словно бы нехотя, и женщины вскоре перестали спрашивать. Но Годрик об этом не забыл.

Когда во время вечерней трапезы из поместья Розалии прилетела сова с новым письмом и приземлилась перед Салазаром, Годрик напрягся. Едва мужчина отвязал пергамент, и сова улетела, Годрик склонился к другу, предварительно вырвав у него из рук письмо.

- Что происходит? – без обиняков спросил он. Лицо Салазара стало похоже на непроницаемую маску.

- О чем ты?

- О твоих секретах. – Годрик потряс пергаментом. – Ты никогда ничего не скрывал от нас – философский камень не в счет. Мы всегда были одной семьей, делили и радость, и горе, вместе решали все проблемы. В этом плане и сейчас ничего не изменилось. Поэтому спрошу еще раз – что происходит?

Салазар вздохнул и прикрыл глаза. Кандида и Пенелопа, до этого пытавшиеся вразумить Гриффиндора, настороженно ждали его ответа.

- Розалия, – наконец выдохнул он. – Она родила мальчика.

- У вас родился сын? – восторженно воскликнула Пенелопа. – Это же прекрасно!

Но Салазар будто не слышал ее слов. Он смотрел на Годрика. Рыжебородый волшебник выпрямился, показав гордую осанку, отдал другу письмо и выдавил улыбку.

- Поздравляю.

Но радости в его зеленых глазах Салазар не увидел. Лишь печаль и скорбь.

- Как вы его назвали?

- Сертимус.

- Мы рады за тебя, Салазар, – тепло проговорила Кандида. – Поверь мне, твой сын – это тот человек, ради которого стоит жить. Ради его слов, дыхания, поступков… Я уверена, он станет достойным волшебником.

Салазар успел лишь кивнуть. С громким стуком Годрик отодвинул свой стул, извинился перед остальными и спешно покинул Обеденную залу. Слизерин проводил его полным боли взглядом. Он точно знал, что Годрик пошел в гриффиндорскую башню. С тех пор, как портрет Розиты увенчал вход в нее, последний Гриффиндор частенько проводил там свое свободное время. Салазар не раз видел, как Годрик советуется с Розитой, рассказывает ей об успехах детей или просто вспоминает прошлое. Портрет хоть и отвечал ему, не мог заполнить пустоту в сердце мужчины. И изгнать чувство раскаяния из души Салазара он тоже не смог.

Дни летели за днями, облетала и вновь вырастала листва. Перистые облака бежали по небосклону, обгоняя луну и солнце, а деревья темного леса вытягивались все выше и выше, стремясь дотянуться до звезд.

Сидя в Обеденной зале, Елена наблюдала за очередной церемонией распределения. Ей довелось увидеть уже четыре таких церемонии, но сегодняшняя была особенной – в Хогвартс поступал ребенок еще одного из Основателей.

Стоя в толпе детей, Патрик Пуффендуй взволнованно теребил край камзола, ожидая своей очереди. Глядя на него, Елена не могла сдержать улыбку. Ей не верилось, что пять лет назад она с таким же волнением ждала, когда мать назовет ее имя, и ей придется надеть Распределяющую шляпу. По иронии судьбы сегодня распределение проводила мать самого Патрика – Пенелопа. Голос волшебницы в очередной раз прервал тишину, и все ученики затаили дыхание.

- Патрик Пуффендуй!

Одиннадцатилетний мальчонка, спотыкаясь и нервничая, вышел вперед. Распределяющая шляпа упала ему на глаза, когда Пенелопа одела ее, но Патрик остался сидеть, гордо выпрямившись и пытаясь не показать своего волнения.

- Пуффендуй! – выкрикнула Шляпа. Зал зааплодировал так, что Елене показалось, что она оглохнет. Со счастливой улыбкой Патрик отдал Шляпу матери и помчался к столу своего факультета. Пенелопа, гордо улыбаясь, смотрела ему вслед.

Сама Елена тоже улыбалась. Ее мать всегда говорила, что они – одна семья. Годрик, Салазар, Пенелопа, их дети… Они были одной большой семьей. Семьей Хогвартса. Еще шире улыбнувшись своим мыслям, девушка медленно окинула взглядом зал. Ее глаза наткнулись на пристальный взгляд со стороны стола Слизерина, и Елена радостно замахала его обладателю. Криво усмехнувшись, Фредерик слегка кивнул в знак приветствия. Юную мисс Когтевран всегда удивляла эта его черта: в любой ситуации Фредерик старательно сохранял чувство такта, хотя иногда вежливость изменяла и ему.

В последние годы он и Елена сильно подружились. Однажды девочка даже гостила в поместье своего друга, успев познакомиться с его родными. Но с каждым часом, проведенным вместе с Фредериком, юная волшебница замечала, как менялось его к ней отношение. И Елену это пугало. Она привыкла видеть в юноше близкого друга, почти брата, такого же, каким был для нее Джонатан. Но отчего-то ей казалось, что Фредерику этого мало.

Теплым воскресным вечером Кандида прогуливалась вдоль берега озера. Темная гладь манила женщину с тех самых пор, как она впервые увидела эту долину. Ей нравилось приходить сюда в одиночестве и думать, вспоминать прошлое. В такие минуты обитавший в озере гигантский кальмар служил ей немым собеседником. Волшебница могла часами рассказывать ему о проблемах школы, переживаниях за друзей или о своих личных радостях. После этого ей становилось легче найти выход из ситуации.

В тот день она с грустью думала о прошлом. Тоска сжимала ее сердце, когда Кандида вспоминала, какими беспечными они были во времена становления школы чародейства и волшебства. Все они были такими счастливыми, в их душах горел азарт. Они были молоды и полны желания привнести что-то свое в этот волшебный мир. Кандида вздохнула. В большинстве своем их желания исполнились, но это стоило им слишком многого. Да и новое поколение доставляло своих хлопот…

Послышавшиеся неподалеку голоса заставили Кандиду поспешно вскочить на ноги и отойти под густую тень деревьев. Волшебница не хотела, чтобы ее заметили – ей хотелось побыть одной. Потому женщина притаилась среди листвы, когда к озеру вышла ее дочь.