Катя стала уговаривать бабку махнуть за Волгу.

Авдотья уставилась на нее коровьими глазами.

- А что, разве Одолень сдадут?

- Не сдадут.

- А зачем нам за Волгу? Я хочу своими глазами увидать Сталина.

- Так для этого надо ехать в Ставку, - сказал Фрол.

- Зачем мне ехать, когда он сам приехал на Волгу сокрушить Гитлера. Как Деникина в гражданскую кровопролитную.

- Откуда тебе известно о его приезде? - склонился к ней сосед, и в лице, в глазах его было столько готовности верить, что и Катя заразилась этим же чувством.

- В народе зря говорить не будут, - уверяла бабушка.

"Не нужно опровергать категорически слухов о вожде, - думала Катя. Пусть будет так".

Дедушка Фрол с почтительным удивлением глядел на бледное, вдохновенное лицо своей старухи.

- В древности во время жестокой сечи русских с сыроядцами появлялся Егорий Победоносец на белом коне и разил недругов, - сказал сосед, невесело посмеиваясь.

Бабушка угрожающе гортанно оборвала его:

- Гогочешь неуместно!

Собрала Катя нескольких старух и стариков, увела на берег, а пока с дедом ходила за баркасом, бабушка исчезла. Нашли ее в своем огороде в щели - углубляла, выбрасывая землю совком.

- Тут я буду помирать. А ты кто такая?

- Это я, бабаня. - Катя одергивала гимнастерку. - Не узнаешь? Я, Катя.

- Какая такая Катя?

Катя наклонилась к бабке, с испугом и огорчением заглядывая в ее лицо, чуть не плача.

- Да твоя я внучка, ну дочь Сергея. Катька я!

- Никаких Катек я не знаю. Я еще молодая.

Фрол, примирение и грустно, сказал:

- Догадливости нет в тебе, Катька: барышне всего шестнадцатый годик пошел, а ты во внучки набиваешься...

От контузии это у нее... пройдет.

Авдотья выпростала из-под платка бледно-желтое ухо, тревожно всматривалась в своего старика.

- Тута я буду помирать...

12

В райисполкоме не помышляли об эвакуации. За дверью в кабинете председателя гремел голос Гоникияа.

Катя, кивнув секретарше, вошла в кабинет.

Не сразу узнала Антипова - землею взялось лицо, мученическое, с залысинами, удлинявшими высокий лоб. АНТИПОВ стоял навытяжку, свисала с его плеч гимнастерка, - Заявлениями, врачебными справками хочешь разжалобить! - кричал на него Гоникин, закогтив в левом кулаке что-то белое, будто вырвал горсть перьев из подкрылка курицы, правая рука в лубке тяжелела на перевязи под кителем внапашку. - Кучу справок о расстройстве живота двинул на меня, чтобы за Волгу на диетические харчи благословил я тебя, а?

Кулак Гоникина напоминал лапу кобчика, закогтившую добычу. Пальцы растопырились, на стол упали бумажки, как яичная скорлупа.

- Вот они твои справки, - уже тпше сказал Гсвпкин. - Извини меня, Катя, но этот человек перетрусил малость.

Катя и без справок видела по желто-квелому липу и провалившимся глазам Антппова, что до последней капли испит он хворью. Его место в госпитале.

ГОЕПКИН с холодной жестокостью упрекал Антппова в том, что и прежде на посту председателя райисполкома он плохо работал и отделался легким испугом. Гоникин сулил ему военный трибунал незамедлительно.

Катя попросила Антипова выйти в коридор на несколько минут, и когда тот шагом измутузенного доходяги, шаркая сандалиями, вышел, она села и Гонпкгшу велела сесть.

Устало, тихо сказала, что произвол, пусть и мотивированный даже самыми высокими побуждениями, опасен, - она уже перестала замечать, что все чаще говорит языком Афанасия Чекмарева.

Зато Гоникпн видел это и страдал от этого. Он, сопя, изжевал мундштук папиросы, выплюнул. Катя проследила за полетом окурка от красно-горячих губ Гоникпна до урны в углу.

- Мне, что же, уговаривать этого типа, чтобы он исполнял своп долг, предпочел бы умереть под огнем, чем неделей позже от болезни пищевода? Гоникпн оправдывался перед Катей, искал в ней еслп не сочувствия, то хотя бы понимания.

"Павел очень уморился, в глазах у него рябит", - подумала Катя так, как подумал бы Афанасий Чекмарев.

Она встала и, касаясь здоровой руки Павла, передала ему приказ Чекмарева перебираться за Волгу.

По лицу Гоникина, проминая щеки, прошла усмешка.

- Знаешь что... Иди ты со своим Чекмзревым...

- Паша!

- Я что, ослеп, что лп? Не вижу твоего отношения к Афоньке? Меня, значит, за Волгу, а сама геройствовать под... руководством Чекмарева...

- Павел Павлович, я еду с тобой, - сказала она, как бы покоряясь своей судьбе. И уж так жалко стало ей чего-то, так заломило в груди, что она, уткнувшись лицом в гардины, заплакала.

Дверь открылась, и в комнату вошел Афанасий Чекмарев в армейском обмундировании, с автоматом. За ним - Антппов.

Афанасий достал из кармана бланк, написал на нэм что-то и подал Антипову.

- Переправишься за Волгу, сразу же в совхоз - по ночам будете продовольствие сюда доставлять. Всего хорошего, Максим Мпхалыч.

Афанасий, держал пальцы на кармане гимнастерки, умолял кого-то в самом себе: "Дай мне твердость и ясность мысли, чтобы не сорваться, не унизиться, не показать Гоникину его слезницы". Он вынул бумажку и, не читая, изготовился порвать ее, но голос Гоникина заморозил его пальцы:

- Дальше, товарищ секретарь, молчать не могу: ты покрываешь трусов.

Афанасий развернул бумажку, разгладил на широкой ладони, подул на нее и положил на стол перед Гоникпным.

- Вот твой поэтический рапорт: "Афоня, отпусти маня на фронт, я тут виноватым себя чувствую". На, возьми на память. Фронт сам сюда идет. И ты возмужал за год войны.

- Что ты хочешь этим сказать? Еслп думаешь, что я боюсь фронта... Я и сейчас требую отпустить меня в Действующую армию... Да и твое место там же, товарищ Чекмарев.

- С последней партией детей и женщин вы оба отправитесь за Волгу. Желаю вам удачи... Все, идите.

- Никуда я не поеду. Понял? Даже еслп все сбегут, я останусь с темы, кго будет стоять насмерть.

- Гоникин, еслп ты сорвешь эвакуацию детей, тебя ждет самое худшее.

13

Воздушная тревога и взорвавшаяся на спуске к рекэ бомба разлучили Михееву и Гоникина с Афанаспем: они забились в старую штольню, откуда когда-то брали мел.

Афанасия будто ветром унесло. Да и хватились-то они его лишь в потемках штольни. В глубине сидели и лежали на своих пальто и фуфайках старые женщины, совсем древяие старики. Начальником всех этих бабок и дедов был Игнат Чекмарев: по глухоте ли своей (заложило уши в последнюю бомбежку) или по старческой мудрости он совсем не обращал внимания на звонкое буханье зениток - у з хода лежал на рундуке, вытянув длинные ноги наружу.

Нагнувшись, Гоникнн увидел, что командир пенсионеров спал непробудно время приспело ему спать. На бритом, сухом, без морщин лпце удивительно кругло расстегнулся под усами рот с младенчески белыми зубами.

Гоникин рассказал Кате: ходил слух, будто на месте выпавших зубов выросли молочные и будто бы вышедшая за него вдова Варвара похвалялась: вместе с зубами взыграла у старика совсем юношеская прыть.

"Да что с ним творится? Откуда эта грубость и злость?" - Катя замерла в опасении, что Гоникин вот-вот скажет что-то непоправимое.

Варя сидела на земле рядом с рундуком, на котором спал воевода, подбирала выпадавшие из кармана его пиджака разноцветные гальки - насбирал пх на берегу во время своей боевой вахты. Перехватив взгляд Гоникина, сна свяла с себя вязаную кофту и осторожно накинула на лицо глубоко спавшего супруга.

Бомба взорвалась понпже ступенек в штольню. Удушливая волна тола доплеснулась до Кати, и ее стало мутить.

Гоникин загородил ее от глаза Рябишша, - когда он вошел, они не заметили.

- Ну, что смотришь? - четко заговорил Гоннкив. - Что стопшь?

Рябинин пожал плечами, растолкал Игната Чекмарева, минуту застил свет у выхода, потом ушел.

- Наше спасение, Катя, в руках Кольки Рябннина.

Чекмарев ему поручил командовать...

- Ну, не надо. Ты же не такой злой, Павел.