После недолгой паузы вспыхнула надпись «ВОЙДИТЕ», и дверь автоматически отворилась, пропуская астрономов и их провожатого в самого заурядного вида кабинет. За неоглядным столом восседал мужчина с подобающей его профессии суровой решительностью на лице. Уже сама грандиозность этого стола громко объявляла миру, что деньги здесь не считают; астрономы скорбно припомнили канцелярское оборудование Обсерватории. В углу, на отдельном столике стоял вроде бы телепринтер, но какой-то необычно сложной конфигурации, а все стены кабинета были сплошь покрыты стеллажами с картотеками и папками.

– Что это за люди? – вопросил он.

– Два астронома из Обсерватории, расположенной в Платоне. Подъехали сюда на тракторе, я решил, что вы захотите на них посмотреть.

– Обязательно. Ваши фамилии?

Следующую четверть часа заняла скучная, утомительная процедура выяснения и тщательного записывания всех данных молодых астрономов и обстоятельств их поездки; затем была организована связь с Обсерваторией. Так что теперь, мрачно подумал Уилер, крику не оберешься. Раньше друзья из центра связи отмечали передвижения «Фердинанда» только так, на случай несчастья, но теперь им придется доложить о происходящем начальству.

Выяснив окончательно, что Уилер – это Уилер, а Джеймисон – Джеймисон, хозяин грандиозного стола некоторое время хмуро их созерцал; постепенно его лицо разгладилось.

– Вы сами видите, сколько из-за вас хлопот. Нам и в голову не приходило опасаться здесь неожиданных посетителей, иначе мы поставили бы предупредительные знаки. Вы подъехали сюда прямо, не скрываясь, и это очень разумно – у нас, естественно, есть средства, позволяющие обнаружить любого гостя, сколько бы он ни прятался. Как бы то ни было, теперь вы здесь, и я думаю, в этом нет ничего особенно страшного. Как вы скорее всего уже догадались, это – правительственный проект, который пока что держится в секрете. Домой я вас отпущу, но сначала – две небольшие просьбы.

– Какие такие просьбы? – недоверчиво поинтересовался Джеймисон.

– Я хочу, чтобы вы обещали не рассказывать об этой поездке ничего, кроме самого необходимого минимума. Ваши сотрудники знают, куда вы направлялись, так что полного секрета никак не получится. Просто не вдавайтесь в подробные объяснения – вот и все.

– Хорошо, – согласился Джеймисон. – А вторая просьба?

– Если кто-либо начнет вас настойчиво расспрашивать и вообще проявит излишний интерес к этому вашему приключению – незамедлительно поставьте нас в известность. Вот, собственно, и все. Счастливого пути.

Уилер долго не мог успокоиться.

– Ну и наглец! – продолжал негодовать он, занимая свое место в тракторе. – Ведь даже закурить не предложил.

– А вот я считаю, – негромко заметил Джеймисон, – нам еще сильно повезло, что так дешево отделались. Они заняты делом и настроены весьма серьезно.

– Хотел бы я знать, каким именно делом. Неужели это действительно шахта? И чего бы, спрашивается, ради кто-то решил копаться в куче шлака, именуемой «Море Дождей»?

– Думаю, шахта. Подъезжая, я заметил по другую сторону купола нечто очень похожее на бурильную установку. Непонятно только, с какой такой стати все эти шпионские страсти.

– Объяснение может быть одно – они обнаружили здесь нечто такое, о чем не должна знать Федерация.

– В каковом случае и мы тоже вряд ли что-нибудь узнаем, а потому не стоит и голову зря ломать. Переходя к вещам более насущным – куда мы теперь?

– Давай держаться первоначального плана. Вполне возможно, следующая наша поездка на «Фердинанде» состоится ой как не скоро, так что используем эту на полную катушку. К тому же мне давно хочется посмотреть на Залив Радуги вблизи.

– Это же добрых три сотни километров на восток.

– Да, но ты же сам говорил, что местность довольно гладкая, если держаться подальше от гор. Доберемся часов за пять. Я вожу машину достаточно прилично, если устанешь – подменю.

– В незнакомом месте это слишком рискованно. Давай сойдемся на том, что я довезу тебя до мыса Лапласа. Ты поглазеешь оттуда на свой драгоценный залив, а потом поведешь машину домой, дорога будет уже проложена. Только не сбивайся с колеи.

Уилер с радостью согласился; у него были сильные и, как теперь выяснилось, несправедливые опасения, что Джеймисон плюнет на все договоренности и двинет прямо в Обсерваторию.

Следующие три часа они ползли вдоль подножия Тенерифских гор, а затем свернули к Прямому хребту – совершенно изолированной полоске гор, представляющей собой нечто вроде слабого отзвука могучих Альп. Теперь Джеймисон вел трактор с предельной внимательностью – незнакомая местность не позволяла расслабляться. Время от времени он указывал на известные ориентиры, и Уилер сверял их по фотографической карте.

Километрах в десяти к востоку от Прямого хребта они сделали остановку и ознакомились с содержимым коробок, полученных на кухне Обсерватории. В одном из уголков кабины был оборудован крохотный камбуз, однако пользоваться им сегодня никто не собирался, ну разве что при каких-нибудь чрезвычайных обстоятельствах. Ни Уилер, ни Джеймисон не любили, да толком и не умели, готовить; к тому же, считал каждый из них, к чему все эти хлопоты? Выходной у нас или не выходной?

– Сид, – неожиданно начал Уилер между двумя кусками сандвича, – а что ты вообще думаешь о Федерации? Ты встречался с этими ребятами гораздо больше моего.

– Да, и мне они нравятся. Жаль, что ты не видел последнюю команду – их было около десятка, изучали конструкцию телескопа. Они думают построить пятнадцатиметровый прибор на одном из спутников Сатурна.

– Вот это да! Я всегда говорил, что мы сидим слишком близко к Солнцу. Они избавятся от влияния зодиакального света и прочего мусора, которого вокруг внутренних планет навалом. Но я не про то – было по этим ребятам похоже, что они готовы поцапаться с Землей?

– Трудно сказать. Очень дружелюбные и раскованные, но это же они с нами, ученые с учеными. Будь мы политиками или работниками государственной службы, все могло бы выглядеть совсем иначе.

– Да мы же и есть работники государственной службы! Наш драгоценный бухгалтер Садлер напоминал мне об этом только вчера.

– Конечно, но мы хотя бы научные работники государственной службы, а это – совсем другое дело. Можно с уверенностью сказать, что приезжающие к нам ребята далеко не в восторге от Земли, хотя вежливость не позволяла им об этом и заикаться. А насчет оскорбительности квот по металлам – тут уже они высказывались вслух, и неоднократно. Их главный довод состоял в том, что Федерация испытывает в освоении внешних планет значительно больше трудностей, чем мы, и что половина металлов, используемых Землей, транжирится попусту.

– Ну и кто же, ты думаешь, прав?

– Трудно сказать, ведь очень многого мы просто не знаем. Но на Земле есть уйма людей, которые боятся Федерации и не хотят, чтобы она становилась сильнее. Федералы прекрасно об этом осведомлены; не исключено, что однажды они устанут спорить и начнут попросту хапать все, до чего руки дотянутся.

Джеймисон скомкал обертки от сандвичей и закинул их в мусорный ящик. Затем взглянул на часы и направился к водительскому месту.

– Пора двигаться. Уже выпадаем из графика.

От Прямого хребта они свернули на юго-восток, и вскоре из-за горизонта поднялся мыс Лапласа. Огибая этот огромный каменный массив, Джеймисон вдруг притормозил и показал рукой куда-то в сторону. Неожиданное зрелище располагало к печальным размышлениям: изуродованные останки трактора, а рядом с ними – груда каменных глыб, увенчанная металлическим крестом. Судя по всему, трактор погиб от взрыва топливных баков, и очень давно – Уилер никогда не видел такой допотопной модели. Он ничуть не удивился, услышав от Джеймисона, что несчастье произошло чуть не целый век назад – и через тысячу лет и через миллион обломки останутся точно такими же, как сейчас.

Впереди показалась могучая северная стена Залива Радуг. Миллионы лет назад здесь была равнина, окруженная замкнутым кольцом гор, – кратер, один из самых больших на Луне. Однако катаклизм, сформировавший Море Дождей, разрушил попутно всю южную часть стены, превратив ее в серповидный хребет; концы этого хребта – мыс Гераклидов и мыс Лапласа – смотрят друг на друга через всю ширину залива, вспоминая о тех далеких днях, когда они были соединены цепью четырехкилометровых гор, от которых остались теперь только немногочисленные холмики.