- Жить надо? А жить не с кем, вот и живешь с кем попало.
- Я не пью. И вы не пейте, - растерянно сказала Катя.
- Мужа не теряла? - выпалила Федора, расправляя коренасто и широко плечи. - А у меня трата в мужиках.
Не стоят мужики на дворе... Вот этот бзыкнул из семьи, как телок со двора, - с презрительной слезой глянула на Гоникина. - А когда студентом был, на руках носил. И тятю с маманей хвалил. Как же, ведь кормили, поили, обстирывали. Тятя в партию его сосватал. А уж я-то ноги его мыла, только что омывки не пила. А теперь дикая и гемная для него. Правда, ушел он совестливо - заместителя подсунул, приятеля своего Корнея Сиротина... А он, Корней-то, возьми да и сгинь на фронте. Пропал - ни писем, пи известия. Знала бы, тебя припугнула бы парткомом, он, партком-то, протоколом заналыгал бы тебя, Павлик, как бычка проходливого. И я не маялась бы солдаткой.
Эти запоздалые упреки покинутой женщины не роняли Гоникина во мнении Кати, они скорее оправдывали его, чем винили. И хоть не по себе было ей, она крепилась.
"Просто они не пара. Он светится, а она - глина необожженная. Явно наговаривает на Павла".
- Я сватаю Федору за Кольку Рябинипа - брезгует:
мол, одноглазый. А что? На фронте потерял глаз, человек смирный и твердый, жалостливый, - говорила Поля Гоипкину.
- Рябинин папику пе разводит? - спросил Гопикин.
- Какую панику? Он, кажется, даже спирт пе разводит. Смурной молчун. Давайте и мы пощекотим стаканчики, а тогда уж я скажу, кто нас обижает.
- Ну что т, пощекотите, Полина Петровна, - сказал молчавший все время Чекмарев.
Поля ветром слетала в кочегарку, принесла кувшин кислушки, лук и печеную картошку с крупной баскунчакской солью.
Из дверей кочегарки вышел Рябинин с узелком, постоял как вкопанный, потом зашагал по тропинке к лесу.
- Позвали бы его. Иль не пара? - сказал Гоникин.
- У него гость... - уклонилась Поля. - Не с того ли света пришел. К Рябинину и такой запросто может заявиться в паше-то время.
- Он как? На головные боли не жалуется? - потихоньку копал Гоникин.
- По ночам в непогоду стонет во сне... спит в боковушке при кочегарке.
Катя настораживалась, посматривала на Чекмарева, по так и не встретилась с ним взглядом. Налил он себе кислушки, кивнул молча всем и еще голубой заовражной дали, выпил и тем же стаканом зачерпнул из ведра воду, отпил глоток и заел луком.
- Мне не надо, - сказала Катя.
- А я тебе не дам, если даже попросишь, - успокоила ее с ласковой твердостью Поля. - Нельзя такую красу самодельной кислушкой травить. Это нас с Федорой никакая кислота не разъест. - Поля выпила, понюхала лук.
Мимо электростанции по железнодорожной ветке две женщины, упираясь сильными ногами в шпалы, катили вагонетку, груженную кайлами, ломами, лопатами, кувалдами. Поля помахала им платком, а они все оглядывались, белозубо улыбаясь, похохатывая, пока не скрылись в разрезе холма.
- Завидки взяли их - с молодцами бражничаем, - сказала Поля. - Ох, пе работа тяжела. Мужиков нетути.
- Да что вы стыд-то потеряли? - возмутилась Катя Михеева.
- Ну, если тебе стыдно, не выходи из дому: по улицам мужики ходют, опи хоть в штанах и рубахах, а и тамто под одежой все равно голые. Так-то, девка.
- Ты, Федора, матушка, нарисуй-ка обидчика подробнее, - сказал Гоникин вроде запросто, но с чужинкой.
- Глаза у тебя, Павлик, смелые, а есть ли власть, мужичок? - едко отозвалась Федора.
- Хватит, даже с избытком, - страшновато припугнул Гоникин.
- Ну что ж, пойди вон в тот дом за тополями. - Федора толкнула плечом бывшего мужа.
- Испугаюсь, за тебя схвачусь.
- Ты уж лучше схватись за столб дыма - падежное.
Разговор этот Павла с Федорой грубо и решительно
убеждал Катю в непримиримой враждебности бывших супругов. "А ведь жили вместе, сын у них..." - думала опа непривычно раздвоенно. Опять взглянула на Афанасия:
спокойное, сосредоточенное лицо.
- Сходи, Павел Павлович, а я тут пока покалякую, очень уж симпатичные женщины, - сказал Афанасий. - Да и ты, Михеева, иди с ним.
8
Гоникин и Михеева отправились к каменному под черепицей дому за высокими зелеными веретенами пирамидальных тополей.
В доме этом, видать, жили богато и не боялись показать достаток свой. На веревках во дворе сушилась одежда - френч, бриджи, шапка и пальто с воротником серого каракуля, белые бурки, осоюзеиные желтой кожей. Как видно, хозяин копировал в одежде ответственных работников.
- Да, - сказал Гоникпн, толкнул локтем Михееву, подмигивая.
На крыльцо вышел невысокий сухой старик с лохматым волкодавом. Долго смотрел на Катю и Гоникипа изпод шляпы тяжелыми черными глазами.
- Кто и откуда? Зачем пожаловали? - пытал старик молодым голосом.
- Мы с завода. Нам бы выпить и закусить, - запросто бойчился Гоникин.
- Аида.
В кухне хозяин закрыл на ключ дверь в горницу, вынул из печки сковородку с жареными карасями, поставил на стол на каменную плитку, потом принес из сеней поллитра водки.
- Ешьте-пейте, как вас... товарищи или просто приятели, люди добрые. С завода вы, говорите? Наезжали ваши на карпа. Пруды рыбные, - говорил хозяин, выпив рюмку, стоя у раскрытых в сени дверей. - Поллитру, туда-сюда, еще можно найти, оторвать от себя, а больше-то в ветути, отклонял он просьбы Гоникина продать ему ящик водки. - Да и зачем вам ящик-то?
- Вы нас не бойтесь, хозяин, познакомимся поближе, помогаем друг другу, время военное, - ловчил Гопикин.
- Время нелегкое... как вас? Сыновья мои на фронте оба. А тут бахчи полить трудно. Насос собираю по деталям - у кого за водку, у кого за кусок мыла. Помогли бы насос собрать - были бы самыми дорогими гостями.
- Ну а кто из заводских-то помогает? - с простодушным участием и готовностью помочь спросил Гоникип.
- А я не рассказываю. И про вас смолчу. У меня все шито-крыто.
- Ладно. Насос будет, и очень сильный! - Гоникин встал, поправляя ремень на поджаром стане. - Давай показывай свои кладовые. И горницу открой.
- Извольте ваш документик на право обыска.
- Шило мыло, обмены. Что за барахолка?
- Павел, ты сначала расплатись за водку с дядей Харитоном, потом уж приступай к воспитательной работе, - сказал из сеней Афанасий, почесывая за ухом волкодава.
- Присядь, Афоня. Гостей провожу, займемся нашим делом, - сказал Харитон. - И ты, Полька, подожди, - велел он стоявшей за спиной Афанасия Новиковой.
- Это что еще за спектакль? - возмутился Гоникин придушенно, кладя на стол деньги.
- С гостей не беру, тем более с председателя райисполкома.
- Вы знаете его? - спросила Катя.
- Я и тебя знаю, раскрасавица. Лесник должен знать всех. Его не видят, а он из кустов, из-за дерева глядит, примечает. А вы тоже мне: мол, заводские мы. Кого замыслили обхитрить?!
Афанасий, помахивая рукой на себя, выманил их во двор.
- Ну? - спросил он Харитона и, перехватив его косой взгляд на Гоникипа и Катю, сказал, что можно при них дело делать.
Лицо Харитона побледнело, строжая на глазах:
- Товарищ Чекмарев, человек тот у меня в горнице. - Уголки губ его дернулись под усами. - Сам заявился к Поле Новиковой, прошу учесть.
- Да, подтверждаю: сам пришел, сдал оружие. Сначала я ужаснулась, похлебку разлила, весь подол измазюкала. Но тут инженер-истопник Коля Рябинин подоспел.
То-то натолкуются - служили вместе вроде. От лишних глаз укрыл у Харитона.
- Самолет кружил на рассвете... Тогда и спрыгнул.
Гоникин засвистел:
- Ситуация!
- Смотреть овражный лес надо. Может, где еще забились, - говорил Харитон Афанасию. - Я пойду.
- Осторожнее, дядя Харитоп, - предостерег Афанасий, принимая от лесника ключ от горницы.
- А то как же? Чай, леса и овраги свои мне сызмальства. И Митрич хитрый. - Лесник потрепал по холке муругого пса, пошел по отложипе к леску, поднявшему со дна оврага темно-зеленые кроны.