Харитон затряс головой. Да ну, не было этого и быть не могло. Это тюремщики насылают видения, смеются над ним, подлюки. Но он ещё покажет, как надо жить.

Уснуть и пообедать, хотя бы во сне, не удалось. Извалявшись без толку, Харитон понял, что ни хавки, ни воды не получит, пока не отработает урок в известковой штольне. Кряхтя и постанывая, поднялся, прошёл в забой. Первые удары были немощны и нерезультативны, потом втянулся в работу, на пол посыпалась крошка, в глаза полетела пыль. Обстучал ступеньку, взгромоздился на неё, начал обрабатывать нависающий свод. Всё выше, и выше, и выше, на целых двадцать сантиметров.

Устал, решил, что на сегодня достаточно. Из большого стакана сумел добыть каплю воды, которой не хватило даже, чтобы смочить рассохшийся язык.

Свернулся на топчане наподобие сдохшей собачонки и, наконец, уснул.

— Слептов Харитон, — проговорил Харитон в окошечко, хотя кассирша, конечно, знала, кто он такой, и зарплату выдавала, не требуя документов. Но на этот раз денег не оказалось.

— Ваша зарплата уже получена, — объявила кассирша.

— Как? Кем? — возмутился Харитон.

— Вашей женой. От неё заявление было, что вы денег в семью не приносите, всё пропиваете. Вот директор и распорядился зарплату выдавать под расписку ей, — кассирша показала ведомость, где напротив Харитоновой фамилии стояла аккуратная подпись Анны.

— По какому праву?! — взвыл Харитон. — Она и вовсе мне не жена, так, сожительница. И она ещё будет на мои денежки жировать? Я не согласный!

— Вот уж не знаю, жена она вам или кто ещё, но только у вас каждый месяц по четыре, а то и пять прогулов: после аванса и после зарплаты. Директор сказал: не бросите пить — уволят по статье. Покрывать вас больше никто не будет.

— Я один на весь город! Без меня не обойдётесь!

— Ну-ну… Это «Скания» одна на весь город, а на ваше место — семеро в шляпах. Так что скажите спасибо жене, или кто она там. Директор сказал, что работаете вы до первого прогула. И чтобы пьяным никто вас на машине не видел.

Побитым псом Харитон вышел из управления Спецтранса. И, как специально, встретился с Анной, которая не иначе как поджидала его.

— Деньги давай, — мрачно потребовал Харитон.

— Харчик, я же тебя по-хорошему просила…

— И не смей меня так называть!

— Хорошо, не буду. Но ведь я тебя по-хорошему просила: поедем, закодируешься, и всё у нас будет прекрасно.

— У меня и так всё прекрасно. Я и вовсе не пью.

— Как же, не пьёшь, только в глотку льёшь. С каждой получки в запой уходишь. Раньше так не было, а теперь не просыхаешь. Дождёшься, что тебя с работы выгонят или переведут с лопатой мусор разгребать.

— Да кто меня выгонит?

— Выгонят, Харчик, ещё как выгонят. Меня ваш директор вызывал, как в школу вызывают родителей всяких неслухов. Директор мне и сказал, чтобы я заявление писала. А иначе, говорит, выпрем по статье.

— Вот, значит, оно как… Но ты деньги-то давай сюда.

— Нет у меня денег. Я их Антону отдала, у него целее будут.

Ещё одна головная боль: Аннин сын. Вырос шкет, силу почуял и строит из себя хозяина. Анну теперь и пальцем не тронь, сынуля заступится. Сам ещё не зарабатывает, стипендия в колледже такая, что Харитон на пивных банках больше выколачивает, а семейный бюджет в кулаке держит и родному отчиму копейки не даёт.

Выгнать бы их обоих на хрен, только не получится, дом-то Аннин. И самому не уйти, материн дом завалился, и жить там нельзя. Когда мать померла, Харитон и не помнил, знал только, что всё имущество до последней сковородки перетаскал к Хапычу, а деньги потом куда-то растворились. Если бы в доме жить, то он бы ещё постоял, а так осталась развалина, и на дрова никто не возьмёт.

Харитон стоял потерянный, не зная, что сказать. Анна полезла в кошелёк, вытащила сотенную бумажку.

— На вот тебе, на карманные расходы.

Харитон хотел вскинуться, гордо ответить, но сник и взял сотняжку.

Вот тебе и отдохнул с получки! Расщедрилась благоверная на баночку пива, словно ничего больше в жизни он не заслужил.

Харитон не мог вспомнить, сколько прошло дней, занятых долбёжкой, и ночей, исполненных бестолковщины. Сны уже не оскорбляли и не обижали. Его просто мотало из злого, неправдоподобного сна в злобную подземную явь. Есть уже не хотелось, и даже пить не очень. Смутно вспоминалась слышанная где-то фраза: «Неиссякаемый источник живой воды». Где тот источник? Харитон радовался, что в его норе нет зеркала. Страшно было бы взглянуть на себя. Иногда он разглядывал свои руки, исхудавшие до того, что у скелета краше. Никуда прорубиться Харитон уже не надеялся, работал лишь потому, что знал: иначе уснуть не получится. Сны Харитон тоже ненавидел, стараясь не запоминать, и они покорно забывались, оставляя в памяти отдельные, особо издевательские моменты. Но Харитон знал, что всё это неправда и настоящая жизнь будет совершенно другой.

Анну он бросит к чертям собачьим, а сам женится на молодой и красивой девушке. Антон, сопляк, привёл в гости девчонку, с матерью познакомить. Девочка красивая до изумления, Антону на такую даже издали смотреть нельзя, а он губы раскатал, щенок. Вот на ней Харитон и женится, жить они станут по-настоящему хорошо, а Антон пусть слюни глотает. Работать Харитон станет шофёром на шаланде: возить в Москву и Питер строительные вагончики, которые колотят на Деревообрабатывающем. Один вагончик в кузове, другой в прицепе. Заработки там хорошие, хватит и на жизнь, и на отдых. На обратном пути можно какой-нибудь левый груз зацепить — тоже прибыток.

Главное, избавиться от подземной мутотени и от безумия, рождённого таблеткой.

Харитон разлепил глаза, для чего пришлось протереть их тыльной стороной ладони, с трудом поднялся, склонился над столом. Все силы уходили на то, чтобы не вспоминать, что привиделось на этот раз. Наверняка, опять какая-нибудь пакость. Лизнул перемазь, сморщился. Было бы чем — стошнило бы. А так пустой желудок только конвульсивно сжался.

Потом, все дела потом. Сейчас главное — избыть барщину, без которой его даже в воображении не выпустят из одиночной камеры. Качнулся в сторону штольни, раз и другой врубился в известковую плиту и вдруг обнаружил, что сидит на ступеньке, прислонившись тяжёлой головой к стене.

Руки чужие, ноги чужие, своя только усталость. Харитон чувствовал, что засыпает, здесь, во владениях жука-людоеда, не выполнив дневной нормы по прокладке тоннеля, ведущего никуда. И, главное, не проглотив спасительной таблетки. Таблеточки…

Глаза неудержимо слипались. Кайлушка выскользнула из рук и забрякала по вырубленным ступеням.

Белый потолок нависал над ним, и не было там ни единого следа от удара кайлом. Ещё над головой на металлическом штыре висела банка, из которой по трубочке медленно стекали капли. Харитон с трудом скосил глаза и увидал, что рядом сидит Анна.

— Очнулся, — сказала Анна. — Теперь пойдёшь на поправку.

— Нет уж, — прошептал Харитон. — Бобик сдох.

— Нельзя так говорить. Доктора тебя на ноги поставят.

— Жил Харчик, сдох Харчик. И не было у него в жизни ничегошеньки.

— Как это не было? Мы же с тобой вместе жили, не хуже других. Как все люди жили.

— Как люди, — беззвучно повторил Харитон, уплывая в небытие. — Всю жизнь в стену долбился, и всё впустую.